Роковая любовь немецкой принцессы
Шрифт:
– Вашему высочеству не нравится? – расстроился де Ласси.
– Очень нравится, – кивнул Павел. – Оно похоже на мое любимое вино, которое я всегда пью за обедом… у него особенный, чуточку вишневый привкус. Однако после того вина я всегда хочу спать и даже задремываю прямо за столом. Но это дома. Одно дело, если я посплю при Вил… э-э, при Натали и графе Андрее, а совсем другое дело – в столь многолюдном собрании.
Он засмеялся, и все засмеялись вокруг.
Екатерина, вскинув брови, смотрела на сына:
– И давно тобой такая послеобеденная сонливость стала владеть?
– Да так, не помню, – легкомысленно ответил Павел.
Екатерина с опаской отхлебнула из своего бокала и улыбнулась:
– Ну а мне спать решительно не хочется! Тем более что впереди бал!
Гости вставали из-за стола. Екатерина исподлобья поглядывала на сына, потом на невестку и Разумовского. Эти двое стремительно переглянулись – на лицах плохо скрываемая тревога.
Екатерина слегка повела бровями на сына – Потемкин чуть приметно кивнул. Сделала знак Прасковье Александровне, указывая на Наталью и Разумовского, – та осуждающе поджала губы…
– Эй, – проворчал Ганс Шнитке и пнул кучера, лежащего на земле. – Что это с тобой? Неужто уютно тебе спать в луже?
Кучер – он был немец, тоже приехал из Гессенской земли, чтобы принцесса не чувствовала себя одинокой, – с трудом разлепил глаза, которые заливало дождем.
Поворочался неуклюже – Ганс помог ему подняться.
– Ничего не понимаю, – простонал кучер, хватаясь за голову, которая так и разламывалась от боли. – Я сидел на козлах, ну, дремал… я не помню, как свалился! И даже дождь не помешал мне уснуть!
– Может быть, ты перед отъездом выпил лишнего? – сказал Ганс, помогая кучеру подняться. – Ну давай, очнись: гости начинают разъезжаться. Господа должны еще вернуться в свой дворец, чтобы переодеться перед балом.
– Голова раскалывается, – причитал кучер. – Я, наверное, стукнулся головой…
– Не знаю, чем ты там стукнулся, – зло ответил Ганс. – Посмотри за лошадьми, а я тут огляжусь…
– Кого ты ищешь? – удивился кучер, всматриваясь в глубину аллеи, в которой стояла карета великих князей.
Ганс молчал, сжимая и разжимая кулаки.
Кого он ищет! Дьяволицу, вот кого. Конечно, она уже исчезла, скрылась вместе со своим пособником, но вдруг?..
Внезапно какое-то шевеленье почудилось в кустах. Ганс кинулся туда, протянул руку в сплетенье листвы, схватил кого-то… Хрупкие плечи, тонкий стан…
Женщина!
– Ага! – выдохнул Ганс с ненавистью. – Теперь я буду говорить, а ты меня слушать!
– Пусти меня! – застонала женщина. – Ты с ума сошел!
Она говорила по-русски.
Звук ее голоса, незнакомые слова отрезвили Ганса. Его пальцы, которые уже почти стиснулись на горле женщины, разжались. Он схватил ее за плечи и потащил к затейливому фонарю, стоявшему на повороте аллеи.
На самом деле в этом не было необходимости, он уже заранее знал, что это – не та, не та женщина, с которой он говорил в карете.
Но на всякий случай всмотрелся в сумеречном свете в ее лицо.
Не та! Молоденькая, совсем девчонка, хорошо одетая… что она делает тут, в кустах?
Да не все ли равно? Это не она!
Ганс с такой силой оттолкнул от себя девушку, что она отлетела на несколько шагов и не упала только чудом.
– Сумасшедший! – крикнула девушка тонким, пронзительным голосом. – Я все знаю про тебя!
Но она говорила по-русски, и он ничего не понял.
Зло ощерился – спохватившаяся девушка испуганно взвизгнула и бросилась наутек.
Ганс схватился руками за голову.
Надо справиться с собой. Никто ничего не должен заподозрить. Эта девка, которую он по ошибке чуть не придушил, – наверное, чья-то служанка, которая влезла в кусты, чтобы справить нужду. Она ничего не могла видеть, а если и видела – то лишь неизвестных мужчину и женщину, которые выбрались из кареты великих князей и канули в ночи. Мало ли кто они могли быть! В любом случае она не слышала ни одного слова из того разговора.
Никто не узнает. Главное, чтобы ничего не узнала принцесса. Это нужно обеспечить любой ценой. Ганс не перенесет, если всем станет известно…
Нет. Он сделает все, чтобы ничего не вышло наружу! Он на все согласится!
– Эй, карету великих князей подавайте! – раздался крик с крыльца.
Эти русские слова и Ганс Шнитке, и кучер давно выучили наизусть.
Ганс вернулся к карете, огляделся. Почему его не оставляет отвратительное ощущение, будто чьи-то насмешливые, недобрые глаза все еще следят за ним?
Теперь это ощущение, кажется, не оставит его никогда!
Будь оно все проклято… проклято!
– Поль, я решила заняться верховой ездой, – сказала Вильгельмина. – Граф Разумовский обещал сделать из меня отличную наездницу. Но мне нужна амазонка. Разумеется, ее придется выписать из Парижа.
Павел поцеловал руку жены:
– Конечно… однако у нас с вами уже нет денег. Те пятьдесят тысяч, которые нам выдали из казны, давно закончились. Придется снова обратиться к госпоже Загряжской, сестре графа Андрея, чтобы занять денег для вас… Но мы уже так часто это делали… может быть, стоит повременить?
– Ничего, Натали Загряжская с охотой даст мне денег, – отмахнулась Вильгельмина. – Однако, знаете, эта нищенская сумма, которую положили нам на содержание… вообще не понимаю, как можно на нее жить!
– Я тоже не понимаю, – грустно сказал Павел. – Мать безобразно скупа. Я решил поговорить с ней. Я ей все скажу, все, что у меня накипело!
Он вскочил, придя в невероятное возбуждение. Так бывало всегда, стоило какой-то внезапной мысли овладеть его сознанием. Тем более, когда ему казалось, что это отличная, великолепная мысль. Вот как сейчас!