Рыболовы

Лейкин Николай Александрович

— Собакъ и не переписывали. Приставъ говоритъ: что ихъ переписывать? Переписывать, такъ вдь кормить надо. Кредиторы тоже пренебрегли. Ну, ихъ, говорятъ… Началъ я этихъ собакъ кормить… Годъ кормилъ, но ужъ не подъ силу. Говорю приказчику — какъ тутъ бытъ… «Давай, говоритъ, продадимъ ихъ…» Ну, и продали… Да что продали! Какъ? Собака сто цлковыхъ стоитъ — за десять шла. На кормъ не выручили, право-слово не выручили! Видали моихъ Чурку и Забгая? Вотъ это изъ господина Расколова породы щенки. Діанка была его любимая собака… То-есть ахъ какая собака! Цны нтъ! Вотъ мои-то отъ нея щенки. Долго она у меня жила, но потомъ ей бревнами задъ отдавили. Стали бревна съ

возовъ сваливать — она тутъ вертится — ну, и отдавили. Чахнуть, да чахнуть, заднія ноги еле волочитъ — и подохла.

Охотникъ взглянулъ на часы и встрепенулся.

— Фу, фу, фу, какъ я засидлся! — воскликнулъ онъ, вставая. — Пора и къ позду торопиться… Собирай-ка все да пойдемъ, — обратился онъ къ егерю.

— А вдь вы хотли на деревн еще грибовъ купить…

— Да, да… Ты мн разыщи. Блыхъ грибовъ, потомъ черники. Нельзя домой къ жен безъ гостинца явиться.

— Грибы да чернику разыскивать, такъ къ этому позду не успете. Оставайтесь до слдующаго.

— А что ты думаешь? Пожалуй, что и останусь. Полъ я теперь съ аппетитомъ и хочется мн на боковую. Всхрапну въ охотничьемъ дом часочекъ, другой, а ты тмъ временемъ грибовъ и черники отыщешь.

— Раковъ еще хотли, — напомнилъ егерь.

— Да, да… Раковъ… Ну, пойдемъ. Красотка! Фью! — свистнулъ охотникъ, направляясь въ путь и прибавилъ:- Вдь вотъ много-ли ходилъ, а усталъ ужасъ какъ… Охо-хо… — звнулъ онъ.

— Двустволку будете разряжать?

— Посл… Ужасная лнь. Я даже-бы здсь въ лсу прилегъ и соснулъ, ежели-бы не боялся сырости… Веди меня, впрочемъ, на болото. Я хочу сапоги замочить. Новые сапоги… Надо ихъ попробовать… Какъ они… Думаю, что не должны промокать. Этотъ мастеръ славится охотничьей обувью…

Егеръ шелъ. Охотникъ двигался за нимъ сзади.

Перепела

Изъ ольховой заросли на дорогу, ведущую по топкому мсту и сплошь изрытую колесами вышли егерь Холодновъ и охотникъ, коренастый маленькій человкъ съ подстриженной бородкой, въ порыжлой пиджачной парочк и обыкновенной городской фуражк, которую такъ любятъ петербургскіе дворники и мелкіе приказчики. Охотникъ былъ весь въ грязи. Сапоги, затянутые выше колнъ ремнями, были мокры и къ нимъ прилипли цлые комки болотнаго ила. Разумется, у пояса неизбжная фляжка. Черезъ плечо на зеленой тесьм двустволка хорошая и у пустаго яхташа дикая утка, прившанная за ноги. И егерь, и охотникъ были съ раскраснвшими лицами и отирали потъ платками. Охотникъ особенно усердно утюжилъ себ платкомъ и лицо, и щею на затылк и подъ бородой. Бжала собака, обнюхивая кочки. Охотникъ говорилъ:

— Намучились на сто рублей, а дичи и на двугривенный не несемъ.

— Утку убили, ваша милость, такъ чего-жъ вамъ еще! — отвчалъ егерь.

— Что утку! Эту утку по настоящему и сть-то нельзя. Отъ нея рыбой пахнетъ.

— Въ квасу настоящимъ манеромъ вымочить, такъ все-таки жаркое. Суховато будетъ, но сть можно.

— Этой утки намъ и не попахнетъ. У меня ceмейство-то самъ-шесть. Жена, мать старуха, трое ребятишекъ.

— Вторая-бы утка была, да вотъ собака-то ваша…

— Да, да… Воды, подлая, страсть какъ боится. Въ воду хоть ты ее заржь не пойдетъ. Еще если такъ вотъ, что только по брюхо вода — она, анаемская тварь, бгаетъ, а чтобы плыть, когда глубоко — ни за какія коврижки. Ужъ сколько я черезъ нее дичи зря потерялъ.

— Учить надо, сударь.

— А ты вотъ возьми да и выучи. Я-бы теб за это полдюжины носовыхъ платковъ изъ нашей лавки.

— Что-жъ, выучить можно. А на платкахъ благодаримъ

покорно. Да вотъ еще что. Все я у васъ хотлъ попросить парусины на штаны. Парусина такая есть крпкая…

— Можно и парусины, только собаку поставь на настоящую точку. Я вотъ теб собаку оставлю на недльку.

— Собака будетъ дйствовать. Это что!.. Мы изъ нея эту упрямую-то шерсть выколотимъ.

— Ты мн, Холодновъ, такъ, чтобы ужъ она и всякія штуки умла. Вонъ у актера Голубцова собака трель поетъ, сама у парадной двери въ колокольчикъ зубами звонится, съ ружьемъ на караул стоитъ. Чудной песъ. Дашь ей, къ примру, кость и только скажешь: «Гамлетъ… Жидъ лъ». Ни въ жизнь не тронетъ. А у меня что за собака! Три хворостины объ нее обломалъ — не идетъ въ воду за уткой, да и все тутъ. Такъ вотъ, Холодновъ, ты ужъ со всякими штуками ее постарайся обучить.

Егерь гордо посмотрлъ на охотника и съ презрительной улыбкой покачалъ головой.

— Нтъ, со штуками я не могу обучать, — далъ онъ отвтъ.

— Отчего? А еще хвастался, что какой-то знаменитый егерь!

— Сорокъ пять лтъ егеремъ. Тридцать одинъ годъ господину Расколову выслужилъ. Спросите старинныхъ охотниковъ — вс Холоднова знаютъ. Да вотъ графъ Алексй Павловичъ Захаринъ. Впрочемъ, нтъ… этотъ старичекъ уже померши. Ну, вотъ еще генералъ Панталыковъ. Этотъ должно быть еще живъ, хоть ужъ и древній старичекъ. А то ихъ сіятельство Петръ Львовичъ Устимовичъ… Этотъ тоже, надо статься, живъ. Они помнятъ Расколовскую охоту, помнятъ и егеря Холоднова. Они вс скажутъ, какой я егерь.

— Такъ отчего-же ты со штуками пса не хочешь обучить?

— Оттого, ваша милость, что я не умю. Я знаю охотничью собачью науку, знаю такъ собаку обучить, чтобъ она стойку длала, для охоты была пригодна, а штуки разныя, чтобы трель собак пть и въ колокольчикъ зубами звониться, для охоты не требуются. Зачмъ для охоты такая собачья музыка!

— Да просто для удовольствія. Вотъ гости придутъ — я сейчасъ и покажу имъ, какія штуки моя собака выдлываетъ, — старался пояснить охотникъ.

— Тогда вы вашу собаку акробату въ циркъ отдайте, а не егерю, — стоялъ на своемъ егерь. — Акробатъ акробатство знаетъ, онъ этому самому первый специвалистъ — вотъ онъ и собаку акробатству обучитъ. А егерь — нтъ… Егерь не для того существуетъ, чтобъ собакъ въ колокольчики звониться пріучать. Нтъ… Насчетъ этого ужъ увольте.

Въ голос егеря ясно звучала обидчивость. Охотникъ пристально посмотрлъ на него и спросилъ:

— Съ чего ты обидлся-то?

— Позвольте… Да какъ-же не обидться-то? Я егерь, настоящій прирожденный егерь, первымъ господамъ на охот служилъ, а вы вдругъ хотите, чтобы я акробатскимъ штукамъ собаку училъ.

— Ничего тутъ нтъ обиднаго.

— Да какъ-же не обидно-то, помилуйте! Вдь вотъ вы теперича купецъ и специвалистъ, чтобы въ лавк торговать, а вдругъ я вамъ скажу: или помойную яму выгребать. Нешто это вамъ не обидно будетъ?

— Ну, какое-же тутъ сравненіе! Это совсмъ другая вещь.

— Нтъ, сударь, какъ возможно! Совсмъ тоже самое. Зачмъ я буду супротивъ своей специвальности? Надо вамъ собаку на настоящую точку для охоты поставить — я вамъ поставлю и собака будетъ шелковая, а чтобы въ колокольчики звониться — нтъ.

— Да ну тебя! — снисходительно проговорилъ охотникъ. — Поставь ужъ хоть для охоты-то…

— Для охоты могу, а чтобы собака трель пла увольте. Мало-ли какія штуки у иныхъ собаки выдлываютъ! У насъ вонъ здитъ адвокатъ, такъ у того собака по евонному приказанію водку съ блюдечка пьетъ и потомъ огурцомъ соленымъ закусываетъ