Русь меж двух огней – против Батыя и псов-рыцарей
Шрифт:
Но даже в случае же прорыва укрепленной линии «города Ярослава» для защитников еще ничего не было потеряно, поскольку они могли укрыться в цитадели — «городе Владимира» и уже там оказывать врагу длительное сопротивление. Площадь этих укреплений равнялась 10 га. Они также были окружены рвами и валами, на которых стояли деревянные стены, а каменные башни ворот вели в сторону Печерской лавры, Подола и храма Софии. Предположительно от Софийских ворот в город можно было попасть по подъемному мосту, хотя точно это не доказано, поскольку такие мосты на Руси использовались очень редко. Вроде бы все ясно и понятно, но неожиданно пришлось столкнуться с довольно оригинальным мнением, оно стоит того, чтобы быть процитированным. Вот что было написано В. Вортман и Д. Вортман в статье «Взятие Киева монголами»: «Судя по результатам раскопок 1980-х годов, вал, который первоначально отделял детинец от окольного города, в XII веке был снесен. Но ров, проходивший вдоль этого вала, оставалсянезасыпанным». Получается, что жители города, в один прекрасный момент взяли, да и срыли валы «города Владимира», но рвы при этом засыпать не стали. И вот тут получается странно — если горожанам нужна была площадь под какую-либо застройку, то тогда и рвы должны были засыпать — кидай землю с валов вниз, и все! Но валы срыли, а рвы оставили — зачем? Для чего? А главное — смысла абсолютно никакого, тем более что само предприятие по срытию валов являлось грандиозным мероприятием и нашло бы отражение в летописях. И потом — зачем лишать город дополнительной защиты, а тысячи людей в случае беды единственной возможности спасти свою жизнь, поскольку в случае прорыва главной линии обороны всегда был шанс укрыться за валами Детинца! Обычно города, наоборот, укрепляли, стремились
5 сентября 1240 года монгольская орда подошла к столице Южной Руси и плотным кольцом обложила город — долгая и кровопролитная осада Киева началась. Огромная орда окружала город со всех сторон, десятки тысяч монгольских воинов брали Киев в плотное кольцо, пленные волокли осадные орудия, а от рева тысяч верблюдов и ржания тысяч лошадей не было слышно человеческого голоса. Хан Батый въехал на коне на холм напротив Лядских ворот и оттуда обозревал огромный город, прикидывая, как удобнее расположить войска для атаки. Монгольские полководцы не случайно выбрали именно это место для нанесения главного удара — штурмовать со стороны Золотых ворот было безумием, поскольку именно там находились самые мощные укрепления русской столицы. Ведь там помимо рвов и валов Киев защищали крутые склоны и обрывы, а вот со стороны Лядских ворот местность была более ровная и пологая. К тому же в этих местах очень близко к укреплениям подступали заросшие лесом овраги, что позволяло незаметно накапливать войска для штурма городских валов в непосредственной близости от них. Все это учли ханские военачальники и именно сюда стягивали свои лучшие войска. Со своего места хан мог обозревать не только выдвигающуюся на позиции орду, но и сам город, который предстал перед завоевателем во всей красе — в лучах заходящего солнца пылали ярким огнем позолоченные купола многочисленных каменных соборов и церквей. Но видел Батый и другое — на городских стенах и валах толпились тысячи вооруженных людей, и в том, что биться они будут отчаянно, хан не сомневался. Всю ночь прибывали тумены, смертельной удавкой охватывая осажденный город, горожане не сомкнули глаз, стоя на стенах и башнях, жгли факелы и с тревогой вглядывались в темноту, которая взрывалась тысячами человеческих голосов, ревом животных, лязгом железа и грохотом устанавливаемых осадных орудий. Воевода Дмитр обходил городские укрепления, ободряя оробевших и стараясь поднять боевой дух ратников и ополченцев, а когда взошло солнце, то киевляне увидели, что их город отрезан от внешнего мира.
А в монгольском стане закипела работа — изготавливались новые метательные машины, мастерились тараны, пленные сколачивали большие щиты для защиты от стрел. В лесах, расположенных недалеко от Лядских ворот, монголы валили деревья, вязали громадные вязанки хвороста, чтобы делать примет и заваливать ров, обтесывали длинные жерди, из которых изготавливали лестницы. Отряды степных всадников рассыпались по окрестностям, и густые клубы черного дыма, поднявшиеся к небу, сообщили горожанам о судьбе ближних сел и погостов. Несколько дней во вражеских станах кипела работа, ханские полководцы готовились к осаде и приступу очень серьезно, поскольку именно Киев оказался первым серьезным препятствием на пути великого похода в закатные страны, а потому осечки быть не должно. А горожане, видя сильную суету в монгольских станах, со дня на день ждали штурма и продолжали укреплять свой город. Иногда к городским воротам подлетал отряд всадников на низкорослых лошадках и, пуская стрелы в защитников, дразнил их, стараясь выманить за ворота. Несколько раз это удавалось — распахивались тяжелые створки, и конные галицкие гридни, сжимая в руках мечи, палицы и топоры, атаковали ханских нукеров. В прямом столкновении дружинники опрокидывали монгольские ряды, рубя степняков направо и налево, гвоздили их кистенями и шестоперами, сбивали натиском боевых коней, но когда те обращались в бегство, надеясь заманить русских и подвести их под удар тяжелой кавалерии, дружинники, помня строжайший наказ воеводы, осаживали коней и возвращались в город. Яростные конные схватки происходили каждый день, и во время одной из них русским воинам удалось захватить важного пленника — монгола по имени Товрул. От него защитники узнали как о составе и численности орды, так и о тех, кто ее возглавлял, — весь цвет монгольской аристократии и самые лучшие полководцы привели свои войска на берега Днепра, чтобы участвовать в захвате столицы Руси. Урдюй, Байдар, Бичур, Кайдан, Бучак, Менгу, Гуюк — эти царевичи Чингисиды, родственники Батыя, двинулись волей Великого хана в поход на Запад, и теперь все собрались под стенами осажденного Киева. Старый степной волк Субудай, победитель в битве на Калке, стремительный Бурундай, разгромивший на реке Сить полки великого князя Георгия, жестокий Бастырь, сжегший дотла древний Суздаль, — все они со своими туменами встали под бунчук хана Батыя, и не было в мире такой силы, чтобы им противостоять. Вот что узнали киевляне от пленного монгола, но это нисколько не поколебало их уверенности стоять до конца.
А затем загрохотали монгольские осадные машины, и штурм Киева начался — огромные глыбы и каменные ядра полетели в город, с грохотом ударялись о городские стены и скатывались по склону вала в ров. Целыми днями работали вражеские камнеметы, расшатывая городские укрепления, от их страшных ударов сотрясались башни и городницы укрываясь за большими деревянными щитами, нукеры засыпали стены градом стрел, а тысячи пленных таскали огромные вязанки хвороста и бревна, заваливая ров. Защитники столицы встречали атакующих залпами из луков и самострелов, а конные гридни делали из ворот стремительные вылазки и, нарубив груду вражеских тел, стремительно уходили за городские укрепления. По ночам на городских валах Киева ярко пылали костры и слышался стук топоров — горожане чинили поврежденные стены и башни. Но дни шли за днями, а монголы так и не могли достигнуть каких-либо успехов, поскольку укрепления русской столицы по-прежнему оставались целыми и были неприступны. Конечно, Батый не раз испытывал желание послать на приступ свои тумены, но без тщательной подготовки этого делать не хотел — он помнил, как прошел хорошо подготовленный штурм Владимира-Суздальского и каким позором монгольского оружия закончились бои за Козельск, где все приходилось все делать с ходу. И потому хан себя сдерживал, ожидая, когда камнеметы разобьют городские укрепления и сделают проломы в стенах, через которые нукеры хлынут в город. По его приказу большую часть камнеметов перетащили к Лядским воротам, после чего мощь обстрела значительно увеличилась. Теперь в город летели не только каменные глыбы, но и зажигательные снаряды, горшки с нефтью, и вскоре на улицах Киева стали заниматься пожары. Пламя тушили те, кто не стоял на валах, а также женщины и дети, потому огонь пока удавалось сдерживать, выгорали лишь отдельные строения. Воевода Дмитр прекрасно видел, где Батый собирается нанести главный удар, а потому принимал ответные меры — улицы в районе Лядских ворот перекапывали канавами, перегораживали телегами, чтобы остановить движение монгольской конницы, наклонно вбивали колья. Трудно сказать, верил ли воевода в то, что князь Даниил приведет помощь из Венгрии, но сражаться он собирался до последнего, и потому, пока была возможность, по его приказу продолжали укреплять город. Уже больше месяца героически бились киевляне, сдерживая натиск орды, не получая никакой помощи от русских князей и иноземных королей, ценой своих жизней остановив и задержав нашествие на Запад. Героический Киев дарил чужеземным правителям драгоценное время для организации отпора страшному врагу, то самое время, которого так не хватило князьям Северо-Восточной Руси. Но это прекрасно понимал и Батый, а потому, видя, как затягивается осада, направил
А монгольские камнеметы продолжали долбить городские стены день и ночь, массированный обстрел не прекращался ни на час, и защитники уже не успевали чинить стены и башни, расшатанные страшными ударами. Здесь и там в укреплениях стали появляться многочисленные бреши, рассыпались городницы, под градом камней оседали и кренились бревенчатые башни. И горожане, и штурмующие прекрасно понимали, что как только рухнут стены, которые явно долго не простоят, то начнется штурм города, в котором решится судьба не только Южной, но и Юго-Западной Руси. Грохот рушившейся стены у Лядских ворот ознаменовал отсчет последних дней легендарной столицы Древней Руси, а битва за Киев достигла своего апогея — началось сражение за «город Ярослава».
Видя, как под ударами камнеметов обрушилась городская стена, Батый немедленно распорядился о начале штурма — надо было не дать времени противнику опомниться и как можно скорее атаковать и закрепиться на валу. Но и русский воевода предвидел подобный поворот событий, а потому не стал дожидаться, когда упадет расшатанная стена, а просто убрал с нее людей, чтобы избежать напрасных жертв. И теперь русские воины толпились на близлежащих улицах и, сжимая оружие в руках, ожидали приказа идти в атаку и отбросить врага. Под грохот барабанов, с яростным боевым кличем монголы бросились на приступ и, преодолев заваленный ров, по лестницам начали карабкаться на крепостной вал. В ту же минуту заревели боевые трубы киевлян, и тысячи русских ратников бросились на вал с другой стороны, чтобы остановить вражескую лавину. Два людских потока столкнулись на гребне вала, и грохот от этого столкновения был слышен на много верст в округе — друг о друга ударялись и раскалывались щиты, с треском ломались копья, с лязгом скрещивались кривые сабли и прямые мечи. В первых рядах русского воинства бились галицкие гридни князя Даниила, страшными ударами больших красных щитов они скидывали с вала монгольских нукеров, били степняков палицами и шестоперами, а сзади напирали ратники ополчения, которые кололи врагов копьями и рогатинами. В лютой сече киевляне посекли первые ряды монголов, загромоздив их телами ров, но Батый только махнул рукой, и новые свежие тысячи устремились на штурм. Но русский воевода тоже внимательно следил за ходом развернувшейся битвы, стоя на каменной башне Лядских ворот, и по его приказу с разных концов города двигались к пролому колонны вооруженных ратников, которые сразу же вступали в бой, заменяя раненых и уставших. Нукеры подтащили к воротам таран, и огромное бревно грохнуло в окованные железом створки — по приказу Дмитра их завалили битым кирпичом и бревнами, поскольку осажденным теперь стало не до вылазок.
День и ночь бились на валах киевляне, сдерживая яростный натиск орды, штурм не прекращался ни на минуту, и через несколько дней стало ясно, что монголы одолевают — защитников становилось все меньше и меньше, они все реже могли сменять друг друга, а Батый постоянно вводил в бой свежие войска. Яростный натиск нукеров сбросил русских воинов с вала, но те отступили на улицы «города Ярослава» и там стали ждать атаку степняков. Ханские воины разобрали завал и распахнули створы — через Лядские ворота монгольская конница хлынула в город и начала растекаться по улицам Киева, но там ее встретили ратники и ополченцы. Бешено мчавшиеся кони напарывались на вбитые в землю колья, с перегородивших улицы телег киевляне поражали захватчиков топорами и копьями, а сидевшие на крышах домов лучники сбивали всадников стрелами. Смертельный бой разливался на улицах «города Ярослава», монголы рвались к «городу Владимира», но защитники бились столь отчаянно, что на несколько дней задержали продвижение врага. Сражались на улицах и папертях церквей, во дворах купеческих теремов и боярских хором, в домах простых ремесленников, на площадях и огородах — везде, где только могли пройти монголы. Под их яростным натиском часть отчаянно сражающихся горожан и дружинников отступила в громадный Софийский собор и накрепко там заперлась, поражая врагов из узких окон и с храмовой крыши. Бревном нукеры высадили двери в собор, но галицкие гридни перегородили узкий проход щитами в рост человека, а мужики ударами топоров нарубили в проходе целую кучу вражеских тел. Несколько раз бросались багатуры на штурм каменной твердыни и всякий раз откатывались, устилая каменные плиты пола своими телами.
Воевода Дмитр устало поднялся на каменную башню Софийских ворот «города Владимира» и оттуда смотрел на гибнущий город. Он понимал, что «город Ярослава» не удержать, что те, кто там сейчас бьется с монголами, обречены, потому что он скоро будет вынужден отдать приказ, чтобы закрыли ворота. Под их каменной аркой сейчас проходили израненные и истомленные боем воины, они несли и вели своих раненых товарищей, а вместе с ними бежали сотни горожан, стремясь укрыться в цитадели от беспощадных захватчиков. Но «город Ярослава» еще сражался, еще гремела битва за Софийский собор, на некоторых улицах ратники продолжали сдерживать монгольский натиск, давая шанс на спасение в Детинце тысячам людей. В некоторых районах занялись пожары, но монголы не дали им распространиться — им предстояло штурмовать «город Владимира», а делать это среди дыма и пламени очень не хотелось. Воевода, увидев, что вражеские войска опасно приблизились к цитадели, распорядился закрывать ворота, а сам отправился расставлять по местам бойцов.
Монголы сразу же кинулись на штурм киевского Детинца, намереваясь взять его с ходу, но были отброшены с большими для них потерями — защитники стояли насмерть и отразили вражеский штурм. Прибывший на место атаки Субудай остановил бесполезную бойню и отвел войска от валов цитадели, велев тысячникам расположить войска на новых позициях, отдыхать и готовиться к дальнейшим боям. А все монгольские полководцы, темники и принцы Чингисиды собрались в шатре Батыя, чтобы решить, что же делать дальше. Сразу гнать орду на приступ не хотел никто, понимали, что это приведет к неоправданным потерям, а ведь поход на Запад еще только начался, — и потому решили подтянуть к Детинцу осадную технику, проломить стены и лишь потом штурмовать. Пусть потеряем время, зато сохраним воинов — так решили на совете. К тому же в «городе Ярослава» еще продолжались бои, по-прежнему гордо возвышался над площадью непокорный Софийский собор, и требовались серьезные усилия, чтобы выбить из него русских.
А на следующий день закипела подготовка к штурму «города Владимира» — по улицам «города Ярослава» к киевской цитадели тянули осадную технику, несколько камнеметов установили напротив западной стены Софийского собора и после жестокого обстрела полностью ее разрушили. Монголы хлынули внутрь, и вскоре все было кончено — все, кто укрылся в храме, были перебиты, а сам собор разграблен. А потом заработали монгольские камнеметы, круша и разбивая укрепления Детинца, тысячи стрел обрушились на защитников, от зажигательных снарядов стали распространяться пожары. Все, кто укрылся в цитадели, понимали, что шансов на победу уже нет, но продолжали отчаянно сражаться, не желая сдаваться на милость степных варваров — знали, что пощады все равно не будет. Яростный бой разгорелся у Софийских ворот, где нукеры завалили ров и пытались тараном разбить тяжелые створы, — сверху бросали тяжелые камни, бревна, лили кипяток и смолу, нанося врагу тяжелые потери. Вскоре начали рушиться деревянные стены Детинца, и положение осажденных стало отчаянным — но борьба продолжалась! Первой была разбита и обрушена стена у Софийских ворот, а затем стены стали рушиться по всему периметру обороны. И тогда Батый объявил приступ — нукеры ринулись на валы, где их встретили отряды защитников, и по всему фронту началась рукопашная схватка — она продолжалась весь день, киевляне бились отчаянно, но численный перевес был на стороне монголов, и в итоге они выбили русских воинов с укреплений. Израненного воеводу Дмитра унесли в Десятинную церковь, а сами горожане теперь готовились дать бой монголам на улицах «города Владимира» — всю ночь нукеры слышали стук топоров, который доносился из центра цитадели. Монгольские воины, так же как и защитники города, истомленные многодневными боями, просто падали с ног от усталости, к тому же сражаться ночью в незнакомом городе, среди улиц и переулков было опасно, а потому ханские полководцы просто оставили войска на захваченных укреплениях. Ждали утра, а когда оно наступило, то прибывший на позиции Субудай был поражен, когда увидел, что все улицы, ведущие к главной площади, заполнены вооруженными людьми. Тесными рядами русские ратники стояли среди теремов, домов и заборов, многие вскарабкались на крыши, чтобы оттуда поражать врагов. Старый степной волк понял, что именно сейчас произойдет самый лютый бой, поскольку киевлянам уже некуда отступать, что потери в его войсках будут страшные, но выбора не было, и Субудай подал сигнал к атаке. Последний час Киева пробил.