Русский флаг
Шрифт:
Николай недаром слыл превосходным актером, умеющим искусно скрывать истинные чувства. По его серому мясистому лицу было трудно понять, заинтересовали ли его вообще последние слова Максутова.
Но Константин Николаевич и находившиеся при царе особы метали в сторону лейтенанта уничтожающие взгляды. Как можно здесь, в Гатчине, в тяжкие для империи дни, говорить столь опрометчиво и глупо!
– Впрочем, - поторопился добавить Максутов, - есть и другие версии. Говорят, что адмирал застрелился случайно, заряжая пистолеты, или был убит осколком русской бомбы, угодившей в пароход, на котором он находился...
Но слова эти падали уже в пустоту, тяжело и неуклюже. Прайсом, как и следовало ожидать, никто не интересовался. Почему-то остыл вдруг интерес и к Петропавловску и к Максутову. Что-то не удалось в замысле великого князя, и добродушный лейтенант с приятным, открытым лицом стал ему безразличен. Мало ли таких лейтенантов в русской армии и на флоте!
– Мы рассмотрим донесения, рапорты, представления Муравьева, проговорил Николай бесстрастно и повторил обещание великого князя: Защитники порта будут награждены по достоинству...
– Не ради наград сражались они, - поспешно сказал Максутов, чувствуя, что сейчас он вынужден будет уйти, так и не сделав ничего для Камчатки, но примут их с величайшей благодарностью, как признание заслуг перед отечеством. Они ждут помощи, ваше величество. Понадобится продовольствие, артиллерия и прочие военные предметы, так как неприятель будущей весной несомненно будет искать реванша.
Картинные усы с блестящими колечками-завитками удивленно приподнялись на холеном лице Николая.
– Мы не оставим людей без помощи, - холодно сказал он и подал знак одному из придворных.
Тот взял со стола небольшой футляр и приблизился к Николаю.
В футляре находился Георгиевский крест, который Николай пожаловал Максутову.
Прием был окончен.
Наступил декабрь, а Максутову все еще не удалось узнать ничего определенного. "Санкт-Петербургские ведомости" и "Северная пчела" печатали сообщения о должностных лицах, которые прибывали в столицу и покидали ее пределы. Среди действительных статских советников и генералов всех родов, от отставных до генерал-адъютантов, среди многочисленных Голицыных, Муравьевых, Васильчиковых, Нордгеймов, Мантов, Будбергов, Меллеров и Бергов имени Максутова не было. Не было и никаких упоминаний о Камчатском деле. Но так как слухи о событиях на Востоке, хоть и ложные, рожденные на печатных машинах Америки и Европы, все-таки достигли ушей петербуржцев, "Северная пчела" сочла нужным перепечатать следующее сообщение "Морского сборника": "По местным обстоятельствам Камчатки почта отходит оттуда два раза в год, именно в мае и декабре месяцах, а потому не получающие долго известий из этого края не должны беспокоиться".
Один Максутов, примчавшийся из Камчатки на перекладных, мог по достоинству оценить горький юмор этой заметки, непонятной и тем, кто напечатал ее. Для него эти несколько строк были обращены не к прошлому, а к будущему, не сулившему никаких перемен.
Почему газеты молчат о петропавловской победе? Или ей нет места среди многословных и туманных реляций о б л и с т а т е л ь н ы х п о б е д а х в Крыму?
Максутов и сам понимал, что победа на Камчатке не может повлиять на трагическое и неотвратимое развитие военных дел в Крыму. Убеждение это родилось еще в Иркутске и возрастало по мере того, как Дмитрий удалялся от Камчатки.
Меншиков не сумел воспрепятствовать высадке неприятельских войск в Крыму, не смог остановить их продвижения, несмотря на явные ошибки союзного командования. Плохой дипломат, немало способствующий тому, что Россия оказалась перед неизбежностью войны, он был еще более незадачливым полководцем и окружил себя бездарными генералами, казнокрадами, льстецами. Солдаты испытывали жесточайшие лишения, терпели недостаток во всем - от обмундирования до медикаментов, которых никогда не оказывалось там, где в них была острейшая нужда. Болезни косили солдат; одна холера уносила не меньше жизней, чем неприятельские пушки.
Поражение Меншикова при Альме было настоящей катастрофой. Разбитые войска отошли на южную сторону Севастополя, а спустя три дня - 11 (23) сентября - пришлось затопить у входа в Северную бухту значительную часть славного Черноморского флота, еще недавно стяжавшего мировую славу разгромом турецкого флота у Синопа. Подойдя к Севастополю, англо-французы нашли его столь укрепленным, что вынуждены были приступить к осаде, беспощадно обстреливая порт и город.
Предстояла долгая и, по-видимому, безнадежная для Меншикова борьба. Личный состав Черноморского флота перешел на укрепления Севастополя; там же был и герой Синопа адмирал Нахимов. Отрезанные от страны, лишенные связи и подвоза, матросы и солдаты проявляли чудеса храбрости, защищая родную землю, но выиграть войну они не могли. В Крыму беспрепятственно высаживались новые дивизии англо-французов, хорошо вооруженные и экипированные, и хотя русские солдаты превосходили неприятельских мужеством и отвагой, противостоять подавляющей материальной, технической и людской силе становилось все труднее и труднее.
Угрожающими были и дипломатические поражения России. Пришла расплата за многолетнюю лживость и лицемерие дипломатии Нессельроде и его послов, поддерживавших Николая в твердом убеждении, что правительство Эбердина не решится на войну с Россией, а австрийская монархия Франца-Иосифа, спасенная Николаем в 1849 году, не посмеет отказать своему благодетелю в помощи против Оттоманской Порты. Англия давно уже воевала с Россией, близился час враждебного выступления Австрии. Решительно неоткуда было ожидать помощи.
Дмитрий Максутов не мог понять всей сложности положения, но остро ощущал общую подавленность, неверие, неразбериху, при которых не может быть ни твердого руководства армией, ни достижения победы.
Но Максутов был военным моряком. Его мысль неизменно возвращалась к флоту, и он с гордостью думал о том, что русские моряки, несмотря на плохую оснастку и вооружение кораблей, покрыли себя славой и в эту несчастную войну, в то время как в летописях прославленного британского флота не появилось ни одной героической страницы.
Эхо Синопа будет звучать в веках. Подвиг "Авроры", подвиг героев Камчатки тоже не скоро изгладится из памяти людей. Пусть сражение на Камчатке и невелико по числу людей и судов: не все же в мире измеряется числом, простым математическим соотношением! Бывают ничтожные поражения, предвещающие будущее неизбежное падение! Ведь английский флот не добыл пока ни одной победы в нынешней войне. Беспрепятственная высадка десанта в Крыму, разрушение Бомарзунда, варварская бомбардировка Колымы и Соловецкого монастыря, безуспешное нападение на Камчатку - вот и все, чем могут рапортовать британские адмиралы первому лорду адмиралтейства. Петропавловск - одно из доказательств неизбежного в будущем заката морского владычества Англии.