Рогнеда. Книга 1
Шрифт:
Онуфрий не стал дожидаться, когда стихнет стук копыт, а повернулся и чуть ли не бегом ринулся в сторону своего дома.
Ватажников в эту ночь Бог миловал. Не встретив стражи и благополучно миновав пустынные улицы, они выехали к харчевне хромого Остапа, где их уже ждали. Сам хозяин взял под уздцы лошадей, отвел в стойла. Один из работников, кривоногий мужик с бельмом на глазу, бережно снял Рогнеду с седла и, взяв на руки словно ребенка, отнес в дом. Пристроив лошадей, вновь появился Остап, вопросительно взглянул на Кистеня.
— Коней себе возьмешь. Лошади добрые, справные и немалых денег стоят. Это тебе вместе платы будет за то, что приютил нас. Да спрячь их до времени, а то больно приметные.
— Ладно. Не впервой, — проворчал тот и исчез в доме.
Кистень подозвал ватажников.
— Значит так… Девку Остап до поры пристроит да подлечит, а нам схорониться надо. Чувствую я, что шумиха вскорости поднимется, и немалая, так что ни к чему нам глаза мозолить.
— И то верно, — Ухват согласно кивнул головой. — Так айда в лес. Там нас никто не сыщет.
— Погодь. Дело одно есть. Бери Молчуна и отправляйтесь к Онуфрию, — блеснул взглядом на Ухвата. Тот все понял без слов, согласно кивнул головой.
— Сделаем, атаман, не сумлевайся, — ощерил в улыбке гнилые зубы.
— Только тихо, без шума. И так нашумели вдосталь. Золото, что при нем найдете, себе возьмете. Мне оно без надобности. Раз сам отдал в руки Онуфрию, обратно не возьму.
Кистень отвернулся, пробормотал вполголоса:
— Одна Онуфрию дорога — на тот свет. Хоть и помог нам, но хлипок. Чуть прижмут, и сдаст нас со всеми потрохами. Потому и сделаете, как велел.
— Так, может, и Ульяшку этого — того? — молчавший до сих пор Митрий встрял в разговор.
— Нет. Пущай еще живет. Мнится мне, что девка эта, очнувшись, не больно разговорчива будет. Раз под батогами молчала, то и перед нами может рта не раскрыть.
— Выпытаем, — протянул Митрий.
— А если не выпытаешь? Или еще хуже — она возьмет да и помрет. Тогда что? — Митрий пожал плечами. — А тогда мы вьюноша этого, Ульяна, ей и представим. Думается мне, что, узрев дружка своего, она намного сговорчивее станет.
Ватажники молчали, в который раз поразившись хитрости и прозорливости атамана.
— Все, отправляйтесь, — велел Ухвату. — Да поспешайте, чтоб до первых петухов успеть. Встретимся там, где обычно.
Ухват кивнул Молчуну, они завернули за угол дома и затерялись среди пристроек.
— Мы до утра здесь подождем. Как ворота откроют, то за город подадимся. — Кистень лег на охапку сена. Рядом храпели кони, да вдалеке слышался собачий лай. — Давай что ль вздремнем чуток.
— Остап-то не обманет? — Митрий пристроился рядом.
— Нет, не должен. Многим он мне обязан. Знает — ежели что, со дна морского достану и там же утоплю… Спи давай, не приставай с расспросами.
Медведица была огромной. На две, а то и на три головы выше самого здорового мужика. Оскалившись и рыча, она отбивалась от наседавшей своры собак. За спиной, примкнув к телу матери, испуганно повизгивали два медвежонка. Медведица очередной раз махнула лапой с острыми когтями, и потерявший осторожность в пылу охоты пес с раскроенной головой отлетел в сторону и покатился кубарем, ломая мелкий кустарник. Тут же две собаки с вывороченными кишками пытались отползти в сторону. Свора продолжала наседать, зверея от запаха крови, близкой добычи и древнего инстинкта, берущего верх над чувством самосохранения.
Немного поодаль, полукругом, стояли ловчие и ждали, когда свора совсем истомит лесного хозяина и тогда можно приступить к главному. Мужики стояли, кто с луком, кто с рогатиной и ждали знака посадника.
Фирс Матвеич продрался сквозь молодой ельник, взглянул на загнанного зверя и почувствовал, как в жилах забурлила кровь. Зверь был хорош, поднять такого давно не удавалось. Достал из-за голенища сапога нож с кривым лезвием, провел пальцем по острой кромке, слизнул показавшиеся капельки крови. Сердце застучало, готовое вырваться из груди.
— Собак отгоняйте!!! — крикнул зычно, стараясь перекричать собачий гомон.
За спиной расслышал хруст сухого валежника. Недовольно обернулся и сквозь редкие ветви разглядел знакомые очертания завернутого во все черное человека. Страсть к охоте вмиг пропала, будто ее и не было вовсе. Посадник засунул нож за голенище, последний раз взглянул на почти поверженного зверя и оборотился к всаднику.
Дашка спрыгнула на землю, потрепала по холке всхрапывающего коня, скинула капюшон. Серыми глазами взглянула на посадника.
— С какими вестями прибыла? Где так долго пропадала? Я уже и ждать перестал. Думал — все, покинула хозяина.
Дашка поверх головы посмотрела на затравленную медведицу, откинула со лба русую прядь.
— Чего зверя зря мучаешь? Вели сразу прибить, а не терзать собаками.
— Своевольничаешь, девка!!! — Фирс Матвеич недовольно притопнул ногой. — Смотри, доиграешься!
— Прости, боярин, — Дашка склонила голову, решив зря не злить посадника.
— Прости, — протянул тот, успокаиваясь. — Говори, с чем пожаловала. Не зря съездила?
— Зря, боярин. Все окрестные земли излазила, но так ничего стоящего и не нашла. Не знает никто про клад тот. А если и знает, то молчит.
— Значит, плохо искала.
— Как могла, боярин.
— Ладно, чего теперь судить-то. Одна теперича у меня зацепка осталась, ее и буду до конца раскручивать. Другого выхода не вижу.
Дашка кашлянула за спиной. Посадник, все еще в тягостных думах, поворотился.
— Чего еще? Вижу по твоей роже смазливой, что не все сказала, держишь груз за пазухой, боишься выпустить… Говори!!!