Роза и Крест
Шрифт:
— Потому что так вас нарекли при посвящении, — улыбнулся Давид и добавил: — Пойдемте, нас уже ждут.
— Ждут?
— Совсем скоро вы получите ответы на все ваши вопросы.
И он мягко повлек ее в дом. Водитель, который ожидал его распоряжений, стоя чуть поодаль с картинами в руках, двинулся за ними бесшумной тенью. Они вошли в просторную гостиную, размерами походившую на малую бальную залу. Здесь был камин, выложенный крупными камнями в старом стиле, рядом с ним стояли кресла из черного дуба, выгибая назад высокие изящные спинки, обитые малахитово-зеленым сукном. Пол, выложенный квадратными дощечками темного и светлого дерева, как шахматное поле, местами уютно поскрипывал. На левой стене за бархатистыми густо-бардовыми шторами угадывались четыре узких, высоких окна, расположенных метрах в трех друг от друга. Между ними ютились резные деревянные столики, винтажные бюро, книжные стеллажи. Фрида наблюдала множество предметов, мельче и крупнее: статуэтки, бюстики, замысловатые шкатулки, ритуальная атрибутика. Стеллажи пестрели книжными корешками, многие из которых выдавали почтенный возраст букинистических раритетов. В центре залы стоял массивный деревянный стол. Большой, круглый. В середине его темной лакированной поверхности различалась шестиконечная звезда из светлого дерева. На одной из стен Фрида увидела портрет Кроули — распространенное изображение, на нем «великий маг» был запечатлен в треуголке, на которой сияло око с расходящимися в стороны лучами.
Однако в этой комнате Фриде довелось задержаться ненадолго. Давид повел ее к лестнице, поднимавшейся вдоль правой стены. Они прошли два пролета.
— А вот и наша галерея, — прошелестел Давид, указывая рукой на длинный просторный коридор.
Перед Фридой стелилась широкая лента шахматного паркета, которая, сужаясь в перспективе, уходила в полумрак. Потолок здесь так же, как в других помещениях, был весьма высок. Она подняла голову и увидела, что он сделан из стекла, сквозь которое были различимы редкие тусклые звезды и растрепанные клубы серых облаков на темном небе. Вдоль стен высились стройные круглые колонны. Меж ними Фрида разглядела свои картины, вместо не нарисованных еще полотен белели таблички с названиями карт. Картины и таблички располагались попарно напротив друг друга, каждая пара была обособленна от другой колоннами.
«Дурак» — «Мир», «Влюбленные» — «Искусство», «Верховная жрица» — «Луна»…
Фрида ступала по коридору, читая надписи, вглядываясь в свои же работы.
— Пойдемте, — Давид коснулся ее плеча, кивнув в сторону темного прямоугольника на другом конце галереи.
— Куда мы идем? — Она замерла на месте.
— Пойдемте, Фрида. Вы сами все узнаете.
Она почувствовала, как напряглась его рука на ее плече, он будто подталкивал ее вперед. Выбора не было — она повиновалась. Они уже почти дошли до конца коридора. На правой стене вдруг проступил светящийся прямоугольный контур — медленно открывалась тяжелая дверь.
Они ступили за порог просторной залы, освещенной множеством свечей. Фрида не сразу разглядела, что по периметру комнаты стоят люди. Много людей. Облаченные в темные балахоны, с капюшонами, частично скрывающими лица, они походили на черный клубящийся дым, стелящийся вдоль стен. Она почувствовала, как на плечи ей легла ткань, мельком оглядела себя — мантия из плотной, будто парчовой материи, сине-белая с золотом. На Давида аккуратно опустилось белое одеяние.
Ближе к противоположной от двери стене стоял алтарь, напоминающий массивное трюмо с трехступенчатой задней стенкой. Он был накрыт бордовой тканью, расшитой золотыми геральдическими лилиями. На нем стояли свечи и различные предметы, которые Фрида не могла разглядеть издалека, она четко увидела лишь розы, чашу, свечи, книгу и корону. К алтарю вели три ступени в черно-белую клетку. По бокам стояли черный и белый обелиски. Рядом с алтарем, боком к нему, высилось некое подобие трона на возвышении. К этому трону и повел ее Давид. Усадив Фриду, он отошел в сторону, встав с краю от алтаря.
Из глубины зала, со стороны двери, в ее сторону двинулась мужская фигура в бело-желтом одеянии, в которой Фрида узнала Саладина, своего посвятителя в Орден. В руках он нес картину. Он подошел к креслу, в котором сидела Фрида, и поставил полотно у подножья возвышения. Это была «Верховная жрица». Затем он направился к алтарю. Поднявшись на верхнюю ступень, Саладин склонился перед ним, взял лежавшую там книгу и трижды поцеловал ее. Фрида разглядела название, это была «Книга Закона». Он раскрыл ее и положил перед собой на ступеньку ниже.
— Делай, что изволишь — таков весь закон. Провозглашаю закон света, жизни, любви и свободы во имя и-а-о.
— Любовь есть закон, любовь в соответствии с волей, — прозвучал в ответ ему хор голосов.
Он сошел со ступеней, встал неподалеку и сделал странные пассы руками. Фрида увидела, как всколыхнулось темное облако людей, повторяя за ним движения. В гулком помещении снова зазвучал его голос, присутствующие хором подхватили слова.
— Верую в единого, тайного и невыразимого господа; и в единую звезду в сонме звезд, из огня которой мы созданы и к которому мы возвратимся; и в единого отца жизни, тайну тайн, имя же его хаос, единственного наместника солнца на земле; и в единый воздух, питающий все, что дышит. И верую в единую землю, нашу общую мать, и в единое лоно, из которого все люди произошли и в котором они упокоятся, тайну тайн, имя же ее Бабалон. И верую в змея и льва, тайну тайн, имя же его Бафомет. И верую в единую Гностическую Католическую Церковь света, жизни, любви и свободы, чье слово закона есть Телема. И верую в общение святых. И, поскольку пища и питье преобразуются в нас ежедневно в духовную сущность, верую в чудо мессы. И исповедую единое крещение мудрости, посредством которого мы совершаем чудо воплощения. И исповедую, что моя жизнь едина, единственна и вечна, она была, есть и грядет. Аум, Аум, Аум… 6
6
В этой главе в прямой речи Давида и хора использованы тексты А. Кроули "Гностическая месса"; "Малая месса гностиков".
Телемитская молитва разнеслась по залу. Заиграла музыка, в центр помещения вышел Давид, в руке его был кинжал. Он прикоснулся рукой ко лбу и издал гортанный звук «атээ», затем дотронулся до груди, сказав «мальхут», прикоснулся к правому плечу — «вэ-гвура», к левому — «ве-гдула». Потом соединил ладони в районе солнечного сплетения, по-прежнему сжимая в одной из них кинжал, и издал дрожащее «ля-олям». Наконец, он вскинул руку с кинжалом вверх и произнес «амен».
Стоя к Фриде лицом он стал чертить в воздухе пятиконечную звезду, рука его замерла, голос провибрировал «йод-хей-вав-хей». Проведя кинжалом в воздухе дугу, он повернулся к Фриде боком — «адонай». Еще дуга, теперь он стоял спиной — «эхйэ». Снова поворот, дуга и пентаграмма в воздухе — «агла».
Затем он развернулся к ней, развел руки в стороны и заговорил:
— Передо мной… Раваэль. Позади меня… Габриэль. Справа от меня… Микаэль. Слева от меня Уриэль. Вокруг меня пылают пентаграммы, и в колонне сияет шестиконечная звезда.
Когда он произносил имена, голос его звучал иначе, будто звуки вырывались не из гортани, а прямо из утробы. Он повторил крестное знамение, с которого начал ритуал, поочередно прикасаясь ко лбу, груди, плечам, и завершил его словом «амен».
Фрида сидела не шевелясь, еле дыша, совершенно не понимая, что происходит и какова ее роль в этом действе. Давид приблизился к ней и нараспев заголосил:
О, Ты, кто есть Я, и превыше всего, что я есть, Кто не имеет природы и имени, Кто есть, когда все помимо Тебя исчезает, Ты, сердце Солнца и его тайна, Скрытый источник всех ведомых и неведомых вещей, Ты, отстраненный и единственный, Ты, огонь истины в тростнике, Вынашивающий и порождающий, Источник и семя жизни, любви, свободы и света, Ты, неименуемый и незримый, Тебя я призываю, огонь слабый и чистый, Пылающий, как мои стремления ввысь. Тебя я призываю, Сущий, Тебя, сердце Солнца и его тайна, И та святейшая мистерия, Которую я воплощаю. Явись же, о Ужасающий и Премилостивый, В сыне своем, согласно закону! Его песнь подхватил хор: Ибо Дух Святой — Прообраз Отца и Сына, Муж-жена, сущностный и единый, Муж, сокрытый в женском образе, Слава и поклонение в вышних Тебе, о Голубь, Божество человеков, Сущность, стремительно и торжественно несущаяся Чрез зимнюю вьюгу к сиянию весеннего солнца, Слава и поклонение Тебе, О сила Мирового ясеня, чудесного древа!Настала тишина. Через несколько мгновений в зале снова зазвучал голос Давида, но уже по-другому — проникновенно, вкрадчиво:
Катятся по кавернам материи, по несменным границам мира! Твои дикие катятся волны эфира! Систрон, звучи, потрясай! Громкий шум в крае смерти везде издавай, С Духа племенем в сути своей пребывай! И звучи, возглашай!— Слава Тебе от позлащенной гробницы! — раздалось мужское многоголосье.
Давид продолжил: