Ротмистр Гордеев
Шрифт:
Как бы и остальные мои солдатики не попросили бы о таком допинге. Судя по их лицам и по тому, как многие облизывают губы, есть все основания для тревоги.
– Набрался сил?
Он кивает.
– Тогда верни фляжку хозяину и приступай.
Не знаю, как это работает, но скоро с нашим японским «соколом ясным» начинают твориться чудеса: он теряет к нам всякий интерес и бестолково носится в небе. Заканчивается эта история смачным ударом о скалу. Демон складывает крылья и камнем валится вниз.
– Насмерть? – спрашиваю я.
– А то! В лепёшку расшиб, – гордится
– Объявляю тебе благодарность!
– Рад стараться, вашбродь!
Вместо словесной награды он бы предпочёл ещё разик приложиться к фляжке с самогонкой, но я ж себе не враг!
Итак, мы лишили неприятеля глаз, во всяком случае, на какое-то время. Это немного развязывает нам руки.
Ощутив прилив хорошего настроения, подъезжаю к Лизе: война войной, но ведь можно и немного пофлиртовать. Начинаю подкат с самых невинных фраз и комплиментов. Однако брат раскусывает мою тактику, его и без того узкие глаза сжимаются в щёлочки. Лиза кидает в его сторону строгий взгляд, и Ли Цао внезапно говорит, что ему надо проверить дозоры, что косвенно подтверждает мою догадку насчёт того, кто же тут главный.
Без него становится легче, я начинаю просто трепаться, вспоминая более-менее приличные истории из курсантской молодости и службы, переделывая их в соответствии с реалиями этого времени. Сначала Ли Юаньфэн долго крепится и если улыбается, то самым краешком губ, потом не выдерживает и начинает смеяться. Мне по душе её искренние эмоции. Мы быстро настраиваемся на общую волну. Оказывается, с ней довольно легко.
Потом речь заходит о вещах более серьёзных, и девушка мрачнеет.
– Как появился ваш отряд? – спрашиваю я.
– Это идея нашего отца. Он понял, что японцы не остановятся на Корее и постараются снова захватить Китай, а наша страна хорошо помнит, что такое японское иго. У нас в семье из поколения в поколение передаются предания о жестокости японцев и их коварстве. Мы впитываем их с молоком матери. Отец на свои деньги купил снаряжение для отряда и помог набрать людей. Мы делаем всё, чтобы навредить японцам: нападаем на небольшие гарнизоны, атакуем обозы, устраиваем диверсии в тылу. Кстати, если хотите разбогатеть, можете сдать нас японцам: они за наши головы объявили большую награду. Станете богатым человеком.
– Я подумаю, – киваю я и добавляю: – Шутка!
– Кстати, таких «шутников» было несколько. И каждый из них был наказан за предательство, – с достоинством говорит Ли Юаньфэн.
Я восхищаюсь храбростью этой хрупкой девушки.
– Но ведь война – не женское дело… Как ваш отец мог отпустить вас?
Она фыркает.
– Вы отстали от жизни, штабс-ротмистр. Китайские женщины готовы сражаться за свободу Родины наряду с мужчинами. Разве у вас в Европе не так? Или вы забыли, например, о Жанне д’Арк?
Что называется, туше!
– Почему? – смущаюсь я. – Мы помним об Орлеанской деве и других храбрых женщинах. Просто война… она стала другой, более грязной, что ли…
– Благородство оставило не всех воинов. – Она смотрит на меня так, что я вдруг ощущаю, как кровь закипает в венах. – Вы ведь не такой, как многие.
– Разве?
– Да, в вас какая-то загадка, и я не знаю на неё ответ.
Я вздыхаю и стараюсь перевести разговор на другую тему.
В село, о котором говорил её братец, приезжаем ближе к вечеру. Оно ничем не отличается от других китайских поселений: очень шумное и суматошное. Темнота такая, что не видно ни зги.
– Заночуем здесь, – объявляет Ли Цао. – Японцы не знают, где мы, так что нам ничего не грозит.
Мои бойцы смертельно устали, многие уже еле держатся в седле.
– Хорошо, – соглашаюсь я. – Но рано утром снова отправляемся в путь.
– Будь по-вашему, штабс-ротмистр. Сейчас я договорюсь со старостой, чтобы он нашёл для нас кров и пищу.
Переговоры заканчиваются тем, что под наши нужды выделяют несколько домов. Китайские семьи большие, поэтому приходится буквально ютиться, но для начальства, то есть для Ли Цао, его сестры и меня, находится жилище покомфортабельней. Нас селят на фатере самого старосты, мне выпадает отдельная кровать, и даже с балдахином. Прежде мне тут такие не встречались.
Но сначала – дела! После ужина назначаю часовых, обговариваю пересменки. Ли Цао предлагает поделить дежурство с его бойцами. Подумав, соглашаюсь: мои скоро от ветра падать начнут, а тут хоть какое-то послабление.
Покончив с оргвопросами, иду баиньки. С удовольствием скидываю с себя грязные, пропахшие потом тряпки, разуваюсь – аромат от ног сногсшибающий! Можно газовую атаку устраивать.
Бани нет, но ординарец организовывает тазик с тёплой водой и мылом.
– Эх, не постираться, – вздыхает Кузьма. – За ночь не высохнет. Ну хоть почищу…
Раздевшись догола, начинаю плескаться в воде, чувствуя, как с грязью из тела уходит усталость. Снова ловлю себя на мысли, что за мной наблюдают. Резко оборачиваюсь и вижу застывшую как тень Ли Юаньфэн.
Она не смущается и спокойно выдерживает мой взгляд. Подходит ко мне ближе, отбирает мочалку и ласково проводит ей по моей груди.
– Ты очень красивый, Николай. Тебе это, наверное, часто говорили девушки…
Не знаю, что отвечать: скажу да – обидится, уйду в глухую отрицаловку – посчитает за лгуна. В этом случае надёжнее не говорить, а действовать.
Хочется накинуться на неё, порвать одежды, но я сдерживаю себя. Африканская страсть нравится далеко не всем женщинам, и пусть я чувствую, что Ли Юаньфэн меня хочет, неосторожный порыв может погасить это желание.
Нежными движениями снимаю с неё наряд, нежно целую и, не давая замёрзнуть, на руках отношу на ложе. Опять покрываю поцелуями, но уже всю, с ног до головы, дожидаюсь, когда она вспыхнет, и только тогда перехожу к главному.
Не понимаю, как она вдруг оказывается сверху, как изящным движением распускает густые чёрные волосы, как склоняется надо мной и опускается всё ниже и ниже. Моё тело начинает биться в конвульсиях, я вне себя от счастья, но всё равно не сдаюсь. Перехватываю инициативу, доказываю ей, что и у меня в арсенале есть ещё кое-что, и это ей нравится.