Русская война: Утерянные и Потаённые
Шрифт:
Фитингоф на выплаванном «Наварине» уверен и покоен – старый конь борозды не испортит; в то же время «Цесаревич» до конца таит постоянную угрозу и в размышлениях адмирала Витгефта, еще в 90-е годы протестовавшего против сплошной нижней палубы без сливов скапливающейся воды вниз, создающей угрозу внезапных опасных кренов при переливе между бортов, и теперь установленную на новых броненосцах; и для экипажа, знающего что выше 2 м 20 см «король голый», одна конструкционная сталь – броня отсутствует. Не это ли инстинктивное недоверие к своему кораблю обусловило тот факт – не «Цесаревичи», имеющие 10 орудий в курсовом залпе, выполнили единственную в войну атаку «на пистолетный выстрел», а «Ретвизан» с 6-ю.
Это продолжится и в будущем, даже с еще более головоломными проблемами: скажите, на каком корабле должен был держать свой фланг командующий Черноморским флотом адмирал Эбергард: на новеньком «Евстафии» 1908 года постройки, с послецусимскими улучшениями, дополнительной 8-дюймовой батареей и проч., «нормальные» корабельные пушки которого с 15° возвышением достигали цель на дистанции до 90 кабельтовых; или на старом, крамольном «Пантелеймоне Потемкине», «пересветовские» орудия которого с 1907 года уже с 35° возвышением загоняли снаряд аж за 110 кабельтовых, и тому почасту приходилось спасать своего флагмана в Первую мировую войну от дальных залпов германо-турецкого линкора «Гебен», побивая его сверхдальними.
Удивительно, серийные линкоры типа «Севастополь» 1915 года постройки оказались «типически небоеспособны» и выбирать флагманский корабль из них не приходилось – на них просто нельзя было идти в бой: размазанная по корпусу картонная 120 мм броня пробивалась германскими снарядами на всех дистанциях стрельбы. Странное же чувство должны были испытывать к ним морские офицеры, по результатам обстрела опытного отсека «Севастополя» узнавшие об этой «изюминке» новых линкоров в 1913 г.
Вот часто приводимый эпизод – в 1916 г., не дождавшись противника адмирал Эбергард снял с дежурства у Боспора дредноут «Императрицу Марию» – искомая добыча «Гебен» прошел в пролив на следующий день… Пресса истерично ославила Эбергарда «Гебенгардом» в какой-то стадной уверенности, что случись встреча русского и германского линкоров – «немцу» не сдобровать, а и более того, он уже преподнесён, как «кушать подано»! Полноте, так ли?
Встретятся два корабля одного класса, один со сплававшейся командой, уже полтора года участвующей в войне, командуемый одним из опытнейших офицеров германского флота контрадмирал Сушоном – и другой с экипажем, вышедшим в первый поход с боевыми стрельбами под командованием… не смог узнать; 10 280-мм орудий в пяти 2-орудийных башнях, посылая 5 снарядов в 2 минуты на ствол, будут соревноваться с 12 305-мм орудиями в 4-х 3-х орудийных башнях, посылающих 3 снаряда в 2 минуты на ствол.
Немецкий линейный крейсер будет встречать русские снаряды бортовой броней в 270 мм – русский линкор германские главным поясом в 231 мм. Немцы выполнят все отработанные до автоматизма правила и пункты обеспечения плавучести и непотопляемости корабля – расхлябанная команда «Марии», допустившая пребывание посторонних лиц на борту в своей базе и оставившая потомкам неразрешимую задачу: был ли линкор взорван диверсантами, проникшими в самое сберегаемое место корабля, крюйт-камеру; от самовозгорания плохо выделанного пороха, что редчайший случай в практике отечественной артиллерии: наши взрывчатые вещества скорее пересаливали с детонационной устойчивостью и чаще вообще не взрывались, чем преждевременно взрывались; или по отечественному разгильдяйству – есть удивительные свидетельства, что обслуживающий персонал погребов вырезал из пластин пирокаллодийного пороха… стельки для обуви! Такой экипаж скорее всего что-то упустит, или проморгает… Нет, я не думаю, что исход поединка был предрешен, а и более подозреваю, что русская щука заглотит и подавится германским ежом – чем вскрыла бы полувековой блеф о т. н. «русских линкорах типа «Севастополь»», опять «самых-самых» по 52-калиберным 305 мм пушкам, 24-узловой скорости и проч., а в совокупности отстаивавшихся в базах всю Первую мировую войну и превратившихся в рассадники революции кроме «формаций», «ситуаций», «германо-большевиков» просто от безделья тысяч здоровых тел – сверхчеловеческие дамы Война и Революция, зная свою выразительность, не любят встречаться.
В канун Цусимы нужен был просто добротный корабль, который уважают экипаж и капитан, в котором – высшая аттестация! – были уверены, что он не то чтобы «самый-самый», а вот, главное, «не подведет». Были у нас такие корабли? Только не в составе новых!
Чего больше страшился капитан Серебренников, японских снарядов или того, что на повороте его «Бородино» так накренится, что опустит в воду порты батарейной палубы, как то едва не случилось на испытании – на которые, кстати, броненосец вышел с 300 тонным перегрузом – в Цусиму он вступил с 1500 тонным…?!
Что полагала в своем корабле команда «Орла», если тот ухитрился затонуть у причальной стенки еще при достройке?
В этих условиях «серенький», «как у всех» броненосец с центральной казематированной батареей на 14–16 шестидюймовых орудий; с двумя 12-дюймовыми башнями на оконечностях; с 1,5-метровой метацентрической высотой просто не могущий выполнить таких курбетов своих замечательно-оригинальных братьев – был важнее любых новаций самой изощренной технической мысли. Нужен был средний, добротный корабль, который недовольно поскрипывая выполнит самый грубый разворот боевого маневрирования, задаст простые обозримые приемы использования факторов своей материальной мощи, станет неприхотливым товарищем морского солдата, всегда востребованным и при месте, как трехлинейная винтовка Мосина в армии. Русская армия подтолкнула и обрела удивительную троицу замечательных середняков, переваливших в своей службе 50-летний срок: 3-х линейную винтовку, 3-дюймовую пушку, пулемет «Максим» на станке Соколова – в русском военно-морском флоте таковым оказался броненосец «Петр Великий», принятый в состав флота в 1877 году и сданный на слом в 1922 (есть свидетельства – в 1959 (?!)), во все 45 лет своей службы постоянно в плавании как боевой или учебно-артиллерийский корабль, но никак не выразившийся в прямых потомках, скорее возвращавшийся через подражание Западу в линиях «Трех Святителей», «Наварина», повторявших его уже размытый контур через опосредование английскими «Дредноутом», «Триумфом» и «Мажестиком».
А не мог ли именно этот корабль стать прототипом «чисто русских броненосцев», кряжисто-отечественных пахарей моря, как он стал прототипом класса «брустверных броненосцев» в мировом кораблестроении? В идеологии – нет: только на севере архангельский помор вырабатывал и хранил свой тип моряка и корабля, никому и ничему не кланяясь, под себя и свой норов; в умозрениях морского сообщества, принимающего в свои размышления преимущественно то, что идет «от них» – нет… Наконец, в размышлениях своего создателя, легко прошедшего мимо вершины своего творчества к «подавляюще-оригинальным» и преимущественно неудачным круглым броненосцам-поповкам, камбалообразной «Ливадии», «овальному броненосцу» – все неповторимо первенствующее по тому или иному качеству и не складывающееся в целое-бой из-за того же гипертрофированного качества, так что из-за избыточной остойчивости «поповок» на волнении нельзя было стрелять из пушек – резкий сход корпуса с волны; и в любую погоду – только 2-х орудийным залпом, круглый корабль вертит от отдачи 1-го орудия как мяч…
Одернуть же, повернуть из дымки желаний в серо-чугунную реальность повседневного беспокойного адмирала некому… – увы, нет! Где-то с 80-х годов, не поддерживаемое собственной военно-морской практикой или рамками тактических воззрений сложившейся национальной военно-морской доктрины творчество великого кораблестроителя становится бесплодным, в продолжении его преемников – крохоборным.
То сильнейшее воздействие, которое оказал флот на 2-ю половину 19 века, века пара и железа, самое их естественной воплощение, скользнуло по России стороной. В плаваниях «Витязя» и «Изумруда», океанской эпопее Н. Н. Миклухо-Маклая век приоткрывался России новой дверью – она скучливо просеменила мимо нее в свои каморки. 3—4-я военно-морская держава мира не обзавелась ни одной угольной станцией на путях вокруг Африки или Америки на Дальний Восток; ткнулась, не означилась, освоением Северного Морского пути.
Английский флот, долбившийся в форты Александрии, вплывавший в Африку канонерками по Нилу, забиравшийся изумрудной Иравади и желтой Янцзы в сердце Азии, что он привносил в сознание британца? То имперское чувство окрыленности, что будоражило Киплинга и Фосетта, Родса и Чемберлена. Говорите, обман, иллюзия, конфеточная обертка колониального грабежа?
Это все отвалится, как девальвировался, а на днях окончательно пропадет английский фунт стерлингов, но останется Туман Левингстона и Нахтигаля, Пржевальского и Козлова. Киплинг ли нес англиканство в Азию, или Азия-Индия роскошно прорастала через Киплинга в Европе?
Колонии воспитали, развили, дали расцвести чувству мгновенной вдохновенности самых выдающихся администраторов и военачальников начала 20 века, тех, руками которых была сделана Первая мировая война, а для англичан и американцев и 2-я: Жоффр и Китченер, Галлиена и Першинг, Черчилль и Фишер, Эйзенхауэр и Макартур – дети колоний; на Тихоокеанской эскадре обрели себя Шпее и Шеер; Средняя Азия сделала М. Д. Скобелева, Кавказ – Брусилова, Геок-Текинская экспедиция обратила удачливого офицера капитана I ранга С. О. Макарова в командующего флотом.