Роза и Крест
Шрифт:
— Ну, Заславский! Попросил же, как человека!
— Заславский здесь ни при чем.
Погодин-старший достал из коробки, стоявшей на столе, сигару и начал ее раскуривать, устроившись на стуле напротив сына.
— Я, сынок, внуков хочу, — сказал он, выпуская изо рта облако дыма. — Уже начал волноваться, что не дождусь.
— И поэтому ты решил усыновить профессора Заславского и породниться с его семейством?
— Тебе все шуточки. Нет, поэтому я решил узнать у квалифицированного специалиста, что происходит с моим сыном, который шарахается от людей, как черт от ладана.
— Папа, я ни от кого не шарахаюсь.
— Когда мне было тридцать лет, тебе шел уже четвертый год.
— Не волнуйся, папа. Будут у тебя внуки, — твердо сказал Мирослав.
Погодин-старший слегка прищурился и недоверчиво посмотрел на сына. Во взгляде читались надежда и сомнение: «Неужто влюбился?..». Видимо, чтобы лишний раз не расстраиваться, он не стал озвучивать свое предположение вслух и после недолгой паузы спросил:
— Откуда ты узнал про мой визит к Заславскому?
— Евгений Заславский убит. Полиция внимательно изучает список его клиентов.
— Убит?.. Но ты-то как про это узнал? И откуда у тебя закрытая информация про списки?
— Ты же знаешь, что я читаю лекции сотрудникам полиции. Среди них у меня появились хорошие знакомые, и так как дело коснулось тебя, меня об этом проинформировали…
— Что-то ты темнишь, сынок…
Беседу прервал звонок мобильного в кармане Мирослава. Звонил Замятин.
— Привет еще раз. Это срочно. Можешь прямо сейчас приехать на Петровку? — без лишних церемоний спросил майор.
— Могу, — ответил Погодин-младший. — В течение часа жди.
XIII.
Луна
— Я пришлю за вами машину.
— Давид, давайте, я просто передам картину водителю. Мне не хочется никуда ехать и, если честно, не очень хочется встречаться с вами.
— Мне жаль это слышать Фрида, — с грустью сказал Давид и выдержал драматическую паузу. — Простите, если я задел или обидел вас во время нашей последней встречи. Всевышний видит, я желаю вам только добра. Вы особенная, и я дорожу общением с вами. Но воля ваша для меня — закон. Если считаете нужным прекратить нашу дружбу, что ж, пусть будет так, я не стану вас беспокоить, пока вы не допишете оставшиеся картины. Но мне бы очень не хотелось, чтобы наше общение прервалось на этом неоднозначном моменте. Если мы не можем быть добрыми знакомыми, то давайте хотя бы распрощаемся тепло. Ни вам, ни мне не нужен неприятный осадок в душе. Я уже в том возрасте, когда на вещи смотрят иначе. Для меня важно, на какой ноте я расстаюсь с людьми в последние годы своей жизни. Прошу вас, уважьте старика. Давайте встретимся сегодня, спокойно побеседуем и расстанемся по-хорошему.
— Вы обещаете, что не будете больше беспокоить меня после этой встречи?
— Обещаю, Фрида. Оставшиеся картины вы после сможете передать через моего водителя, если сами не захотите увидеться со мной.
— Хорошо! — ответила Фрида, кажется, не сумев скрыть раздражения.
— Спасибо. Я пришлю за вами машину в шесть вечера, — спокойно сказал Давид.
— Договорились.
Фрида нажала на отбой, бросила телефон на кровать и села тут же, закрыв руками лицо. Давид манипулировал ею, она это чувствовала, но не хотела вступать с ним в открытый конфликт.
Сегодня она отдаст ему «Дьявола», «Искусство» и «Верховную жрицу», если успеет ее закончить. Хотя до шести наверняка успеет. После встречи с Давидом на Тверской она работала с большим энтузиазмом, желая поскорей расставить все точки над «i», оборвать ниточки, связывающие ее с этим человеком.
На полотне с Верховной жрицей осталось лишь сровнять общий тон и расставить акценты — работы немного, а теперь только первый час дня. Эту картину Давид, похоже, ждет с особым нетерпением, он даже выдохнул — «охх», когда на днях она сказала ему по телефону, что, закончив «Искусство», возьмется за «Жрицу». Может, ради этой работы он и начал так неистово настаивать на встрече, ведь последние дни Фриде вполне успешно удавалось уклоняться от личного свидания.
«Что так волнует его в „Верховной жрице“?» — думала она, листая книги, подаренные им, и снова возвращаясь к полотну.
«Эта карта соответствует… Луне. Луна (общий женский символ…) универсальна и движется от высшего к низшему. Еще эта карта изображает наиболее духовную форму Вечной Девы Исиды — греческой Артемиды… Это душа света. На ее коленях — лук Артемиды, он же музыкальный инструмент, ибо она — охотница, которая охотится, чаруя… Итак, в этой карте содержится самая чистая и возвышенная концепция Луны. (На другом же конце спектра находится Ату XVIII)…» — писал о «Верховной жрице» Кроули.
Фрида пролистала страницы «Книги Тота» до описания 18-го Аркана, или Ату XVIII. Им оказалась карта «Луна».
«XVIII. Луна
Восемнадцатый Козырь соответствует букве Коф, а в Зодиаке — Рыбам. Он называется «Луна».
Рыбы — последний из Знаков; он представляет последнюю стадию зимы. Его можно назвать Вратами Воскресения (название буквы Коф означает «затылок» и связано с возможностями мозжечка). В системе старого Эона Солнце воскресает не только от зимы, но и от ночи; эта карта символизирует полночь.
«Утро прорастает в полночь», — писал Ките 146. Поэтому в нижней части карты, под водой отвратительных оттенков, показан священный Жук, египетский Хефра, несущий в своих челюстях Солнечный диск. Это тот Жук, который проносит Солнце, Молчащее сквозь мрак Ночи и горечь Зимы.
Ландшафт над поверхностью воды непривлекателен и зловещ. Мы видим некую тропу или реку серного цвета с примесью крови, выходящую из пропасти между двумя бесплодными горами; девять капель нечистой крови в форме букв Йод падают на нее с Луны.
Луна, причастная и к высшему, и к низшему и наполняющая все в промежутке между ними, — самая универсальная из Планет. В своем высшем аспекте она является Связующим Звеном между человеческим и божественным, как показано в Ату II [Верховная жрица]. В настоящем же Козыре, представляющем ее низший аватар, она соединяет земную сферу Нецах и Малкут, кульминацию всех высших форм в материи. Это убывающая луна, луна колдовства и отвратительных деяний. Она — ядовитая тьма как условие возрождения света.