Рядовой свидетель эпохи.
Шрифт:
Правительство немедленно выделило очень большие по тем временам деньги на реставрацию кремля, и он был восстановлен ярославскими реставраторами под руководством замечательного архитектора-реставратора В.С.Баниге. Купола соборов кремля возродились в том виде, какой они имели в XVII веке.
ВОПРОСЫ И ВЕРСИИ
После того, как удалось познакомиться со старинной книгой Б.Эдинга «Ростов Великий. Углич...» возникли некоторые предположения, — почему имя и могила ростовской княгини Марии преданы забвению. Церковные иерархи хотят и, чувствуется, давно захотели, еще в 13-м веке, забыть ее имя и все то, что с ней связано — имя её напоминает
Но остался без ответа давно возникший главный вопрос: почему по отношению к ней и её сыну в прошлом было допущено святотатство? И почему забвение её имени и патриотических деяний не возбудило протестного интереса у широкого круга исследователей — историков и просто у общественности, гражданского интереса? В моем представлении вырисовывается такая версия, могущая объяснить кощунственный акт ростовских архиереев далекого прошлого. После покорения Северо- восточной Руси татаро-монголами в 1237 году и Великий князь, и многие другие князья Руси приняли новую политическую стратегию: покориться завоевателям, платить им дань, жить с ними в мире и использовать такую ситуацию для отражения нашествий на Русь поляков, литовцев, тевтонских рыцарей и, вообще, всего католического Запада.
Возникновение такой стратегии у самих русских князей в 13 веке обосновывает, мне кажется, достаточно убедительно, Вадим Кожинов в своей книге «История Руси и русского слова». Во многих местах книги он четко формулирует свое понимание взаимоотношений русских князей с правителями Золотой Орды, начиная со второй половины XIII века. Например, на стр. 66 в параграфе «Монголы и Русь» он пишет:
«... нет ничего неожиданного в том, что наивысшим признанием пользовались на Руси те «руководители» 13—14 веков, которые всецело «покорились» вассалитету — св. Александр Невский, Иван Калита, св. митрополиты Петр и Алексий... (историки начали «критиковать» их за «покорство» монголам лишь в XIX веке)». И далее, уже в другом месте:
«И тщетные попытки историков доказать, что-де Русью неотступно владело стремление вырваться из-под власти золотоордынских царей, начались лишь в 18 и особенно 19 столетии, когда в России сложились крайне негативные мнения о Монгольской империи.
Нетрудно показать, что мнение это было по сути дела внушено западно-европейской идеологией, которая в послепетровскую эпоху оказывала огромное влияние, воздействие на большинство идеологов России».
А тогда, во второй половине XIII века, надо полагать, да об этом пишет и В. Кожинов, позицию Великого князя и его сторонников поддерживала и определенная часть духовенства. Часть, но далеко не все. Поэтому, похоже, и возникло противостояние среди князей и среди церковных иерархов того времени. Князь Глеб, сын ростовского князя Василька и княгини Марии, верный, конечно, памяти и делам своего отца и матери, оставался твердым сторонником непримиримой борьбы с татаро-монгольскими завоевателями Руси. Ростовский же епископ Игнатий, по всем признакам, был активным сторонником позиции Великого князя.
Посмотрим повнимательней, как В. Кожинов приближается к своей версии. Он приводит довольно убедительное доказательство того, как Орда стремилась склонить на свою сторону церковь древней Руси:
«Ханы Золотой Орды, начиная с 1267 года представляли, например, русской церкви специальные «ярлыки», согласно которым, в частности, «за оскорбление церкви, хуление веры, уничтожение церковного имущества (книги и т.д.) полагалась смертная казнь».
Любопытная информация. Ханы Золотой Орды были озабочены сохранением книг в числе прочего церковного имущества, а иерархи Ярославской митрополии при переходе митрополии из Ростова в Ярославль
Свою версию о благожелательном отношении золотоордынцев к Русской церкви В. Кожинов неоднократно подтверждает историческими фактами. Так в главе 8 — «Духовное величие Руси»... он приводит такие доказательства:
«... погрузившись в тщательное изучение житий русских святых и в связи с этим, естественно, в историю Церкви в целом, В.О. Ключевский в свое время не без определенного даже удивления обнаружил, что если в течение первых двух с половиной столетий со времени принятия христианства на Руси (конец X — 1237 год) было основано примерно сто монастырей, то за такой же срок с середины XIII века и до 1480 года (то есть в «монгольский» период) их было создано в два раза больше, около двухсот, притом, — что особенно подчеркнул наш выдающийся историк, — преобладающая часть монастырей создавалась тогда не в основных городах (как ранее), а на всем пространстве Руси — вплоть до дальних её окраин.
А монастыри, как явствует из любых объективных исследований их истории, были подлинными творцами духовной жизни страны и, одновременно, культуры во всем её объеме — от строительной, зодческой деятельности высшего тогдашнего уровня до творчества в слове, опять-таки в высшем его выражении.
Такие основанные в период между 1237 и 1480 годами и быстро развивающиеся монастыри, как Троице-Сергиев, Кирилло-Белозерский, Саввино-Сторожевский, Спасо-Каменный (на Кубенском озере), Соловецкий, Ферапонтов-Белозерский, Боровский-Пафнутьев, Ипатьев-Троицев (вблизи Костромы), Толгский (на Волге), Иосифов-Волоколамский и многие другие, созидали и изучали духовность и культуру, воздействовавшие на правителей Руси, и в той или иной мере на весь её народ. И без этого воздействия, без сомнения, были бы немыслимы и Куликовская победа, и то величие Руси, которое стало очевидным для всех к концу 15 века».
Приведенные строки из книги В.Кожинова позволяют предположить, что значительная часть церковных деятелей XIII века тоже смирилась с установленными татаро-монголами порядками и не противодействовала им. Но представляется бесспорным, что такое покорство не было единодушным и повсеместным.
У В. Кожинова в книге «История Руси и русского слова» нет никакого намека на то, что среди церковников того времени мог быть какой-то разлад по вопросам взаимоотношений с Золотой Ордой. Нет никаких предположении и о противоборстве в среде церковных иерархов Руси на почве отношений к татаро-монгольскому игу и в книге Б. Эдинга.
Но история перезахоронения останков ростовского князя Глеба Васильевича и надругательство над его могилой и могилой его матери, замечательной патриотки древней Руси княгини Марии, убедительно, на мои взгляд, свидетельствует именно о настойчивом преследовании их за открытую непокорность завоевателям. Греховные деяния епископа Игнатия были непонятны ростовскому митрополиту Кириллу в XIII веке (как сказано в летописи, «Митрополит Кирилл сурово обличил Игнатия за поступок, непонятный ни древним летописцам, ни историкам.»). Непонятны они и нам, живущим спустя 7 веков после тех событий.
И можно предположить: епископ Игнатий выслуживался перед своим князем, убоявшись вместе с ним навлечь на себя гнев ханского наместника. Или, даже, пошел на святотатство по требованию его, старался замести все следы, могущие служить напоминанием о непокорности некоторых русских князей завоевателям с востока. А позднее Церковь, похоже, стремясь забыть о грехах своих предшественников, предала забвению те могилы замечательных патриотов земли русской, напоминавшие о непокорности и князя Василька, и его верной супруги, и их верного сына Глеба.