Роза и Крест
Шрифт:
Этот путь охраняет Табу. Луна — нечистота и колдовство. На холмах стоят черные башни безымянной тайны, страха и ужаса. Все предрассудки, мертвые предания и наследственные отвращения соединяются, чтобы затмить ее лик перед глазами людей. Чтобы ступить на эту тропу, требуется непобедимое мужество. Жизнь здесь непостижима и обманчива… Такой свет, который возможен здесь, смертоноснее, чем тьма, и тишину ранит вой дикого зверя.
К какому богу взывать нам о помощи? Это Анубис, страж сумерек…
Это порог жизни; это порог смерти.
Дочитав описание «Луны», Фрида захлопнула книгу и откинулась на подушки. Потом повернулась на бок, сжалась как эмбрион, крепко обхватив руками голову, сомкнув на затылке пальцы. Ей слышался шум, похожий на помехи в радиосигнале. Шум нарастал, близился, будто от линии горизонта в безжизненной пустыне на нее с огромной скоростью катится клубок колючей проволоки, увеличиваясь по мере приближения. Внушая ужас своими размерами и неуклонностью траектории, стальной шипастый шар все больше заслонял собой панораму и свет. Казалось, шум царапает ее череп изнутри своими острыми, шершавыми звуками, как ржавым железом.
Когда он стал нестерпимо громким, перед глазами замелькали картинки: смеющееся лицо Макса; сломанная гвоздика; черная тень, тянущая к ней руки; солнечные лучи, рассекающие пространство мансарды; взгляд серых глаз Давида; растекающаяся по полу красная краска. Она сжала голову сильней, чувствуя напряжение в каждой мышце своего тела и быстрое биение сердца. В глазницах вращалась боль, виски будто крошило сверло тяжелой дрели, а череп, казалось, покрывался изнутри паутиной трещин, ползущих от затылка к темени и вискам. Она сделала усилие — дотянулась до тумбочки у кровати, там лежал блистер обезболивающих «Кетанов». Фрида без колебаний проглотила две таблетки и снова приняла прежнюю позу, свернувшись в клубок.
Когда она проснулась, на часах было без четверти четыре. Боль отступила, на смену ей пришло ощущение слабости и ломоты. С трудом поднявшись, она направилась в душ — нужно прийти в чувства и постараться закончить «Верховную жрицу» до шести.
Машина подъехала в назначенный час. Взглянув в окно, Фрида увидела, как черный корабль причалил к подъезду. Она была готова. И картины тоже. Бережно упакованные, они стояли в прихожей. Фрида бросила быстрый взгляд в зеркало, откинула с лица прядь волос, подхватила полотна и отправилась во двор.
Водитель мягко нажал на газ, они двинулись привычным маршрутом. По-прежнему чувствуя некоторую слабость, она откинулась на спинку сиденья, сомкнув веки. Плавное скольжение машины убаюкивало ее. Минут через двадцать она открыла глаза, прикинув, что к этому времени они должны уже подъезжать к ресторану. Однако за окном все еще тянулся Ленинградский проспект. Она присмотрелась: похоже, переулок, в котором располагался любимый ресторан Давида, остался далеко позади.
— Куда мы едем? — обратилась Фрида к водителю.
— Домой, — сухо ответил он.
Неприятно кольнуло внутри, но расспрашивать водителя бесполезно. Это очевидно: он лишь исполнитель, куда сказали, туда и везет. Фрида взяла телефон, набрала номер Давида. Звонок остался неотвеченным. Она вертела в руках аппарат и покусывала нижнюю губу, стараясь унять беспокойство. «Не стоит паниковать, Фрида, — мысленно успокаивала она себя. — Он просто забыл предупредить, что мы встретимся в другом месте. В конце концов, какая разница, беседовать у него дома или в ресторане? Главное, что эта встреча станет последней». Ей почти удалось уговорить себя и снова расслабиться, но подавленная тревога все равно ворочалась под ребрами, едва ощутимыми касаниями волнуя нутро.
Шел седьмой час вечера, Москва постепенно погружалась в сумрак. Ленинградское шоссе казалось бесконечным, машина то замирала в потоке, то неслась в крайнем левом ряду. «Поскорей бы», — думала Фрида, мучимая скверным предчувствием и неизвестностью. Она поймала себя на том, что неимоверно устала от эмоционального напряжения. Но как только она осознала это, на нее вдруг снизошло абсолютное безразличие ко всему происходящему. Она словно опустела, откинула голову на спинку сиденья и тупо уставилась в окно, различая огни машин и зданий, потом деревья вдоль обочин, очертания недостроенных пустых коттеджных поселков.
Наконец водитель свернул с шоссе на дорогу поуже, а еще через несколько километров машина, вильнув, неуклюже заехала на пролесок. Мягкая подвеска сглаживала неровность земляной колеи, темные силуэты густых крон деревьев по обочинам походили на резную арку вдоль пути. Впереди мелькнули огни, а через несколько минут в конце «арки» вырисовались очертания высокого забора из красного кирпича и верхние этажи большого частного дома. Черные металлические ворота бесшумно разъехались в стороны, машина скользнула на просторный двор.
Давид уже стоял на пороге открытой веранды первого этажа. Он был без пиджака, в белоснежной рубашке, кремовых летних брюках и мягких замшевых мокасинах. Сложив руки на груди, он навесил на лицо свою дежурную приветливую улыбку, но в глазах его Фрида увидела то же выражение, которое напугало ее при последней встрече.
— Спасибо, что согласились встретиться, Иштар, — сказал он, осторожно взяв гостью под локоть, чтобы проводить в дом.
— Почему вы назвали меня так? — Фрида встревоженно посмотрела на него. До этого он всегда обращался к ней по имени.