Русская война: Утерянные и Потаённые
Шрифт:
От десятилетия к десятилетию, из века в век разрастается партийное стремление пришпилить его к одной графе говорить от него; за него; а теперь уже почти и вместо него…
Вынужденный в ходе работы обращаться к конкретному материалу исследований по пушкинской биографии и творчеству 1828–1837 гг. я неоднократно встречался с подобным предосудительным с точки зрения самого снисходительного историка обращением с текстом – но и сверх того, мне пришлось убедиться в наличии прямых подлогов материалов и мнений иных «пушкинистов» даже в отношении друг друга. В первой статье я немилосердно костерил А. А. Ахматову за недопустимые вольности в обращении с фактическими данными, в частности внутрисемейной ситуации А. Пушкина – ровно настолько, насколько их проводила г-жа С. Абрамович в своей книге «Последняя дуэль Пушкина»; но по напечатанию работы, вызвавшей разноголосые шумы, знакомые и полузнакомые люди стали нести мне различные публикации по пушкинской тематике – и вот из сборника собственных работ А. А. я с изумлением убедился, что никакого пристрастия к Н. Н. Гончаровой, приписываемого ей Стеллой Лазаревной, она не испытывала, и даже наоборот… Ну что тут поделаешь – по кучеру и сани…!
В то же время собравшийся объем материалов, естественно больший того, что было использовано в статье, как и укрепляющаяся точка зрения на предмет побуждает еще раз пройтись по самой фактологии драмы последних лет жизни А. С. Пушкина в понимании ее национально-общественной и исторической значимости, но уже не в рамках собственных интересов, а систематизируя материал для передачи специалисту-литературоведу, сознательно ограничивая себя уровнем фактов и документов и останавливаясь без примысливания там, где они перестают говорить, передать наряду с основным и побочные результаты работы тому, кто пойдет дальше…
Я бы свел их к нескольким расходящимся наблюдениям; некоторой сумме впечатлений, оформляющихся вокруг них; одному существенному результату; и, наконец, возникающей общей картине дела, о которой достаточно много говорилось в 1-й статье, в которую по наличию собравшихся после её сдачи в печать материалов так и хочется внести массу дополнений, уточнений, вариаций и ходов к основной теме, что она воистину начинает обретать пространство безбрежного – бог с ней, океан пушкинистики переполнен и без нее…
Остается собственно Военно-Судное дело, впервые изданное в 1900 году; перепечатанное репринтом в серии «Редкие книги из частных коллекций» издательством «Руслит» (Москва) в 1992 г. и та неожиданность, что сразу бросается в глаза непредубежденному читателю с некоторой долей профессиональной настороженности: в течении полутора месяцев судебного производства, на всех ступенях судебного дознания А. С. Пушкин именуется «камергером д. е. и. в.». И с этой вопиющей деталью бумаги проходят от 1-го рапорта о дуэли командира Отдельного Гвардейского Корпуса генерал-адъютанта Бистрома 1-го до 16 марта 1837 года:
– через руки императора Николая Павловича (знал А. С. Пушкина лично; многократно встречался с ним, был его «единственным цензором»);
– через руки военного министра графа А. Чернышова (неоднократно встречался с А. С. Пушкиным по поводу запросов о материалах к написанию «Истории Петра Великого»).
Из опросов К. Данзаса (лицейский товарищ и секундант Пушкина); Ж. Дантеса-Геккерена (свояк, муж сестры жены поэта); из опросных листов, направленных Н. Н.Пушкиной, жене по-эта, в которых она поименована «камергершей»; из служебных материалов полиции, снимавшей показания свидетелей дуэли «каммергера Пушкина» (так в тексте) следует вывод о полной убежденности производящих дознание и суд в камергерском придворном звании поэта.
Только П. Вяземский в опросном листе, в резкий диссонанс с задаваемыми вопросами, так и с другими свидетелями называет А. Пушкина «камер-юнкером», что почему-то не насторожило ни членов военно-судной комиссии, на заседаниях которой эти материалы зачитывались вслух; ни квалифицированного судейского чиновника аудитора Маслова, осуществлявшего делопроизводство этого громкого процесса и во многих других более нейтральных эпизодах дела обнаружившего большое рвение и настороженность – ничего этого не наблюдается в отношении звания убитого поэта-царедворца, между тем оно резко меняет всю окраску дела, убил ли «поручик Егор Геккерен» «штабс-капитана Александра Пушкина» или поднял руку на «генерал-майора», сановника империи…
Через 10 лет в частном письме брату Михаилу император Николай Павлович будет вспоминать мельчайшие детали разговора с А. С. Пушкиным, состоявшегося за 3 дня до дуэли – через 3 дня после разговора он читает служебный рапорт генерал-адъютанта Бистрома, накладывает на него высочайшую резолюцию и… не замечает, что «камер-юнкер» отрапортован «камергером»?!?!
Вот интересно, на каком основании, от имени титулярного советника (чин 9 класса) или «камергера двора е. и. в.» рассылает Н. Н.Пушкина приглашение на панихиду Главам Дипломатического Корпуса и они ВСЕ, кроме английского поверенного лорда Дерама (был болен) и прусского поверенного барона Либермана (не одобрял либеральных взглядов покойного) явились на панихиду в придворных мундирах и при орденах, заслужив удивительную похвалу от одного из присутствовавших русских людей (услышал французский поверенный Барант)
– Спасибо вам, вы открыли нам глаза на национальное значение Пушкина…
…В случае «титулярного советника» г-жа Пушкина получила бы изрядную головомойку за неподобающие претензии от околоточного полицейского офицера; дипломатический корпус в лице первых лиц преимущественно проигнорировал бы приглашение…
Кстати, а знаете ли вы сколько материальных благ получила Наталья Николаевна по смерти мужа? (ядовитое замечание московского почтдиректора Булгакова «Другие обеспечивают будущее своих детей жизнью – Александр Сергеевич обеспечил их своей смертью…»).
– Выкупленное у родственников и очищенное от долгов за счет казны имение Михайловское;
– 6 тыс. рублей годовой пенсии до смерти или 2-го замужества (А. Пушкин «как титулярный советник» получал 5 тыс.);
– по 1, 5 тысячи рублей на каждого из 4-х детей до их совершеннолетия с обучением за казенный счет;
– 50 тысяч рублей на издание полного посмертного собрания сочинений поэта, необлагаемый налогом доход которого передается его семейству (принес 252 тыс. рублей);
– разные мелочи, как-то: 10 тыс. рублей единовременно на похороны; доля в «Современнике», выкупленная за 30 тыс. рублей и т. д.
Всего до 500 тысяч рублей!
Ай да Пушкин…
Вам не кажется, что это чрезмерно? Не по национально-сумеречному, по житейски-рассудочному?
Да, если исходить из его «камер-юнкерства», но вполне обычно для «камергера», даже по годовому окладу в 11–28 тыс. рублей из размеров которого начислялась и пенсия вдове (обычно 50 % от последнего).
Впрочем зачем гадать – В УКАЗЕ О ПРИНЯТИИ ДЕТЕЙ А. С. НА ГОСУДАРСТВЕННОЕ ОБЕСПЕЧЕНИЕ от 29.1.1837 покойный назван КАМЕРГЕРОМ
Но вот 16 марта за два дня до окончательной конфирмации дела вдруг встрепенулся уже в Генерал-Аудиториате, и всех укорил генерал-аудитор О. Ноинский, запросив Придворную Контору, какое имел звание умерший А. С. Пушкин «камер-юнкера» или «камергера», на что в тот же день Контора засвидетельствовала: «Камер-Юнкер»!