Рождение сверхновой

Генрих

[*&*] — Корея совсем недавно вступила в клуб развитых стран. Канада — член НАТО, входит в G-7.

[***] — Что ты хочешь этим сказать?

[*&*] — Они старшие, понимаешь? Корея — макне среди развитых стран и должна вести себя скромнее.

[***] — Это наше, корейское. Западные развитые страны проповедуют демократию и равноправие.

[*&*] — А мы не должны оставаться корейцами?

[***] — Агдан — принцесса. Или королева. Она не рядовая кореянка.

[*#*] — С королевы спрос больше.

[***] — Сам-то понял, что сказал, кумихо тебе в печень? В следующий раз так и говори: с её величества Агдан спрос больше!

Париж, гостиница «Фошон Л’отель Пари»

22 марта, время 11 часов утра.

— Ваше слово, мадемуазель Агдан, — на меня смотрят внимательные, умные глаза неопределённо серого цвета. Господин Доминик Бранниган, представитель мега-корпорации «Хилтон». Пожилой, лет шестидесяти, и вид у представителя представительный. Возраст утяжелил фигуру, но выглядит неплохо. Хотя хороший костюм может здорово украсить. А на нём очень хороший, тёмно-серый костюм.

А-д-ж-ж-ж! На нём-то хороший костюм, а я вот… не, я одета ещё лучше. Мы с ИнЧжон сейчас репетируем в сценическом наряде. Непрозрачный чёрный закрытый купальник с рукавами в обтяжку, чёрные же колготки средней плотности, короткая юбочка того же цвета, если эти сплошняком свисающие полоски можно назвать юбкой. Закрытые туфли на мощной платформе завершают откровенно эротический образ. Туфли тяжёлые, как берцы, но мы ногами не машем, так что не в тягость.

Собеседника тоже не тяготит мой наряд, и даже наоборот. Ишь, как глазками блестит. А мужчинка-то ещё, видать, ходок! Одобряю! Короче, уговорил он меня отложить душ и переодевание.

— Меня вполне устраивает ваш наряд, мадемуазель Агдан. Скажу честно, даже больше, чем устраивает, — мсье улыбался с таким восхищением, что устоять невозможно. Да и что мне, жалко, что ли? Меня больше беспокоит то, что я немного вспотела, но всякие дезодоранты и прочая гигиеническая косметика делают своё нужное дело. Вот когда мы всей «Короной» с нашими кордебалетницами наканканимся, вот тут да, через час к нам лучше не заходить. Уж лучше на конюшню.

Но если мсье не беспокоит, то и мне плевать. Да и не о чем беспокоиться. Когда начинаешь после интенсивных движений разогреваться, первым делом парят духи, дезодоранты и другие лосьоны. Кондовый запах пота пробивается минут после сорока занятий, равных по нагрузке беговому кроссу. А мы с ИнЧжон больше руками работаем. Раскачка бёдрами и волнообразные движения телом много энергии не отнимают.

— Моё слово? — отвлекаюсь только на секунду, погладив прошедшую по моим коленям Мульчу. ГаБи стоит сзади.

— Двадцать миллионов, — поднимаю глаза на Браннигана, — в американской валюте.

Не смущается ни на секунду. Я сыграла в поддавки, в таких случаях тот, кто первый озвучивает желательную сумму, теряет инициативу. Но мне лень играть в эти игры, поэтому я удваиваю максимально возможную на мой любительский взгляд сумму и озвучиваю.

— Вы же сами понимаете, это слишком, — мсье Бранниган само обаяние.

— Вы тоже поймите, — не уступаю я, — меня устроит статус-кво. Можете уходить и готовиться к тому, что я где-нибудь брякну о том, что в отелях «Хилтон» ноги моей больше не будет. Мне не заплатят, зато я свободна в своих поступках.

— Свобода, — мечтательно вздыхает мсье, и возводит очи вверх, с трудом отлипая взглядом от моих коленок, — это так прекрасно.

— Полагаю, вы вполне можете свободно принять решение ограничиться пятью миллионами, — Бранниган возвращается к увлекательному побочному занятию, разглядыванию меня, красивой. Несмотря на явную навязчивость, мне почему-то вполне комфортно. Кажется, догадываюсь, в чём дело. Пошлейшая похотливость, часто раздражающая интересных девушек, в исполнении Браннигана выглядит благородным преклонением рыцаря перед Прекрасной Дамой. Огонёк в глазах светится восхищением и одобрением, «Ах, мадемуазель! Какая же вы красавица, какая же вы молодец, что так здорово выглядите».

У таких учиться надо другим мужчинам, — думаю я. И тогда мужчина может мысленно раздевать собеседницу, снова одевать в какой-нибудь другой наряд, представлять, в какие позы… хотя нет, этого я уже не потерплю.

— Не вижу особой разницы между ничего и пятью миллионами, — выдаю я и наслаждаюсь сначала смятением, — надо признать быстротечным, — и откровенным восхищением. Уже не внешностью.

— Что? А-ха-ха-ха… простите, — Бранниган после паузы расхохотался до слёз, — когда я буду оправдываться перед руководством за перерасход средств, я вас процитирую. Полагаю, меня простят, ха-ха-ха!

Мульча влезает на спинку дивана, теперь ей надо потереться о мою голову, сунуть нос в шею… ой, щекотно же!

— Платиновую карту на десять лет хотите? — небрежно спрашивает мужчина.

— Что это?

Бранниган объясняет. Очень неплохая вещь, я плачу всего четверть от стоимости всех услуг любого отеля «Хилтон».

— Во-первых, это годится только в качестве бонуса. Во-вторых, не интересно. Вот если бы на двоих? — меня беспокоит ещё какая-то мысль, но поймать её за хвост не успеваю.

— Не проблема, можно и на две персоны. Только учтите, что она именная. На вас и любого сопровождающего, — Бранниган замолкает, глаза блуждают где-то в районе моей груди, но, по-моему, мыслями он далёк от моих прелестей.

— Хорошо, мадемуазель Агдан, — Бранниган выныривает из омута размышлений, — мы можем пойти на выплату вам десяти миллионов. Нет, больше не получится…

Он пытается меня притормозить.

— Десять миллионов — круглая сумма, красивая. Но двенадцать ещё лучше, — я не сдаюсь.

— О, мадемуазель Агдан, — смеётся мужчина, — Вы только что сказали, что не видите разницы между ничего и пятью миллионами. И вдруг углядели принципиальное отличие между десятью и двенадцатью.

Вот тут он меня подсёк, признаю. Но я не сдамся!

— Всё дело в эстетике, мсье Бранниган, — нежно улыбаюсь, — Двенадцать почти священное число. Двенадцать апостолов, двенадцать часов, на которые разбит циферблат, двенадцать месяцев в году. Десять тоже хорошее число, но холодное, от нуля на конце веет пустотой.