Роковые иллюзии
Шрифт:
Двое следователей приберегли для Орлова свои самые каверзные вопросы относительно обвинений в причастности к операциям по ликвидации в его бытность представителем НКВД в Испании, свое руководство которыми он отрицал. Служба иммиграции направила также письмо сенатору Бендеру, предлагая рекомендовать сенатскому комитету по юридическим вопросам расследовать обвинения, выдвинутые против Орлова, направив сотрудника в Мехико для беседы, с бывшими министрами республиканского правительства Эрнанде-сом и Видарте. В ходе своих допросов Служба иммиграции намеревалась поставить бывшего представителя НКВД в Испании в затруднительное положение вопросом о роли, которую, как она думала, он играл в сталинской чистке руководства ПОУМ. Однако Орлов был опытным тактиком. Сознавая, что испанская «легенда» является самым слабым местом в его обороне, он, как это и положено любому хорошему генералу, упредил нападение, перейдя в наступление. Представив длинное отпечатанное на машинке заявление с приложением фотокопии соответствующих страниц книг, которые возлагали на него ответственность за убийство Нина, он отмел обвинения Эрнандеса как «клевету». Ставя под сомнение достоверность сведений бывшего испанского министра, Орлов, применив классический сталинский тактический ход, попытался дискредитировать своего обвинителя, утверждая, что Эрнандес является коммунистическим
794
Там же и сообщение местного отделения ФБР в Нью-Йорке 30 сентября 1955 г. Досье Орлова, СИН, ФБР, № 105-22869, ЗСИ.
«Незначительная дополнительная информация» — так Служба иммиграции, которой не удалось вытрясти правду из Орлова, охарактеризовала ФБР результаты двухдневной баталии умов, в которой, несмотря на численное превосходство противника, победил бывший генерал НКВД [795] . Орлов также ввел в бой своих сторонников в конгрессе, которые обрушили свое политическое раздражение на ФБР и Службу иммиграции, написав министру юстиции. Среди этих сторонников был Норман Томас, председатель Американской социалистической партии, который на собственном опыте испытал «красную травлю». Движимый сочувствием, он сказал министру юстиции, что ему следовало бы положить конец существующей в ФБР и Службе иммиграции практике «применять различные законы строго и бюрократически в надежде добиться чего-то от своей жертвы». Томас не только настаивал на скорейшем принятии законопроекта Бендера, но и внушал мысль, что, «по-видимому, есть основания считать, что ФБР и агенты Службы иммиграции фактически отговаривают членов конгресса от проявления заинтересованности в этом деле» [796] . Хотя на основе информации, содержащейся в досье в ФБР, есть все основания считать, что Гувер был бы очень рад, если бы упрямого Орлова депортировали, Служба иммиграции в конце концов сдалась. Один из ее старших должностных лиц поспешил заверить Томаса: «Никаких действий, противоречащих закону США, не предпринималось и не планируется предпринять в дальнейшем в отношении вышеуказанных иностранцев» [797] .
795
Там же.
796
Письмо Герберту Браунеллу от Нормана Томаса, 1 июля 1955 г., приведенное в сообщении нью-йоркского САК директору ФБР, 30 сентября 1955 г. Досье Орлова, СИН, ФБР, № 105-22869, ЗСИ.
797
Письмо Норману Томасу от Олманса Триппа, исполняющего обязанности директора СИН в Нью-Йорке, от 4 сентября 1955 г.
Служба иммиграции прекратила расследование, а дело о депортации Орлова было приостановлено до получения результатов обсуждения частных законопроектов в конгрессе. В отличие от ФБР и Службы иммиграции, Орлов был принят с сочувствием и членами палаты представителей, и сенаторами. Для политиков, привыкших опираться на политическое значение символов, поддержка советского перебежчика была политической демонстрацией в угоду общественному мнению. Сенсационные разоблачения советского диктатора Орловым говорили, по-видимому, о его готовности взять в руки оружие в интересах Соединенных Штатов в «холодной войне». Следователи сената тоже считали, что у Орлова имеется секретная информация, которая подлила бы масла в политический огонь антикоммунизма, который все еще горел у американских избирателей на исходе периода маккартизма. Сенаторы, оказывающие поддержку Орлову в его деле, хотели получить от него не что иное, как какое-нибудь показание, чтобы зажечь костер под подозреваемыми советскими агентами вроде Марка Зборовского, которого намеревались вызвать в сенатский подкомитет по внутренней безопасности. Орлов достаточно хорошо разбирался в политике, чтобы понять, что его сотрудничество на предстоящих слушаниях поможет стряхнуть со своего загривка ФБР и Службу иммиграций и одновременно ускорит принятие законопроекта Бендера, а это позволило бы ему остаться в США.
Дача свидетельских показаний Орловым была назначена на сентябрь 1955 года, когда в подкомитете будут проходить слушания по вопросу о применении закона о внутренней безопасности. В ходе предварительных обсуждений с главным адвокатом подкомитета Дж. Г. Сауруайном Орлов отработал показание, которое он даст против Марка Зборовского, агента НКВД, действовавшего в Париже в ближайшем окружении сына Троцкого Седова в 30-х годах [798] . Навязчивый страх Орлова перед убийством поутих, поскольку его свидетельское показание относилось к рассматриваемому в федеральном суде уголовному делу. Поэтому он будет давать показания на закрытом заседании, тайна его показаний будет сохранена, а протоколы не будут опубликованы в течение семи лет.
798
Сауруайн — Орлову, в папке Орлова, СПВБ, RG 46 NAW.
Во второй половине дня- 25 сентября 1955 г. бывший генерал НКВД в сопровождении жены вошел в кабинет 411 здания сената, чтобы предстать перед подкомитетом по внутренней безопасности. Председательствовал сенатор Джеймс О. Истленд. Орлов повторил свой рассказ о том, что он не мог до своего побега в 1938 году установить личность Зборовского, который проходил под псевдонимом «Этьен». В своих показаниях Орлов заявил, что, когда его допрашивали в предыдущем году в ФБР, он знал Зборовского только под именем «Марк». Он помнил, как тот выглядел, поскольку был свидетелем его встречи с офицером-куратором Алексеевым в одном из парижских парков в 1937 году. Орлов сказал, что уже давал эту информацию, когда беседовал с сотрудниками ФБР. «Я назвал тогда несколько шпионов и рассказал о работе НКВД. Я не знал, что его фамилия Зборовский, и его, вероятно, внесли в картотеку под именем „Марк"», — проявив изворотливость, сказал Орлов [799] .
799
Показания Орлова 25 сентября 1955 г. перед сенатским подкомитетом по внутренней безопасности. Orlov. «Legacy», p. 21.
Он утверждал, что не слышал имени Зборовского до лета 1954
800
Ibid.
Лидия Даллин сначала настойчиво утверждала, что Орлов ошибается, считая ее друга Марка сталинским агентом, который организовал кражу архивов Троцкого, сообщил Москве о местонахождении Рейсса и, возможно, приложил руку к загадочной смерти Седова в парижской клинике. Г-жа Даллин признала, что Орлов прав, только после того, как он вспомнил два конкретных эпизода, касающихся Седова, о которых Зборовский доложил в Москву. Сообщение об этих эпизодах Орлов видел в его досье.
На следующий день после встречи с Даллинами Орлов побывал в кабинете министра юстиции, чтобы сообщить, что Марк Зборовский, ныне натурализованный американский гражданин, является опасным советским агентом. Позже он получил возможность опознать Марка по фотографиям из архивов бюро. В ФБР он выразил обеспокоенность, что г-жа Даллин предупредит Зборовского о его намерении разоблачить его. Орле» сделал все, чтобы убедить ФБР и сенатский подкомитет в том, что советский шпион, которого, по его словам, он разоблачил, является одним из «самых ценных» советских агентов, которого заслали в 1941 году в Соединенные Штаты, чтобы действовать против него [801] .
801
Ibid.
«Я твердо убежден, что этот самый Зборовский все эти годы находился в Соединенных Штатах в качестве агента НКВД, осуществляющего крупномасштабную Шпионскую деятельность, — заявил Орлов. — Я доложил сотруднику ФБР, который обычно приходил ко мне за Информацией, о своем беспокойстве, что русские могут убить меня». Он сказал, что разделяет мнение Даллина, что Зборовский информировал НКВД о местонахождении Рейсса накануне его убийства. Тем не менее сотрудники ФБР сказали Орлову, чтобы он не боялся, поскольку Зборовский теперь сотрудничает с ними [802] .
802
Ibid., p. 23.
Свидетельские показания, которые дал Орлов, были Последствии использованы против Зборовского, когда пять месяцев спустя, 29 февраля 1956 г., он предстал перед сенатским подкомитетом по внутренней бездарности. Однако имеющиеся документы КГБ и ФБР дают основания предполагать, что Зборовский «погорел» не благодаря Орлову, а что он попал в поле зрения ФБР задолго до того, как бывший генерал НКВД предупредил о нем ФБР в декабре 1954 года [803] .
Факты, которые теперь можно установить, показывают, что Зборовский прибыл в Соединенные Штаты в 1941 году, получив от Москвы инструкцию поддерживать связь с Центром через братьев Соб, которые были больше известны под именами Джек Собл и Роберт Соблен. Раньше эта пара руководила операциями Против последователей Троцкого в Германии, и Зборовский стал членом этой сети с прицелом, среди прочих, на Даллинов и Виктора Кравченко, советского дипломата, бежавшего в 1944 году. Зборовский продолжал поддерживать контакты и после войны, когда ни один человек в этой шпионской сети не догадывался, что один из ее членов, Борис Моррос, жизнерадостный голливудский кинопродюсер, был «перевербован» ФБР и стал осведомителем в 1947 году.
803
Эта версия выдвинута Гербертом Ромерштейном и Станиславом Левченко в «The KGB Against the Main Enemy — How the Soviet i Intelligence Service Operates Against the United States». Lexington Books, Massachusetts, 1989, p. 179.
Моррос попал в поле зрения агентов ФБР, когда в 1943 году встречался с Василием Зубилиным, резидентом НКВД, работавшим в советском посольстве в Вашингтоне [804] . ФБР держало Морроса под наблюдением в течение четырех лет, а затем вызвало его на допрос в июле 1947 года. После того как он признался, что работал на советских и руководил «Музыкальной компанией Бориса Морроса», которая имела отделения в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе и служила «крышей» для разведывательных операций, Моррос согласился стать двойным агентом. Поэтому ФБР в течение последующих десяти лет имело возможность контролировать все операции групцы Собла через Морроса, пока в конце концов участники этой агентурной сети не были арестованы в 1957 году. По свидетельству Роберта Ламфира, то, что Зборовский является участником этой шпионской сети, было установлено в 1955 году. Ламфир, высокопоставленный офицер ФБР, занимавшийся контрразведкой, утверждал, что интерес к Зборовскому усилился после того, как у него возникло подозрение, что именно его называют оперативным псевдонимом, принадлежавшим агенту КГБ, который посылал в Москву отчеты о наблюдении за колонией русских белоэмигрантов в Нью-Йорке. Зборовский действовал в США под псевдонимом «Кант», который фигурировал, по-видимому, в отчетах о наблюдении. Эти шифрограммы передавались советским консульством в Нью-Йорке в Москву и перехватывались по проекту «Венона». Ламфир утверждал, что их подозрения подтвердились на допросе Эльзы Верно в нью-йоркском отделении ФБР. Вдову убитого агента НКВД Игнация Рейсса затем проследили до безлюдной дороги в Коннектикуте, где на встрече с Зборовским она предупредила его, что ФБР расспрашивало о нем [805] .
804
Ibid., также см. Boris Morros. «My Ten Years as a Counterspy», Viking Press, New York, 1959, где утверждается, что он был в числе тех, кто пошел в ФБР, но это менее правдоподобно, чем версия ФБР.
805
Интервью с Робертом Ламфером в октябре 1992 года, дополняющее его заявления в «The FBI-KGB War», pp. 87–88.