Роза и Крест
Шрифт:
— Слава тебе от ждущего лона! — подхватили женщины.
Пламя по небу рвется колесницею Солнца!
И касается Запада юными света перстами утра!
Пламя, двигатель, что
Сжигай тьму, буди море, возвещая свет дня!
Пылай, пылай!
— Слава тебе от земли невспаханной! — пропели мужчины.
Коронуй Ее, коронуй Ее звездами как цветами девственного венка!
Коронуй Ее, коронуй Ее Светом и пламенем сокрушающего Меча!
Коронуй, любовью Ее коронуй — к деве, матери и жене!
Слава Исиде! Слава Жизни Владычице, Госпоже!
Коронованная Исида!
— Слава тебе от девы посвященной! — зазвучал женский хор.
Саладин взял с алтаря корону из серебристого металла и с полупоклоном передал Давиду. Тот приблизился к Фриде и надел ей на голову венец.
— Что происходит, Давид? — шепотом спросила она.
Вместо ответа Давид взял ее за запястье, в другой его руке блеснул сталью кинжал. Фрида дернулась, попыталась подняться. Но на плечи ей опустились чьи-то руки, она обернулась, сзади стоял Саладин. Пальцы Давида оказались не по-старчески сильными, они впились в ее руку, будто стальные скобы. Фрида ошарашенно смотрела на него..
— Что вы делаете? — почти теряя сознание, еле слышно проговорила она.
— Доверьтесь мне, Фрида. Наивысшая жертва — это кровь мага…
И снова его взгляд!
Она почувствовала прикосновение холодного лезвия к коже чуть выше запястья, увидела проступающие под ним багровые капли и провалилась в черное небытие.
XIV.
Солнце
Понятное дело, Замятин был зол! Тут тебе и смазанный отпечаток, и новый след, связанный с педофилом Сидоровым. Можно сказать, что впервые с того момента, как на нем повисло это дело, майор почувствовал азарт, вытесняющий головную боль, которая мешала ему думать. В нем, наконец, назрела внутренняя решимость пуститься по призрачному следу, не цепляясь ни за какие сомнения. И вот тебе раз! Обломись, майор. Накоси, как говорится, выкуси! Почти уже дорогой его сердцу маньяк перекочевал в цепкие лапы ФСБшников. Ну, насчет «дорогого» — это Замятин, понятно, хватил лишку. Действия сатаниста вызывали в нем отвращение и тихое бешенство. И все же взять его должен был он!
Ладно, посмотрим теперь, как федералы будут выкручиваться. Очень интересно. С учетом того, что наш неугомонный друг крошит всех чуть ли не каждый день, хвататься за сердце теперь придется им. А Замятин преспокойненько займется нормальной, обычной и привычной мокрухой. Без нервов и суеты.
Несмотря на то, что Иван Андреевич пришел к этой мысли, как бы желая ободрить себя, на деле она произвела на него обратный эффект. Он подпер щеку ладонью и загрустил. Посидел так немножко, а потом хрястнул кулаком по столу и решил, что имеет право напоследок наведаться к жертве педофила, от матери которой поступило заявление на Сидорова. Ну очень уж все прозрачно! Ему за это самоуправство, конечно, и по шее влететь может. Но что-что, а шея-то у Замятина крепкая, выдержит.
Иван Андреевич милейшим голосом договорился о встрече с гражданкой Савченко, которая много лет назад была маленькой девочкой Юлей Решетниковой, но по факту оказался жестоко разочарован. Многодетная мать встретила его в уютной квартире, где проживала с мужем и тремя детьми, и никаких признаков психического расстройства — последствий детской травмы — не явила. Все у нее, похоже, было прекрасно, что майора весьма раздосадовало. В определенном смысле, разумеется. Усадив Замятина на чистенькой кухне, Юлия Игоревна налила ему ароматного чаю и объявила.
— Да что вы! Я давным-давно забыла про эту историю. Муж мой о ней даже не знает. Мне, можно сказать, повезло, ведь ничего ужасного со мной не произошло, он меня даже не тронул. Я испытала тогда некоторый шок, но никаких терзающих душу воспоминаний во мне не живет. Вот если бы я осталась в том подвале, тогда, конечно, да. Но я ведь убежала. Даже не знаю, какая сила вытолкнула меня оттуда…
Замятин кивал. Уже по одному только виду любовно благоустроенного семейного гнезда и цветущей Юлии Игоревны он понял, что ловить ему здесь нечего. Майор побеседовал с ней еще немного и, окончательно убедившись в своих догадках, поехал обратно, на Петровку.
Там он намешал себе растворимого кофе со сгущенкой и с тоской уставился на стопку папок на столе. «Хватит, — решил он. — Забрали дело— значит забрали». В этот момент мобильный его затрещал, звонок был от Погодина.
— Послушай, Ваня, — возбужденно затараторил эксперт, — клиенты Заславского здесь, похоже, вообще ни при чем! Он убивает не по списку, а по личным мотивам. С педофилом убийца был знаком, это наверняка. Заславский подвернулся ему под руку случайно, а вот Владилену Сидорову убийца отомстил.
— А Соболь? — на автомате спросил Замятин.
— Соболь он выбрал не просто так, сознательно. Вряд ли это месть, но какие-то личные мотивы при выборе я не исключаю. Он знал Соболь и ее подноготную тоже. Она идеально вписывается в расклад. Но, возможно, он выбрал ее не только поэтому, но и из личной неприязни.
— В какой расклад?
— В расклад Таро, который он выкладывает своими жертвами…
— Вообще-то для меня эта информация уже не представляет интереса, — опомнился Замятин, но на список жителей Царицыно прошлых лет непроизвольно покосился и даже как бы ненароком подвинул его к себе поближе. — Дело передали ФСБ. Извини, что сразу сказал, спасибо за помощь…
Мирослав молчал.
— Ладно, не кручинься, Ваня. Еще не известно, как все повернется.
Замятин поблагодарил за поддержку, попрощался и нажал на отбой. И здесь эксперт прав: человек, как известно, предполагает, а Бог располагает. Он отпил намешанной в кружке и бурды и вдруг подумал: «А чего это так спокойно в кабинете-то мне сидится? Где вот это неизбежное „Иван то“, „Иван се“, „Иван давай ходить обедать“, „Возвращат Краймия“, в конце концов? Где? То густо, то пусто. Со вчерашнего дня подозрительно тихо».