Роковой перекрёсток
Шрифт:
Виктор нехотя провел инспектора наверх, но тот не торопился начинать разговор, делая вид, что внимательно рассматривает коллекцию гравюр на стенах, — ему хотелось помучить собеседника.
— Я пришел к вам неофициально, — наконец произнес он, — и наш разговор не будет приобщен к делу Элизы и Леонтины Фуршон. Однако не обольщайтесь: пусть у меня нет доказательств вашего прямого участия в этом деле, но куда бы ни привело меня расследование — в пансион в Сан-Манде или в жилище Грегуара Мерсье, — вы всюду побывали раньше меня. Кого встречают полицейские, когда приходят арестовывать Луи Дольбреза и Проспера Шарманса? Вас, мсье Легри! Я не поверил путаным объяснениям вашего приказчика, который, по моему мнению, чересчур увлекается романами. У него хватило наглости заявить, что вы вдвоем совершенно случайно прогуливались возле дома Шарманса, с которым он, якобы, познакомился, когда приходил в ломбард, услышали крики и бросились на помощь. Я не вызвал вас в суд только по одной причине: вы спасли жизнь бедняге Шарманса и положили конец серии убийств, которые совершал Дольбрез. И я вам за это благодарен. Поэтому будем считать, что Дольбрез не рассказал мне, как ему удалось пустить вас по ложному следу при помощи записки: помните, в «Мулен-Руж» он сказал вам, что забыл шляпу, а сам тем временем черкнул несколько строк и незаметно подкинул записку в шкафчик Гастона Молина. Полицию он ввел в заблуждение аналогичным способом — оставил литературные цитаты рядом с трупом Ноэми Жерфлер. Если бы вы его не остановили, Дольбрез опубликовал бы в газетах от имени Шарманса признание: якобы они с доктором Оберто совершили все эти преступления, а потом Шарманса убил сообщника и повесился, чтобы уйти от правосудия… Видите, от меня не укрылась ни одна деталь, хотя при упоминании о вас и у владелицы пансиона мадемуазель Бонтам, и у Грегуара Мерсье, и у нашего друга ювелира мгновенно случались приступы забывчивости.
Инспектор отправил в рот несколько лакричных пастилок. Виктор покраснел и опустил глаза.
— Я решился побеспокоить вас, потому что мне не хватает одного вещественного доказательства, и я полагаю, что оно у вас. Видите ли, у меня уже есть все необходимые улики, чтобы выдвинуть обвинение против Луи Дольбреза, вернее Луи Карно, который состоял в любовной связи с Леонтиной Фуршон и играл роль кучера мадам де Сен-Меслен — он так и не смог простить женщину, которая посмеялась над его чувствами и присвоила добычу. У всех этих преступлений, оказывается, один мотив — месть любовнице за предательство. Полагаю, вторая туфелька Элизы, вернее, ее подруги Айрис Мори, у вас. Как видите, я прекрасно осведомлен: простак Грегуар Мерсье и жеманная Коримба Бонтам, которая не смогла устоять перед звоном монет, стали для меня бесценным источником информации. Так вот, если я прав и туфелька у вас, принесите ее и положите на пороге этой комнаты. Я сделаю вид, будто увлеченно листаю «Журналь де вояж», а потом заберу улику и уйду…
Несколькими минутами позже инспектор Лекашер любезно распрощался со всеми, кто был в лавке, и вышел на мороз. Правый карман его мундира оттопыривался, как будто там что-то лежало.
«Эх, долго же потом инспектору придется проветривать мундир, ведь хотя прошло немало времени, от туфельки по-прежнему несет козлом», — подумал Виктор и поспешил на помощь Кэндзи, который нес на полку большую стопку романов Жюля Верна и Александра Дюма.
Жозеф сжимал в руках номер «Пасс-парту», не решаясь развернуть газету. А вдруг там ничего нет? Юноша стоял под навесом напротив книжной лавки, откуда в этот момент выходил инспектор Лекашер. Жозеф поглядел ему вслед и наконец решился. Дрожащими руками он раскрыл газету и прочитал:
Рады сообщить нашим дорогим читателям, что мы начинаем печатать произведение под названием «ЗАГАДКА „ВИЛЛЫ АКВИЛЕГИЙ“», вышедшее из-под пера подающего большие надежды молодого автора Жозефа Пиньо. Действие романа разворачивается в Париже и Лионе. В этом номере мы представляем вашему вниманию первую главу. Не сомневаемся, что автора ждет грандиозный успех.
— Вот видишь, папа, — пробормотал Жозеф, — твой сын стал писателем.
Кэндзи повесил над кроватью картину и отступил на шаг, чтобы полюбоваться. Он уже года полтора хранил этот пейзаж в сундуке, не решаясь признаться, что купил его на выставке в «Золотом солнце». Он боялся, что Виктор неверно истолкует его поступок и приревнует к нему Таша… Но теперь Кэндзи решил: хватит! Ему нечего скрывать, и его больше не волнует мнение окружающих.
Картина называлась «Парижские крыши на рассвете». Глядя на нее, понимаешь, как замечательно дышать полной грудью, видеть, как над городом встает солнце, строить планы на новый день!.. Какое счастье, что нет больше тайн, которые много лет отравляли ему жизнь! Айрис и Виктор узнали правду, и скоро можно будет открыто объявить, что Айрис — его дочь.
Жозеф тоже узнал это, правда, не от самого Кэндзи. Айрис рассказала ему все во время урока английского. А когда ее ученику наконец удалось довольно сносно произнести «father», она нежно погладила его по щеке.
Жозеф давно мечтал, как небрежно бросит на прилавок газету, в которой напечатан отрывок из его романа, и с безразличным видом скажет Виктору, поднимаясь по приставной лесенке:
— Взгляните-ка, по-моему, там на третьей странице напечатано знакомое вам имя.
Юноша не раз проигрывал эту сценку в воображении, но теперь решил, что первым человеком, который узнает о его триумфе, будет вовсе не мсье Легри — а очаровательная юная особа.
Он попросил Айрис спуститься в подвал и помочь ему разобрать давно пылящиеся на полках бульварные романы, которые никто не хотел покупать. Там, внизу, он молча протянул ей номер «Пасс-парту». Девушка пробежала глазами страницу, постояла немного, изумленно глядя на Жозефа, а потом прошептала:
— Тут указано ваше имя! Вот здорово! Когда же вы успели написать целый роман?
— Ночами, после работы. Не нужен особый талант, чтобы описать события, коим ты сам был свидетелем, а если добавить чуточку фантазии… Но вам вовсе не обязательно это читать, я помню, вы говорили, что не любите романы.
— Ну почему же, я…
— Для меня важнее, чтобы вы первой узнали об этом. За романы, знаете ли, неплохо платят.
— Так, значит, мы с вами больше не увидимся? — опустила голову Айрис. — Вы нас покинете?
— Нет, увольняться я пока не собираюсь. Меня, конечно, ждет блестящее будущее, но сразу жить на гонорары вряд ли получится, и надо чем-то зарабатывать на хлеб… К тому же, английский я еще не выучил.
— Так вы остаетесь?! Как я рада! А я могу помочь вам — напечатать ваш следующий роман на папиной печатной машинке… Ему мы, конечно, ничего не скажем.
— Конечно, я… Черт, кажется, в лавку зашел посетитель. Подождите меня здесь, не поднимайтесь пока, ладно? — смущенно пробормотал Жозеф и бросился наверх.
Однако, взбежав по лестнице, он тут же скользнул за стеллажи в надежде остаться незамеченным.
— Только не это, — простонал он.
Кэндзи Мори беседовал с двумя покупательницами: графиней Олимпией де Салиньяк и Рафаэль де Гувелин. Виктор делал вид, что страшно занят.
— Очень рады вновь видеть вас, мадам, — вежливо произнес Кэндзи. — Вы нас совсем забыли.
— Ах, мсье Мори, у меня столько хлопот! Моя племянница Валентина ожидает летом прибавления.
— Какая чудесная новость! Французская нация спасена от вымирания. А как поживает мадам де Бри? — поинтересовался Кэндзи.
— Ей гораздо лучше, и она скоро в четвертый раз выйдет замуж. Ее жених отставной полковник, они познакомились в Ламалу-ле-Бэн. Свадьба назначена на февраль, церемония будет скромная, никаких там подружек невесты и фаты. Мы посоветовали Адальберте надеть серебристое платье и отделанную белым кружевом шляпку с маленькой веточкой флердоранжа.
— Замечательно! У вас прекрасный вкус! — восхитился Кэндзи, скрываясь за прилавком.
— Кстати, мсье Мори, она поручила мне узнать, есть ли у вас полное собрание сочинений Клэр де Шандене. [66]
66
Настоящее имя Эмма Беранже Баньи (1836–1881). Французская писательница второй половины XIX века, автор свыше тридцати романов о жизни военных в провинции.