Рыболовы
Шрифт:
— Ага, боитесь! А я-бы въ лучшемъ вид на три рубля пари подержалъ.
Пауза. Прошли молча съ четверть версты. Охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, нашелъ еще красный грибъ и спряталъ его въ сумку.
— А вдь нтъ дичи-то. Егерь правъ, что сюда, вскор посл воскресенья, нельзя здить. Воскресные охотники все распугаютъ. Вчера воскресенье и здсь, говорятъ, было такое сборище, что страсть, сказалъ онъ.
— А все-таки я радъ, что поразмялся и пропотлъ, — отвчалъ докторъ. — И, наконецъ, все-таки не безъ дла. Я вредную птицу уничтожилъ.
— Опять
— А вы все сомнваетесь? Удивительно странный человкъ.
— Ну, хорошо, хорошо. Чмъ-бы дитя ни тшилось… Все-таки вы пострляли, ружье попробовали, а я и того нтъ.
— Такъ кто-жъ вамъ мшаетъ! Жарьте въ воронъ. Тоже вредныя птицы для дичи. Вы знаете, сколько он мелкихъ выводковъ уничтожаютъ! Вонъ дв вороны. Стрляйте.
— Ну, что! Не стоитъ. Нтъ, я думаю здсь голубиную садку устроить… Сговориться человкамъ десяти, привезти голубей изъ города и устроить стрльбу въ голубей на призы. Это очень интересно. Десять человкъ по десяти рублей сложатся сто рублей. Половину на призы, половину на пирушку. А ежели набрать пятнадцать человкъ, то вдь сто пятьдесятъ рублей образуется. Нтъ, право, и устрою… Я сегодня-же составлю подписной листъ и передамъ его егерю. Вы подпишитесь?
— Смотрите, смотрите… Ваша собака стойку длаетъ! — воскликнулъ докторъ.
— Ахъ, да… Дйствительно. Наконецъ-то кое-что попалось.
— Тише говорите.
Охотники приготовились и взяли ружья на перевсъ.
— Кому стрлять? — шопотомъ спросилъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.
— Да ужъ стрляйте вы. Ваша собака стойку длаетъ.
— Мн нехочется васъ-то обидть. Давайте ужъ вмст стрлять. Стрляйте и вы… Однако, что-же это?.. Смотрите, она уже что-то нюхаетъ въ кустахъ. Нтъ, это не дичь.
— Нтъ-ли барсуковой норы? Осторожне, осторожне подходите.
— Да я и такъ осторожно.
Охотники тихо приблизились къ кустамъ ракитника и раздвинули втви. Въ кустахъ лежалъ внизъ лицомъ мужикъ.
— Фу, ты пропасть! Ну, дичь! — воскликнулъ докторъ.
— Мертвый или пьяный? Смотрите, онъ не дышетъ. Это мертвый, — сказалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, и тронулъ мужика ногой въ бокъ.
Мужикъ пошевелилъ рукой.
— Пьяный, должно быть, — отвчалъ доктору наклонился надъ мужикомъ, потрясъ его за руку и крикнулъ:- Почтенный! Ты чего тутъ?
— Постой… Не замай… — послышался откликъ.
— Вставай! Нечего теб тутъ валяться на сырой земл. Еще простудишься.
Мужика начали расталкивать. Онъ приподнялся, посоловлыми глазами посмотрлъ на охотниковъ и сталъ почесывать у пазухи. Черезъ минуту онъ звнулъ и проговорилъ:
— Гд купецъ-то?
— Какой купецъ? — спросилъ докторъ.
— Да нашъ купецъ… Купецъ Аникій Митрофанычъ. Фу, ты пропасть! Да какъ-же это я заснулъ-то? Повелъ я утречкомъ Аникія Митрофаныча въ Калиново къ бабенк тутъ одной… Вы, господа, его ищете, что-ли? Аникія Митрофаныча?
— Ничего мы не ищемъ. Мы охотимся, ну, а наша собака и нашла тебя.
— Охо-хо-хо! —
— Да, изъ Зеленова.
— И я зеленовскій. Ахъ, ты шутъ! Да гд-же купецъ-то?
— Никакого мы купца не знаемъ. А вотъ нашли тебя и думали, что ты мертвый.
— Зачмъ мертвымъ быть! Мы сегодня рано утречкомъ съ купцомъ загуляли, да и съ вечера были хвативши. Купецъ вашъ-же охотникъ. Онъ тутъ съ субботы чертитъ. Хорошій купецъ, ласковый… «Все, говоритъ, мужской полъ, да мужской полъ, а мн, говоритъ, съ мужскимъ поломъ пить надоло и скучно. Приведи, говоритъ, ты меня къ такой баб, которая-бы разговорить меня могла». Тьфу! Одолжите, господинъ, окурочка покурить.
Докторъ далъ. Мужикъ затянулся окуркомъ, хотлъ подняться, но не удержался на ногахъ и опять упалъ въ кусты.
— Вотъ какъ разлежался! Вдь это земля меня притягиваетъ, — пробормоталъ онъ. — Тьфу! Неужто купецъ-то ушелъ? «Желаю, говоритъ, видть бабу, которая-бы меня разговорила»… Вашъ-же охотникъ… Ну, у насъ есть такая баба въ Калиновк… Василиса Андреевна… Повелъ я его къ ней… Сли тутъ, выпили…
— Пойдемте, докторъ… Ну, его… — сказалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.
— Постойте… Погодите, Викентій Павлычъ… А молодая и красивая эта баба? — заинтересовался докторъ.
— Ахъ, бабникъ, бабникъ! Пойдемте.
— Погодите. Красивая эта баба?
— Да ужъ баба — одно слово — мое почтеніе! Самая веселая. Ты ей слово, а онъ десять. И псни пть горазда. Ахъ, купецъ, купецъ! Тьфу!
— Постой. Далеко эта баба живетъ?
— Вдова-то? Василиса-то Андреевна?.. Мы гд теперича, баринъ, будемъ?
— Да мы на Разваловомъ болот.
— На Разваловомъ болот? Ну, такъ вотъ тутъ сейчасъ…
— Можешь ты насъ къ этой баб проводить?
— Полноте, докторъ, бросьте… — останавливалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ.
— Отчего-же не пройтиться? По крайности увидимъ, какая тутъ дичь есть, которая можетъ купца отъ скуки разговорить. Можешь ты, говорю, проводить насъ съ этой баб? — спрашивалъ мужика докторъ.
— Могу, ваше сіятельство, въ лучшемъ вид могу.
— Ну, веди.
Мужикъ поднялся и, шатаясь, повелъ охотниковъ.
— Оставьте, докторъ… Ну, что вамъ за охота! — все еще отговаривалъ доктора товарищъ.
— Нравы хочу наблюдать. У этой бабы чаю напиться можно?
— Въ ведро самоваръ держитъ, — отвчалъ мужикъ. — Вдова, одно слово — ягода.
— Вотъ видите, Викентій Павлычъ, какъ хорошо. Чаю напьемся у ней, а пость пойдемъ къ себ въ охотничій домъ въ Зеленово. Веди, почтенный, веди.
Мужикъ остановился, поправилъ шапку и, улыбаясь, сказалъ:
— Ослабъ я, ваша милость, очень… Сильно ужъ земля къ себ притянула — вотъ ноги и шатаются. Ежели-бы намъ отъ вашей чести стаканчикъ въ подкрпленіе…
— Ну, пей, пей… Вотъ теб…
Докторъ отвинтилъ отъ горла фляжки стаканчикъ, налилъ настойки и далъ мужику. Мужикъ выпилъ.