Роман о Лондоне
Шрифт:
«Савой» самый дорогой и самый роскошный отель в Лондоне, но в этот вечер лондонские жители жаждут ощутить себя причастными к встрече Нового года именно в этом отеле. «Савой» был переполнен публикой вдвое против обычного, но в эту ночь под его музыку, транслирующуюся по радио, танцуют даже те, кто никогда в жизни не перешагнет его порога. Все полны надежд, что новый год будет счастливей предыдущего. В канун Нового года всегда хочется верить в счастье. Когда же в полночь музыка в «Савое» смолкала и куранты на башне Парламента начинали бить полночь, все принимались кричать и целоваться в полной уверенности, что в наступающем году будут счастливы.
Как раз в то время, когда часы
Соседи забеспокоились.
Первым выскочил на улицу сосед, который звался господином Зеленым, за ним появился и сосед справа по имени господин Рождество.
Поднялся переполох и в домах напротив, заметались тени на снегу. Прибежало еще несколько человек.
В окнах соседних домов, на вторых этажах, замаячили женские головы, закутанные в пестрые платки наподобие испанок. Всюду по соседству зажегся свет. Пронесся слух, будто иностранка вскрыла себе вены на руках. Вскоре прибыла белая карета «скорой помощи», из ближайшей больницы. Кто-то вызвал полицию. Вся улица была освещена. Прибыл и сам шеф полиции Милл-Хилла, известный любитель игры в гольф; его мотоцикл заносило на снегу.
Но оказалось, тревога была совершенно напрасной.
Сержант, вбежавший в дом, через несколько минут появился на крыльце и стал успокаивать собравшуюся кучку народа. Никакого покушения на самоубийство не было! Какой вздор! Просто вода с чердака, где обыкновенно в Англии находится цистерна, через лопнувшую трубу протекала в спальню иностранцев. Иностранка испугалась, что вода испортит мебель домовладельца, и кинулась на чердак со свечой в руке, чтобы закрыть кран, и в темноте распорола руку о какой-то гвоздь. Этот иностранец настолько безрукий, что не может воду в доме перекрыть. А водопровод в Англии перекрывается перед домом, рядом с садовой калиткой. Этот поляк, сказал сержант, как и все перемещенные лица, такой ученый, а не в состоянии перекрыть водопровод. На чердак к ним надо подниматься по стремянке. В доме горит всего одна электрическая лампочка. Ключ, которым закрывается водопровод, огромный, как лом, а эти иностранцы понятия не имели, где его держат в доме. (Водопроводные трубы в Англии не замурованы в стены, а пущены снаружи, как и желоба, но иностранцам это невдомек. Когда выдается особенно морозная зима, они лопаются, точно хрустальные.) Иностранец ничего этого не знает и будит соседей.
После того, как эпизод был исчерпан, люди стали расходиться, но поскольку почти все прибежали без шапок, то в толпе слышалось громкое чихание.
Иностранец тем временем, точно оглушенный, стоял, прислонившись к косяку, на свету и тяжело дышал. Люди с любопытством наблюдали, как его жена, приблизившись, гладила его по лицу и тихо приговаривала. Он что-то отвечал одними губами, и если бы соседи могли понять, они бы услышали, как он говорит: «Я больше не могу так жить, Надя. Не могу. В этом мраке, когда вокруг нас столько людей, мы совсем одни. Я не могу больше выносить это одиночество. Ты должна меня оставить. Спасайся».
Стоявшие вблизи были поражены: пока женщине перебинтовывали руку, она улыбалась, спокойно. Рану быстро перевязали, но за все время иностранка не пролила ни единой слезы. Карета «скорой помощи», пустая, вслед за тем уехала. Сержант Вилл, шеф полиции Милл-Хилла, убеждал небольшую группу окруживших
Сержант рассказал, что у иностранца целая батарея бутылок виски, но он к нему не притрагивается. Все эти иностранцы такие чудаки. Сержанта стали спрашивать, почему иностранец не ходит в церковь, как все прочие жители Милл-Хилла, но он ответил: иностранец принадлежит к какой-то восточной христианской секте, однако это не опасно. Жена его занимается продажей кукол в Лондоне — собственноручного изготовления. Кто-то поинтересовался, как этого приезжего зовут. Чудно как-то. Сержант, рассмеявшись, сказал, что в списках членов гольф-клуба его нет, да и заплати ты ему хоть пять фунтов, он все равно не смог бы выговорить это имя. В одном документе значится, что иностранец был князем. В России. Но он от этого отказывается. Насчет князя все решили, что сержант шутит. «Bill, don’t be silly». «Билл, не валяй дурака». После этого все разошлись.
Погасли лампы. Установилась тишина. И 1947 год точно по Диккенсу вступил в тупичок в Милл-Хилле. Почему-то принято думать, будто в Англии все осталось таким, как было во времена Диккенса, даже Новый год. Правда, зимой, когда дороги заметены снегом, ночная тишина становится особенно глубокой. И все вокруг напоминает английскую сказку — когда раз в десять лет приходит такая вот суровая зима. Дороги становятся грязными только с наступлением дня. Тогда же умолкают вопли насилуемых кошек и горловое мяуканье котов — еженощная симфония Лондона.
После этой тревожной ночи в Милл-Хилле стали больше спрашивать об иностранцах.
Когда его жена заснула, иностранец долго еще стоял в темноте у окна, залепленного снегом. Магия этой ночи, белой, искрящейся кристаллами снежинок, зачаровала его. Какое колдовство в этой ночи, в безмолвии занесенной снегом последней ночи уходящего года. И хотя он ужасался при мысли о том, что в будущем его, возможно, ждут еще более тяжкие испытания, все же вьюжная круговерть на какое-то мгновение успокоила его. Есть в мире потаенная красота, ее встретишь повсюду. Это — Россия, и Англия под снежным покровом превращается в нее. Этой ночью слились воедино картины двух разных и столь непохожих земель. И бой часов на Парламентской башне в Лондоне так странно звучит в эту ночь. Словно колокол в Санкт-Петербурге, в его детстве, с той колокольни на берегу Невы, где в своем большом доме они жили.
В последующие дни в доме иностранцев ничего не изменилось.
Снег все шел, не переставая.
Как это ни странно, но в тот год в Милл-Хилле был всего один жестянщик, а водопроводные трубы в домах то и дело замерзали и лопались. Тогда отцы общины решили вообще временно отключить в домах водоснабжение, так что даже клозеты остались без воды. Большинство жителей отправлялось за водой на станцию. Там, у водопроводной колонки, часами стояла длинная очередь мужчин, женщин и детей с ведрами и кувшинами, в которых они носили воду. (Под вечер эта картина на снегу напоминала старинные китайские миниатюры.)