Ромео во тьме
Шрифт:
– Ребята! – Кивнул парням Люциус, – вот это и есть наш знаменитый козел, про которого я вам рассказывал. – Те смотрели на Ромео с издевкой. – Ну, как дела, знаменитость? Э, да вы посмотрите-ка, он плачет! Наш маменькин сынок плачет! Обливается слезками! Что, стал звездой, пупс? Что-то я не вижу ни охраны, ни репортеров, ни поклонников! Только безумная мамаша в больнице, да одинокие слезки над бутылочкой пива. И как бармен тебе пиво продал, сосунок?
– Надо на бармена копам настучать, что он спиртное несовершеннолетним продает! – Хохотнул один из парней. Остальные
– Да, уж! Ну что, как твой Мэйз? Делает…
– Тебя в позе звезды? – Заржал еще один.
Громкий смех и комментарии компании Люциуса привлекли внимание всех посетителей бара. Прочие разговоры умолкли, люди наблюдали за происходящим, как будто смотрели бесплатное кино.
Ромео поспешно вытер слезы и угрюмо молчал, уставившись на свою бутылку. Люциус облокотился на стол и заглянул в лицо Ромео.
– Что-то ты какой-то невеселый, пупс. А ну-ка, глянь на меня! – Он хотел приподнять лицо Ромео за подбородок, но тот отпихнул его руку и вскинул голову.
Люциус встретился взглядом с его мутными, огромными запавшими глазами и невольно отпрянул. Сейчас он заметил, что Ромео исхудал, лицо его было бледным и изможденным. О.Кайно с презрением усмехнулся и произнес:
– Ну что, по твоему лицу все понятно и без слов, пупс! Посмотрите, люди, на этого человека! – Он обернулся к остальным посетителям. Любопытные и злорадные, удивленные и сердитые, глаза устремились на Ромео со всех сторон.
Тем временем, Люциус громко продолжал, – Предал меня, своего лучшего друга, а ведь я за него мог кому угодно морду набить! Уехал в Лос-Анджелес, звездой собирался стать! Важный ходил, как гусь! Сейчас на кого ты похож, пупс? Предательства просто так с рук не сходят! А мы создали новую группу, и сейчас подписываем контракт с «Сони». Так что, скоро будешь смотреть наши интервью по Музыкальному каналу. А ты, гений, сделался рабом, червяком своего Мэйза. Мне тут люди рассказывали, как ты в Лос-Анджелесе, в вонючих клубах героин по венам гоняешь, а потом задницу своему Мэйзу подставляешь.
Ромео вскочил со стула и хотел кинуться на Люциуса с кулаками, но тот отступил и отрицательно замотал головой:
– Ну, уж нет! Я бы с радостью тебя сейчас отделал, вернул тебе должок! Да тебя трогать противно. У тебя же, наверняка, есть все болячки, которые только на свете существуют. Так что, придется мне твой должок забыть. А то дорого может обойтись.
– Пошел ты… – прошипел Ромео.
Все пятеро дружно расхохотались и прошли дальше, в зал бара, где заняли самый большой стол у окна.
Из своего темного угла Ромео слышал, как они увлеченно обсуждали планы группы, не проявляя к нему больше никакого интереса.
Однако боль отступила. Ромео знал, что это совсем ненадолго, но сознание его прояснилось, и теперь, он имел возможность в полной мере прочувствовать смысл того, что говорил Люциус: «Ты раб, ты червь». Именно так. Не просто раб, а одинокий и беспомощный, чьи ноги давно не касались земли. Его мир сплошь состоял из призраков и обрывков воспоминаний, что на добрую половину складывались из событий, которые никогда не происходили на самом деле.
В принципе, даже сейчас он не мог быть на сто процентов уверен, что тот кошмар, что происходил с ним сейчас, не был очередной галлюцинацией.
Хотя мог, потому что его галлюцинации никогда не несли с собой боль или страх. В состоянии эйфории его никогда не мучили кошмары: ими изобиловала его реальность.
Дотянуть до субботы.
Если он и умрет от передозировки, то это будет блаженная смерть, в чудесных виденьях. «Кончай с собой!»– Вдруг словно кто-то шепнул ему в ухо. От кого-то он это уже слышал.
Ему опять стало страшно. Нет, покончить с собой это не так просто. Нет, он на это не решится. Смерть и так придет за ним. Должно быть, весьма скоро.
Всю пятницу он пролежал на диване в гостиной, глотая пиво и глядя в потолок. Его темные мысли потоком кислоты продолжали беспрерывно течь по его жилам, омывая зудящий мозг и ноющее сердце.
Он хотел поехать в больницу, чтобы еще раз посмотреть на мать, но чувство вины не позволило ему сделать этого. Он понимал, что мама не могла видеть его, но ему казалось, что она чувствовала его присутствие рядом со своей койкой, и ей, наверняка, это добавляло только мучений. Всем будет легче, если он больше не покажется в ее палате.
«Мэйз». Перед глазами Ромео снова возникло красивое лицо Доминика.
Нет, Мэйз ни в чем не был виноват, какой смысл делать из него козла отпущения? Разве он смог бы превратить Ромео в покорного раба, если бы сам Ромео не позволил этому случиться?
Орландо – он вообще всегда желал Ромео только добра.
Ромео хотелось остановить все эти мысли, которые как старая надоевшая пластинка, все продолжали и продолжали крутиться в его голове. Одни и те же. Но он уже привык к их бесконечному, отупляющему скрипу.
Он просто лежал на диване в гостиной и глядел в потолок до наступления субботы.
Ромео запер двери дома своими ключами и задумчиво воззрился на них. Эта небольшая связка словно привязывала его к этому городу, к этому дому, заставляла его еще когда-нибудь вернуться сюда. Ромео хотелось размахнуться и забросить их куда подальше. Сжечь все мосты и навсегда развязаться с этим местом. Чтобы дожить оставшееся время спокойно, не вспоминая ни об этом небольшом, уютном доме, ни о людях, которые когда-либо бывали в нем.
Но поблизости не было ни единого места, куда он мог бы выкинуть ключи. Ни озера, ни пруда, ни даже лужи. Так что, несмотря на свое неистовое желание, ему пришлось положить связку в карман. Такси уже ожидало его.
В самолете он дремал. Он выпил три чашки кофе и отказался от завтрака. Он заметил, что больше его не пугают полеты на самолете. Он не напрягался, вслушиваясь в звук турбин, его не страшили воздушные ямы, из которых самолет, то и дело, выпрыгивал тяжелыми рывками.
«Свежие газеты, сэр?» – Расслышал он голос стюардессы сквозь дрему. Толстый человек в соседнем кресле басовито поблагодарил девушку, зашелестела бумага.