Русская война: Утерянные и Потаённые
Шрифт:
– поэтому 9 эсминцев следовало перевооружить, обратив едва ли не в принципиально новый тип корабля, чистого «истребителя миноносцев» – снять все прежнее вооружение, кроме того, что возможно при постановке мин, и установить носовое и кормовое 120-мм орудия для эффективной курсовой стрельбы, и автоматические пушки для боя на параллельном сближении, когда скорость смещения цели, достигшая 50 узлов, делает стрельбу крупных орудий бесплодной, для чего установить диаметрально 4–6 установок 57 мм калибра, например, револьверных американского типа, широко применяемых на русских вспомогательных крейсерах, обеспечивающих еще стрельбу очередями, но в 2 раза более мощным снарядом, чем русский 47-мм автомат Канэ. Отряд из 3-х таких «истребителей» по огневой мощи был равноценен легкому крейсеру, а по скорости 26, 5 узлов недостижим ни одному из них, – допустимо было даже и некоторое ее снижение на 1–1,5 узла.
К этим работам следовало привлечь не только петербургские верфи, но и финские и лифляндские, в частности разместив там заказы по корпусным работам на старых кораблях, по дооборудованию эсминцев, осуществляя в Петербурге и Кронштадте только вооружение, что резко ускорило бы темпы наиболее трудоемких работ. Часть заказов можно было разместить на верфях Дании и Германии, особенно по корпусам новых крейсеров, которые прибудут без вооружения, а характер работ не позволит определить является ли это модернизация боевого характера или переделка корпуса в небоевой состав. Заказы на некоторые работы, например, ковку форштевней можно разместить даже в настороженно-враждебной Швеции…
Поставив на судоработы энергичного увлекающегося адмирала-хозяйственника Бирилева, – тип морского воина, нигде, кроме тучных российских нив с 1861 года, не взращиваемый, везде ведомство Марсово сторонится ведомства Меркуриева – и подкрепив главных строителей кораблей выпускниками кораблестроительного факультета Инженерного училища, новый командующий мог погрузиться в дебри других проблем.
Стараниями Макарова и Рожественского, двух последовательных генерал-инспекторов артиллерии флота в военно-морских кругах сложилось убеждение о ближайших, не далее 40 кабельтовых, дистанциях стрельбы на море, созвучные мнению и авторитетной французской военно-морской школы, в 1855–1900 годах давшей немало идей военно-морскому сообществу, даже и саму идею броненосных кораблей – сводя смысл работы морской артиллерии к поражению узкой окантовки главного броневого пояса в области ватерлинии, она даже не училась стрелять на дистанции дальше 45 кабельтовых; русские, признавая боевые действия флота против берега – спасибо Черноморским проливам! – учитывали и 60-кабельновые и 80-кабельтовые дистанции, но уже как «неморские». Поэтому в морской артиллерии был принят в качестве основного типа 3-калиберный бронебойный снаряд системы Макарова с бронебойным наконечником, несомненно лучший в мире боеприпас для стрельбы на короткие дистанции по сильнобронированным целям. Проникновение за броню Макаров считал основной характеристикой снарядов главного калибра морской артиллерии, что было в общем-то верно, но в то же время сопровождалось недооценкой фугасных снарядов как средства морской войны, кроме как действий по берегу, и связанное с этим пренебрежение иными средствами защиты, кроме тех, что обеспечивают непроницаемость ватерлинии, выразившееся в расположении артиллерийского вооружения на его проектируемом «универсальном безбронном судне» на открытой палубе без всяческой защиты «Из пушки в пушку не попадешь», это наделало много шуму – и к сожалению реализовалось в металле: на крейсере «Варяг» вся артиллерия стояла «голой», в бою же это привело к тому, что артиллерийские расчеты истреблялись беспощадно вихрем осколков (3/4 артиллеристов «Варяга» убито, 1/4 ранена, крейсер был затоплен без серьезных повреждений корпуса, по потере 90 % артиллерии, и выбытию из строя 47 % личного состава). Увлеченный бронепробиваемостью, адмирал даже во 2-й половине 90-х годов продолжал отстаивать сохранение на флоте цельнолитых снарядов, лучших по этому качеству, игнорируя-перетолковывая очевидные итоги японо-китайского морского сражения при Ялу: японские «гвозди» пролетали поперечно через надстройки китайских кораблей, а китайские гранаты рвали в клочья небронированные корпуса японских крейсеров; все успехи японцев в сражении были обеспечены в первые полчаса, когда японские корабли («эльсвикские» легкобронные крейсера) охватили голову колонны противника и японские снаряды пошли продольно в китайские крейсера; как только бой перешел на параллельные курсы превосходство китайцев стало устрашающим, и лишь их малодушное прекращение боя и уход в Люйду (Порт-Артур), как и доблесть японских команд спасло японскую эскадру от разгрома, – в момент завершения боя на флагманском крейсере «Матсусима» выбыло из строя 400 из 700 членов экипажа. Этот бой положил конец «эльсвикской эре» в военно-морских воззрениях, но остатно застрявшей в голове Макарова (судя по «Рассуждениям о морской тактике») еще на десяток лет.
Японцы сделали из боя самые решительные выводы, восстановив в полной мере тяжелое бронирование кораблей и перейдя от цельнолитых исключительно на фугасные снаряды длиной в 4, 3 калибра с энергетически мощной взрывчаткой в легком стакане, что было уже перехлест – броню можно только «пробить», а не «разорвать», а для этого нужен массивный прочный корпус; взрыв даже небольшого объема взрывчатки во внутренних помещениях наносит огромные разрушения кораблю, несравнимо опаснейшие, чем эффектное, но малопродуктивное, в отсутствии других обстоятельств, крушение надстроек. Японские снаряды обладали мощным зажигательным действием и были совершенно беспощадны к незащищенным броней людям, давая чудовищное количество осколков, но по своим малым размерам не очень опасным для механизмов.
Русские бронебойные снаряды с массивным корпусом разрывались за броней на небольшое количество мощных осколков, крушили ими и взрывной волной все; особенно сильное действие производили т. н. «сегментные» снаряды, которые по внутренней сетке разрывались на 32 массивных осколка, пробивавших даже 25 мм броню палуб и перегородок. В то же время они почти не разрушали легких надстроек, пролетая их насквозь, и были «человеколюбивы», не давая веера стальной «пыли» при разрыве – учитывая такую «гуманность» русской артиллерии адмирал Того всю войну провел на небронированном мостике «Миказы», не укрываясь в боевой рубке и вызывая обожание подчиненных и публики «самурайским духом». Что же, дополнительный процент за умную предусмотрительность: за годы войны на флагмане выбыло из строя 3 флаг-капитана по должности находившихся в рубке.
Особые требования бронебойного снаряда к взрывчатке – обеспечение замедленного взрыва при высокой ударной детонационной устойчивости – определяли и выбор бризантного вещества: в русских «макарах» это был пироксилин, имевший в два раза меньшую энергетику, чем японская «шимоза». Учитывая разницу начинки (35 фунтов против 105) японский снаряд был в 6 раз более энергетичен, из чего делается вывод о «роковой ошибке», почему-то по сей день кочующий по литературе – бронебойный и фугасный снаряды принципиально различны и когда после русско-японской войны англичане убедились в невозможности приспособить лиддит (аналог шимозы) к требованиям бронебойных снарядов, они начали новейшие 305—343-мм снаряды шнековать черным охотничьим порохом! Количество взрывчатки в этих принципиально разных типах снарядов относится как 1 к 3…
Проблема обеспечения должной скорости бронебойных снарядов на больших дистанциях стрельбы решалась переходом на более инерционные 4, 5–5, 5-калиберные снаряды, которые имеют меньшую начальную скорость, но и медленнее ее теряют; изготовить их было возможно, но это значило переменить сами таблицы стрельбы; зная, что существующие неверны, на это можно было бы и пойти, обеспечив эскадру хотя бы 20 % «дальних» выстрелов к самым мощным 12 дюймовым орудиям – о низком качестве таблиц стрельбы уже знали, и в артурской эскадре и на береговых батареях пользовались самодельными.
Впрочем, возможно было и иное решение – не меняя стакан, начинить его энергетически мощным мелинитом, создав временное дополнительное средство к основному снаряду; новый снаряд разрывался бы от трубки, входя в легкобронные части корабля или ударной детонацией при попадании в толстую броню, но не снаружи, как фугасный, а когда корпус снаряда войдет в нее – при времени детонации 0,003 сек и скорости 350–400 м/сек на 70–80 см – или начнет вминаться, и последующий взрыв либо расколет и разнесет броневую плиту, либо произведет обычное фугасное разрушение по корпусу, вдобавок выбросив в обоих случаях огромный султан дыма, удобный для пристрелки, и восполнив недостатки основного снаряда: малый размер разрушений внешних частей корабля и отсутствие выраженных признаков попадания у снарядов, разрывающихся в глубине судна. Перемежающаяся стрельба двумя боеприпасами будет разрушать все элементы боевой конструкции поражаемого корабля, а сильная деформация пробоин затруднит их заделку против обычных аккуратных отверстий бронебойных снарядов, к которым японцы уже приспособились иметь особые круглые щиты под основные калибры русских боеприпасов.
Требовалось безусловно дополнить отличный средне-калиберный бронебойный снаряд мощным фугасным вместо той «хлопушки», которая им наименовалась: либо перейдя к начиненному мелинитом подобно армейской гранате с чувствительной трубкой, либо использовав в существующем уплотненный пироксилин, позволяющий увеличить вес взрывчатки в 1, 5–2 раза при сохранении детонационной устойчивости боеприпаса – опыты такого рода успешно проводились на Охтинском заводе… Как тут раскроются русские химики, с «народовольческой молодости» традиционно сильные во взрывчатых веществах!
Одновременно развернулась интенсивнейшая подготовка экипажей, которой Белый Мандарин занимался лично, ставя все новые и новые задачи, рассылая расписания на день, неделю, и вручив флагманам отрядов и дивизий помесячные указания, исправляя их на посещениях отрядов или недельном совещании, где есть кому говорить: командиром 1-й дивизии назначен контр-адмирал Кроун; 2-й – Небогатов, 3-й – Цывинский, 4-й – Безобразов, 5-й – Пилкин; как член совета участвует назначенный после ранения командиром строящегося броненосца «Андрей Первозванный» командир геройского «Варяга» В. Ф. Руднев, произведённый в контр-адмиралы.