Рождение сверхновой
Шрифт:
— Двигаешься ты не слишком убедительно, — замечает СанХён.
— Так задумано. Я на репетиции только намечаю, что буду делать, а в полный размах выдам на выступлении. Силы берегу.
— Хорошо. Тогда покажи без вокала, что ты выдашь в полный размах, — просит он.
Мы заряжаем минусовку вполгромкости, и я выдаю в полную силу, неявно используя свою гибкость, что заметно выше нормальной. Слегка ошеломлённый СанХён отстаёт от меня, а с балкона опять аплодисменты.
Иду отдыхать, а на сцену выгоняют нашу Лолиту, в просторечии Борамку. Подсаживаюсь к мсье Дювону, у меня к нему разговор.
— Вы великолепны, мадемуазель Агдан, — Дювон галантно целует мне руку, — С ужасом жду момента, когда вы покинете нас и боюсь впасть в депрессию.
— О, Пьер! — не улыбнуться на такие изысканные комплименты невозможно, — Мои песни никуда не денутся. Вы их будете слушать, пока не надоест.
— Не могу такого даже вообразить, что ваши песни могут наскучить, — решительно возражает Дювон.
— Пьер, ну хватит! У меня к вам важное дело, — изо всех сил пытаюсь не улыбаться поощряюще.
— Вы меня прямо вдохновляете, — воодушевляется Дювон, — Приказывайте, моя королева!
— Надо связаться с высшим менеджментом сети отелей «Хилтон». Если они не выйдут со мной на контакт, на ближайшей пресс-конференции или в интервью я смешаю их с грязью.
Пьер сразу сделался серьёзным.
— В Монреале вас полиция забрала из отеля «Хилтон»?
— Да. Портье какой-то неприятный молодой человек. Увидел в паспорте синие глаза, а я была в цветных линзах под карие глаза. Решил, что паспорт фальшивый и, не дав сказать ни слова, вызвал полицию. Именно с него всё началось.
Пьер, слушая меня, что-то обдумывал.
— Вы на них обиделись? Я про администрацию отеля.
— Думаете, мелочь? — меня слегка накрывают те неприятные эмоции, что я испытала там у стойки отеля «Хилтон», — Понимаете, мы, азиаты для вас европейцев все на одно лицо. Я всё понимаю, но должен же быть какой-то предел! Что-то такое я в глазах его прочитала, какое-то презрение. Ты — азиатка и должна сидеть на попе ровно со своими карими глазами, других вам не положено. И не смутило его нисколько, когда я линзы сняла.
— В суд вы подать не можете, — начинает размышлять Дювон, — оснований нет…
— А кто мне запретит никогда больше не селиться в «Хилтон» и открыто сказать об этом? — спрашиваю я.
— Никто, — улыбается Пьер, — Никто, моя королева.
Он отходит подальше, почти к выходу и достаёт телефон. Так, что там у нас с Борамкой…
Париж, Гранд-Опера
21 марта, время — 18:50 часов.
Десять минут до начала концерта. По залам ещё ходят расфранчённые дамы и элегантные мужчины, большей частью среднего и старшего возраста. Но большая часть уже рассаживается в главном зале. Цены на билеты мы установили кусачие, в среднем три с половиной тысячи евро. Финальную серию концертов мы даём в элитном варианте. Для местного бомонда, высшие чиновники, старая аристократия, люди из большого бизнеса. Им мы приготовили Шоу с большой буквы.
На входе всем дают три шарика, дальше все идут мимо ряда непрозрачных контейнеров. На каждом название песни с кратким пояснением, кто исполняет и на каком языке. При наполнении контейнера он уносится, список желательного репертуара пополняется очередным названием. «Je suis malade»
Ожидаемо репертуар заполнился французской частью. «Лолита» вошла пятой, уступив немного «Viens Viens». Из англоязычных вошла только хулиганская песня «My Bed is too Big». Неожиданно! Может, я зря отдала её SM? Но это СанХён виноват, не прессуй он меня, ничего бы не отдавала.
Возможность самовыражения публике в целом понравилась. Хотя некоторые, как я заметила, кидали наобум. Особенно после того, как были выбиты явные фавориты.
Ну, что ж! Мы вас услышали, теперь слушайте нас! Шоу начинается!
В качесте разогрева наша визитка, дальше я с «Mon mec `a moi», потом Лолита-Борамка. «Derniere Danse» выпускаем пятой, и я отправляю зал в нокаут.
— Что-то тебе хлопают жидко, — беспокоится СанХён, лицо его страшно озабочено.
— Холь! Саджанним, у них просто сил нет, они в нирване, — успокаиваю его тем, что вижу сама. И овации нарастают, публика пол-минуты приходила в себя и, наконец, опомнилась. Нарастающие аплодисменты успокаивают СанХёна.
После чисто танцевального номера, которыми мы разбавляем выступления и «Viens Viens» от АйЮ, делаем антракт. Для публики антракт, а для нас не очень. Используем имеющиеся здесь залы. В танцевальном фойе Борамка и АйЮ, в театральном — я. Коронки распределились ровно. Со мной ИнЧжон, КюРи и СонЁн.
— Внимание, медам и месье! — обращаюсь к прогуливающейся публике, среди которых ходят, раскачивая сетчатыми бёдрами длинноногие красотки. Девушки из кордебалета Гранд-Опера, в глазах своих читаю чувство зависти.
— У нас есть для вас танец, который невозможно показать со сцены. Сразу предупреждаю, это укороченный рекламный вариант. Полный вы увидите в скором времени на моём любимом канале Франс-2.
Да, есть и такая договорённость. Я только подписывать пакет соглашений устала. Нашла я способ вписать рекламу в этот номер. Нам, большей частью мне, заплатят миллион за рекламу Дома высокой моды Пьера Кардена. Они нам костюмы с ИнЧжон сочинили.
Пошла музыка «Hands performance». Всего на две минуты и главные фокусы мы с ИнЧжон сильно урезали. Но какие у публики были глаза! И пришла мне в голову ещё одна идея, чем ещё можно украсить танец.
— Опять? — ИнЧжон в деланом бессилии заводит глаза вверх, когда я говорю, что можно ещё сделать с танцем. Моё хихиканье прерывают два джентльмена, осторожно приблизившиеся к нам.
То и дело кто-то подходит, но ненадолго. Выражают восхищение, изредка берут автограф и отходят. Всё-таки публика очень непростая, и слава святым апельсинам и аристократизму присутствующих, не позволяющему по-детски непосредственно выражать свой восторг.
— Мадемуазель Агдан, позвольте представиться, посол Канады во Франции, Антуан Бредли и мой помощник Джон Такер, — лица дипломатов профессионально приветливы, слова и тон корректны. Но мой взгляд непроизвольно и резко холодеет.