Рождение сверхновой

Генрих

— Они хотят забрать у меня двадцать семь миллионов долларов! — с трагическим надрывом рвутся из меня ужасные цифры с жуткими нулями.

— Кто же эти злыдни, дочка? — с обидно дежурным сочувствием спрашивает мама.

— Правительство. Государство. Налоговая инспекция, — бурчу под нос.

— И сколько останется?

— Шестьдесят три, — начинаю шёпотом, но тут же поднимаю голос до вершины трагизма, — Всего шестьдесят три, мама!

— А-д-ж-ж-ж! Как же мы жить-то будем, дочка?! — неожиданно, таким же трагическим тоном, как у меня пол-минуты назад,

вскрикивает мама. И смотрит, главное, такими расширенными якобы от ужаса глазами. Гляжу на неё с осуждением. Отодвигаюсь.

— Не ожидала от тебя, мам. Думала, ты посочувствуешь, а ты смеёшься надо мной.

Глядим друг другу в глаза, и начинаем одновременно хихикать. Как же хорошо дома!

Прибыла домой я вчера вечером, ближе к ночи. В десятом часу вечера. Так что все вместе посидели всего час, потом СунОк спать пошла, ей рано вставать. А с мамой мы до часу ночи просидели. Утром я вместо зарядки ограничилась растяжкой и лёгким танцем под негромкую музыку. Ничего, долгой расслабухи я себе не позволю. Попробую с утра с сестрой по парку побегать. Полагаю, три-четыре дня смогу так делать. Потом фанаты разнюхают, и придётся СунОк снова бегать одной.

С утра, ну, как с утра? Часов в десять моё высочество изволило встать. И с мамой принялись разбирать мои приобретения в русской зоне дьюти-фри. И сочинять русско-корейский обед. Только к двум часам закончили готовить и есть.

— Но вообще-то надо думать, что делать с этими налогами, — завершаю я весёлый разговор с мамой. Мне на очередной проект больше ста миллионов долларов нужно…

— Просто поразительно, — гладит меня по голове мама, — только два года назад мы каждую вону считали, а теперь моя дочка рассуждает, что ей ста миллиардов мало.

— А вы мне не верили, что так будет, — не удерживаюсь от упрёка.

— Да мне до сих пор не верится, — вздыхает мама, — будто в сказку попала.

Время 18:44.

Встречаю СунОк с работы, та вся увешана пакетами, как новогодняя ёлка игрушками. Помогаю. Бурчу:

— Ладно я, за десять тысяч километров привезла кучу всего. А ты-то чего?

— Вот это, это и это тоже, — СунОк сваливает в отдельную кучу добрую половину поклажи, — Это всё твоя работа. Накопилось заказов на автографы, ужас какой-то! Мы уже и цену подняли в среднем в два раза, но народ, как с ума сошёл.

— Ёксоль! — это я уже кричу, — Щибаль вам на ржавый якорь! Не хочу-у-у-у!

Я убегаю из прихожей, бросаюсь на пол и колочу ногами, а-а-а-а! Вслед за мной выходит СунОк с противно злорадной физиономией, с пыхтением волоча по полу пугающе огромную кучу.

— За работу! Звезда, холь тебе на колпак!

Научила ругаться на свою голову, теперь страдаю.

— Не буду. Сначала поплачу, очень долго, потом…

— О-о-о-у, — возбуждается сестра и шуршит пакетами, — Подожди, я вытащу. Закапай слезами прямо вот на постеры. Мы их в десять раз дороже продадим!

Сестра аж подпрыгивает от радостного самовосхищения своей гениальностью. Я мгновенно успокаиваюсь.

— Ты будешь торговать слезами своей

любимой сестры? — свирепо сужаю глаза.

— А чего им зря пропадать? — не понимает СунОк, — Слезам твоим. На вес золота продадим.

Встаю, обхожу кучу, и пока сестрица не уловила опасности, хватаю её. Выворачиваю руки, тащу на диван, избивать и мучить. Глядь, какая крепкая стала! Раньше такой не была. Глядь, сангса я морской пехоты или нет? Больше за счёт ловкости и гибкости в результате возни на диване, оказываюсь сверху. СунОк стонет от смеха и возмущения.

— Запомни, СунОк! — крепко держу её за вывернутые назад руки, и держусь, как ловкий ковбой на норовистой кобыле. СунОк извивается и пытается меня сбросить.

— Запомни, дорогуша, — зловеще шепчу ей в ухо, — морская пехота непобедима. Сдавайся, а то ухо откушу.

Куда она денется из-под трамвая? Сдалась, конечно. Как же хорошо дома! И эта противная куча скучной работы не испортит мне настроения.

Агентство FAN, кабинет президента

26 марта, время — 10 часов утра.

— Подобьём итоги, — президент СанХён трёт переносицу. Он с ЮСоном занимаются тем же самым, что и Агдан накануне. КиХо курсирует между ними и финотделом.

— При переводе по курсу почти двадцать пять миллиардов вон, — докладывает ЮСон. Вид у него такой довольный, будто это он в клювике все деньги принёс, — Неплохой результат, президент СанХён.

— Хороший, — поправляет СанХён, — очень хороший, мальчик мой. Французское турне получилось даже лучше, чем японское.

— Да, Гранд-Опера нас здорово подняла. Надо было сразу только с ними дело иметь, — кручинится ЮСон в жестоких сожалениях.

СанХён скептически и слегка брюзгливо улыбается.

— Вопрос обсуждался людьми из «Sony Music». Заранее. Их отговорили. Эта денежная публика очень не проста. На абы кого они не придут. А вот когда мы стали греметь на всю Францию, вот тогда они зашевелились. Так что всё правильно. И много концертов давать нельзя, — этой фразой СанХён обрывает готовое сорваться с губ ЮСона предложение, — Иначе потеряется элитарность. Именно поэтому Агдан и остальные девочки выходили к публике, общались, фотографировались и всё такое. Им дали выбор, что слушать. Всё сделано в максимально возможной степени. Учись, ЮСон, это европейские особенности. Ты должен это усваивать, если хочешь оставаться в шоу-бизнесе.

— Всё равно, — слегка упрямится ЮСон, — мы слишком много отстегнули Агдан. Она могла быть и скромнее.

— Могла быть скромнее, а могла быть и наглее, — философски пожимает плечами СанХён, — И нам всё равно было бы выгодно. Я гляжу, ты ещё одной вещи не понимаешь.

— Какой, президент СанХён?

— Ты непроизвольно относишься к ней, как к начинающей певичке, вчерашней трейни. А это уже давно не так. Очень неудачно я заболел, в тот момент надо было контракт пересматривать и повышать её статус. Даже не повышать, а приводить в соответствие с реальностью. А в чём состоит реальность, дорогой мой?