Рождение сверхновой

Генрих

— Грубость, которую к вам проявили, когда вас привели на станцию? Как его звали?

— Коллеги Клодом называли. Массивный здоровый парень со злым лицом. Дёрнул меня за руку так, что будь я на каблуках, непременно упала бы. Было больно, — я морщусь при одном только воспоминании, — Но не это изменило моё отношение к происходящему. Всё могло ещё кончиться миром. Хотя мне и показалось, что Клод готов был избить меня прямо на пороге, но разумом я понимаю, что это обычная профессиональная деформация. Другое неприятно.

— Что именно?

— В этот момент все будто застыли. Никто не сказал «Клод, прекрати!», ничего подобного. Около десяти человек вокруг и будто чего-то ждут. Первый раз в жизни испытала неприятные ощущения от того, что от меня ждут какого-то зрелища. Интересно, чего они ждали? Что я драку затею?

— Как может хрупкая девушка противостоять здоровенному мужчине? — удивляется Анна.

— Вопрос совершенно в другом. Я в полицейском участке, передо мной полисмен. У меня нет права его бить, а он всем видом показывает, что готов применить силу. И уже применил. Чистой воды провокация. И что было бы? Шум на весь мир «Агдан затеяла драку с полицейским в полицейском участке»? Очень здорово. На меня сразу бы цистерну помоев вылили.

— Итак. Ситуация очень подлая. Клод всем видом показывает, что вот-вот нападёт на меня, а защищаться я не имею права. Будь он обычным гражданским, напавшим на меня в тёмном переулке, я бы ударила его ногой в лицо и удрала бы. А будь со мной ножи, могла бы и на мелкие кусочки его нашинковать.

— Ого! — смеётся ведущая, — Что, действительно смогли бы?

— Сомневаетесь? — я завожусь. Мы сидим напротив друг друга, не строго, спинки стульев слегка расходятся. Ракурс для удобства операторов.

— Анна, держите перед собой что-нибудь, — показываю ей, как расположить руку, вертикально держащую блокнот.

— Зачем? — вопрос глупый, но ответить могу.

— Не по лицу же вас бить! — кокетливым движением отвожу ноги в сторону, коленки вместе. Операторы опять оживляются. Я резко поднимаю правую ногу, коленом к груди, повёрнутую вбок, упор на левую. Выпрямляю в сторону и вверх, и со сгибом в колене делаю резкий мах параллельно столу на уровне лица ведущей.

Блокнот выбивается из её руки, упархивает в сторону испуганной птицей. Анна вздрагивает и ахает.

— Это невероятно!

Некоторое время требуется для восстановления статуса-кво.

— И что было дальше?

— Старший патрульный Триаль, который меня привёз, загородил меня от Клода и отвёл в сторону. А дальше обычная полицейская рутина. Обыск, изъятие всех вещей с составлением описи. Девушки-полицейские этим занимались. Я их попросила заказать мне что-нибудь в ближайшем кафе. Последний раз ела в самолёте за три часа до прилёта. К тому времени пятый час пошёл, как я ничем не перекусывала.

— Они позволили вам сделать заказ?

— Да. Но ужина я так и не увидела.

— Что произошло?

— Самое главное произошло до исчезновения моего заказа.

— Столько вопросов, — улыбается Анна, — Ваш заказ украли? На полицейской станции? И что такого произошло?

— Меня после обыска допрашивал лейтенант. На его профессиональные провокации я тоже готова закрыть глаза…

— Какого рода провокации? — моментально цепляется Анна.

— Профессиональные. Полицейские часто не знают точно, совершал ли правонарушение задержанный или нет. Поэтому начинают с вопроса: «Зачем вы это сделали?». Как бы подразумевая, что сомнений в виновности никаких нет. Полагаю, иногда это срабатывает. Повторяю, готова закрыть глаза.

— На что вы не закрыли глаза?

— Я уже говорила, что ко времени допроса не ела часов пять. Лейтенант уже всё знал. И то, что случилось недоразумение и ни в чём я не виновата. И то, что я популярная звезда, знал. Проверял по интернету и всё там нашёл. И то, что я есть хочу, тоже знал. Он слышал про мой заказ. И когда он стал пить кофе, не предложив мне, вот это и была та мелочь, которая полностью истощила моё терпение. Именно тогда я решила, что мирной и покладистой я с ними теперь не буду. Миф о галантности канадских мужчин в моих глазах рухнул с громким треском.

— Как зовут того лейтенанта?

— Как зовут? — я задумываюсь, — Ой, не помню. Лейтенант и лейтенант, вылетела фамилия из головы.

— Может, просто не хотите говорить? — хитро улыбается Анна, — Может, он вам симпатичен?

— Может, и не хочу. Может, и симпатичен, — не менее хитренько улыбаюсь я.

— А что с ужином случилось?

— Да ничего особенного, — отмахиваюсь я от неважного, — у них там есть один шутник, который любит прятать еду от сослуживцев. Так я поняла. Он прячет, потом отдаёт. Иногда кусочек отрежет, иногда сам друзей угощает. Увидел мой заказ, спрятал, кто заказал, узнать не смог. Девчонки, которые знали, куда-то отходили.

— Но вы обиделись?

— Обиделась, но к тому времени это стало не важно.

— Лейтенант во всём виноват?

— Почему лейтенант? Он просто крайний оказался, а самый большой вклад внёс Клод.

— Значит, Клод больше всех виноват? — педантично расставляет все точки над всеми «ё» Анна.

— Да. Самый злой, самый грубый, самые неприятные переживания он доставил, — соглашаюсь с выдвинутым тезисом.

— Чувствуете сожаление по поводу разгрома канадского посольства в Сеуле?

— Нет. Не мои проблемы. Я патрульных предупреждала, что я — звезда. Лейтенанту говорила о том же. А что такое звезда? Это огромная популярность, большое число фанатов. Фанаты в большинстве своём молодые импульсивные люди. Как их удержишь? Я предупредила, что я — звезда? Предупредила. После этого они допустили грубости, провокации, стащили ужин, посадили в камеру с какой-то индеанкой. А если бы соседка оказалась неадекватной хулиганкой и напала бы на меня? Могло такое случиться? Могло. Вот была бы история! Выхожу от полицейских и сразу в больницу.