Рыболовы

Лейкин Николай Александрович

— Ну, ладно. Вернемся въ охотничью избу, такъ я его осмотрю. Можно что-нибудь прописать. Только вдь онъ все равно лечиться не будетъ. Я его знаю…

— Отчего? — задалъ вопросъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ. — Отчего лечиться не будешь, Холодновъ?

— Да вдь что-жъ лечиться-то, коли не поможетъ. У меня это временемъ. Найдетъ — и отойдетъ. Вотъ какъ желтый листъ полетитъ съ дерева, каждый годъ схватываетъ, такъ гд-жъ имъ помочь.

— Да вдь онъ докторъ.

— Эхъ, сударь! Не въ обиду имъ будь сказано, ученые доктора не знаютъ,

какъ простого человка лечить. Ужъ я къ старух ходилъ. Старуха меня растирала и горшокъ накидывала — и то не помогло. У насъ старуха хорошая. Ужъ ежели старуха не помогла, такъ гд-же имъ-то помочь!

— Вотъ видите! — кивнулъ докторъ на егеря. У насъ съ нимъ разговоровъ-то насчетъ медицины было да и перебыло. Ну, ступай, Холодновъ, и хлопочи насчетъ ницъ и грибовъ. Аяксъ! Фю-ю! свистнулъ докторъ собаку.

— Да здсь онъ, здсь. Вонъ съ моей собакой нюхается, — указалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ. — Дв собаки и два охотника… — прибавилъ онъ. — А какъ будетъ, если мы утку увидимъ? Кому стрлять?

— Утка не бываетъ одна. Ихъ всегда нсколько вмст. Вмст и выстрлимъ. Что убьемъ, то подлимъ, — отвчалъ докторъ.

— А одну утку убьемъ?

— Ну, чья собака принесетъ — того и утка. Да я, батенька, не изъ-за дичи. Богъ съ ней съ дичью. Будетъ утка — вы ее и берите себ. Я даже не люблю дикихъ утокъ. То-ли дло хорошая доморощенная утка да съ груздемъ

— Однако, вы, докторъ, большой охотникъ до жирнаго.

— Гршный человкъ — люблю. Вотъ оттого-то меня и разноситъ. Но при моціон — ничего.

— Напрасно вы грибовъ-то да яичницу заказали Холоднову. У меня привезены съ собой ветчина и отличныя сосиски.

— Мы и ветчины съ сосисками… Доброму вору все впору. Я два-то часа проброжу по болоту, сгоню съ себя семь потовъ, такъ вернусь какъ крокодилъ голодный.

— Нтъ, я къ тому, что грибы въ сметан, ветчина, сосиски — все на подборъ трудно переваримое.

— У меня есть съ собой отличное топливо для усиленія варки желудка.

Докторъ ударилъ себя по фляжк.

— И у меня дв бутылки мадеры въ охотничьей изб осталось, — сказалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.

— Такъ чего-жъ вы хотите! При такой усиленной топк мы топоръ переваримъ.

— У васъ настой какой-нибудь въ фляжк?

— Отъ семи болзней, какъ говоритъ мой одинъ знакомый купецъ, Про средневковой жизненный эликсиръ слыхали? Такъ вотъ это онъ самый и есть.

— Нтъ, въ самомъ дл, какая у васъ настойка?

— Все тутъ. Тутъ и ипекакуана, тутъ и трефоль, и александрійскій листъ, и мята и полынь. Знакомому калашниковскому купцу я этотъ настой прописалъ, такъ онъ и самъ, и вся его семья отъ всхъ болзней имъ лечатся. А вы зачмъ?..

— Да такъ… — улыбнулся охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, и спросилъ: — Вы мн скажите: отъ изжоги онъ помогаетъ?

— Въ лучшемъ вид. Ну, такъ вотъ я давеча, пріхавъ въ охотничій домъ, напился чаю съ топлеными сливками и мн что-то не то жжетъ, не то мутитъ.

— Такъ вы-бы давно сказали! — воскликнулъ докторъ, хватаясь за фляжку

у пояса. — Садитесь. Сейчасъ я вамъ отпущу дозу. Садитесь на пенекъ. Вонъ пень.

— Да я и такъ.

— Садитесь, говорю вамъ. Я и самъ сяду на кочку. Стоя нельзя. Никакого дйствія не будетъ имть.

— А закусить есть чмъ? У меня ничего съ собой нтъ. Я все въ охотничьемъ дом оставилъ.

— А вотъ березовымъ листомъ. А не листомъ, такъ вонъ кустъ брусники виднется. Пейте…

Докторъ протянулъ стаканчикъ, наполненный изъ фляжки. Охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, выпилъ.

— Ну, что чувствуете? — спрашивалъ докторъ, наливая и себ стаканчикъ.

— Да пока еще ничего не чувствую. А вотъ сейчасъ почувствуете и велію радость, и взыграніе сердца. Шестьдесятъ градусовъ, батенька, въ лекарств-то. Ваше здоровье!

Докторъ выпилъ, сморщился, крякнулъ и прибавилъ:

— Закусывайте березовымъ листомъ-то, закусывайте.

— Нтъ, ужъ я лучше брусникой, — потянулся къ кусту брусники охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.

— А я такъ листикомъ… Не вредитъ. Пожую и сплюну. Ну, теперь на привал скрутить папироску, закурить, да и айда прямо на болото, — сказалъ докторъ, вытаскивая изъ кармана табачницу.

III.

Докторъ и охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, уже около часа бродили по кочковатому болоту, поросшему лознякомъ и ракитой. Попадались и оазисы осиноваго молодятника, перемшаннаго съ мелкимъ березнякомъ. Въ сумкахъ охотниковъ до части добычи лежали только по три красныхъ гриба. Докторъ выпустилъ два заряда, якобы въ ястреба, носившагося надъ ихъ головами и, разумется, не попалъ.

— Вредная хищная птица. Она дичь распугиваетъ. Надо ее уничтожать, — сказалъ онъ.

— Только это не ястребъ былъ, — возразилъ товарищъ.

— А кто-же? Да такъ какая-то птица. Ну, вотъ… Будто я по полету не знаю. Одно только, что очень ужъ онъ высоко летлъ. На такомъ разстояніи, само-собой, убить трудно, но все-таки я его задлъ. Вы замтили, какъ онъ перекувырнулся въ воздух, измнилъ полетъ и сталъ опускаться?

— Да что вы! Ничего подобнаго не было.

— Ну, значитъ, вы плохо глядли. Да и гд вамъ было видть! Вы въ это время свою собаку свистали. Нтъ-съ, это ястребъ и большой ястребъ. Я ужъ къ нимъ въ Тверской губерніи приглядлся, когда стоялъ тамъ съ полкомъ. Прехитрая птица. А видли, какъ онъ нападаетъ на добычу? Словно упадетъ на птицу. Какъ камень упадетъ. Нтъ, это ястребъ былъ.

— Ну, будь по вашему, — улыбнулся охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.

— Да что вы словно ребенка меня утшаете. Конечно-же, ястребъ. Скажу вамъ боле. По-полету было замтно, что онъ сильно раненъ и ему ужъ не жить… Наврное гд-нибудь околетъ. Я увренъ, что ежели намъ пройти вонъ въ ту сторону и побродить часокъ, то наши собаки даже найдутъ его.

— Ну, полноте.

— Хотите пари держать, что найдутъ? — воскликнулъ докторъ. — Положительно гд-нибудь въ кустахъ околваетъ.

— Ну, что за пари!