Рыболовы
Шрифт:
— Мягко же спитъ здшняя хозяйка дома. Дв перины у ней такихъ, дв… Другая вонъ въ той каморк за кухней про гостей припасена, — отвчалъ за охотника, одтаго тирольскимъ стрлкомъ, мужикъ-проводникъ, помщавшійся около двери на кончик стула. — Богатющая баба, даромъ что вдова. Однихъ самоваровъ у ней три штуки. Теперича у ней стакановъ этихъ самыхъ, такъ приходи десять человкъ гостей, про каждаго хватитъ.
Охотничьи собаки лежали привязанныя цпочками къ ножкамъ дивана и ловили летающихъ по комнат мухъ, то и дло щелкая зубами.
Вскор показалась: сама кузнечиха Василиса Андреевна,
— А что, господа, позвольте васъ спросить, вы генералы будете?
— Нтъ. Мы нсколько поменьше чиномъ, — отвчалъ докторъ.
— А то ко мн и генералы чай пить заходятъ. Судейскаго генерала Алекся Степаныча знаете? Съ шишкой такой онъ вотъ на этомъ самомъ мст. Такъ вотъ онъ… Очень прекрасный и веселый мужчина — надо чести приписать. Потомъ еще одинъ генералъ — Кирила Афанасьичъ. Ужъ изъ какихъ онъ генераловъ — не умю вамъ сказать, а только генералъ.
— Кирила Афанасьичъ? Кирила Афанасьичъ по страховк онъ, — пояснилъ мужикъ. — Я знаю. Вотъ коли ежели что гд сгоритъ, такъ онъ деньги выплачиваетъ. На Гороховой они въ Питер существуютъ. Я къ нимъ щенка возилъ.
— Такъ вотъ эти господа сколько разъ у меня бывали, — поддакнула Василиса Андреевна, заваривая чай. — Хорошіе господа… хи-хи-хи… — засмялась она, и прибавила:- Сколько разъ здсь у меня и отдыхали. Прикрою я ихъ кисейкой отъ мухъ — они и спятъ.
— А ужъ пуще всего ее, вашескоблагородіе, купцы обожаютъ за ея нравъ веселый, — замтилъ мужикъ.
— Что ты, что ты! Да господа-то больше. На купцовъ-то я не больно-то и вниманія обращаю Что такое купецъ? Придетъ пьяный и начнетъ безобразить. А я люблю, чтобы на деликатной ног. Я, господа, четыре года въ Питер въ кухаркахъ у одного генерала выжила, пока въ двушкахъ была. Я какой угодно соусъ, какое угодно жаркое и сладкое — все могу. Вотъ судейскій-то генералъ нынче назжалъ, такъ я ему раковый супъ готовила.
— Все можетъ — это врно, — махнулъ рукой мужикъ. — Ее въ одно ухо вднь, въ другое вынь. Баба походная.
— Да и по сейчасъ бы, можетъ статься, у того генерала въ кухаркахъ существовала, потому жалованья двнадцать рублей на всемъ готовомъ и отъ покупокъ рублей шесть наживала, а пріхала я сюда къ себ въ деревню на побывку, съ родственниками повидаться, а меня кузнецъ, покойный мужъ, и сталъ сватать. Вдовый онъ былъ, при всемъ хозяйств. Ну, я подумала и вышла за него замужъ. Вотъ кузница посл него осталась, лошадей куемъ. Домъ тоже… Съ какой стати теперь въ люди идти? А что ежели къ деликатному обращенію я привыкши, такъ меня здсь господа посщаютъ — вотъ мн и не скучно. Семъ-ка я вамъ, гости дорогіе, медку и вареньица къ чаю выставлю. У меня для хорошихъ гостей и свжій медъ и варенье есть. Варенье сама варила, — сказала Василиса Андреевна и отправилась за медомъ и вареньемъ.
— Господская кухарка, одно слово, первый сортъ! — подмигнулъ ей вслдъ мужикъ и крикнулъ:- Ты, Василиса Андреевна, яицъ-то господамъ неси на закуску. Они выпьютъ водочки и меня съ тобой попотчуютъ.
Вскор явилось варенье,
— Нате-ка, хозяюшка, выпейте.
— Да вдь я мужскаго-то почитай совсмъ не потребляю. Разв что рюмку… Вотъ ежели пивца ваша милость будетъ, то пошлите парочку. Вотъ онъ сбгаетъ въ питейный и принесетъ, — кивнула Василиса Андреевна на мужика, однако взяла стаканчикъ съ водкой, выпила и закашлялась.
— Пивца желаете? Можно, можно… — заговорилъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ, и ползъ въ карманъ за деньгами.
— Да ужъ что пару-то приносить! — вскричалъ мужикъ. — Парой пива и мараться не стоитъ. Господа хорошіе. Они и за полдюжиной пошлютъ. Прикажете полдюжины, ваша милость?
— Ну, тащи полдюжины.
Охотники выпили передъ чаемъ и закусывали вареными яйцами. Василиса Андреевна сидла противъ нихъ и разсказывала:
— Я въ Петербург-то и въ театрахъ бывала. Всякія представленія видла. Хорошо таково въ Александринскомъ театр представляютъ. Лучше чмъ на балаганахъ. Я и Пассажъ знаю. Очень чудесно въ немъ проминажъ длать, когда газъ горитъ.
— Здсь-то, поди, скучаете, хозяюшка, посл Петербурга? — спросилъ докторъ, чтобы что-нибудь спросить.
— Я отъ мужицкаго обращенія скучаю, будемъ такъ говорить, — отвчала Василиса Андреевна. — Но такъ какъ меня господа посщаютъ, то я при ихъ политичныхъ разговорахъ и отвожу душу. Кушайте, гости дорогіе, чай-то, — кланялась она. — А что вотъ онъ давеча про купцовъ… Мужикъ этотъ самый… То купцовъ я терпть не могу. Купецъ придетъ — и сейчасъ ему псни пой, сейчасъ ему потрафляй по его нраву. А главное это то, что онъ надъ тобой же куражится. Ты ему потрафляешь, а онъ надъ тобой куражится. А чего тутъ? Я сама себ госпожа. Вотъ посл мужа домъ поправила, горницу на городской манеръ сдлала.
Прибжалъ мужикъ съ пивомъ. Василиса Андреевна, не пившая чаю, присосдилась къ пиву и въ четверть часа, стаканъ за стаканомъ, осушила дв бутылки. Одну бутылку мужикъ взялъ себ и, сидя въ почтительномъ отдаленіи на стул около двери, пилъ изъ глиняной кружки. Охотники, напившись чаю, поднялись съ мстъ и стали уходить. Докторъ ползъ за кошелькомъ, чтобы разсчитаться за угощеніе.
— Только-то и будетъ? — удивленно спрашивала, вся раскраснвшаяся отъ пива и водки Василиса Андреевна. — а я думала, вы еще погостите. Что-жъ вы такъ скоро-то? Я бы вамъ раковъ у ребятишекъ на деревн раздобыла и сварила бы…
— Нтъ, ужъ пора. Мы давно по болоту мотаемся, — отвчалъ охотникъ, одтый тирольскимъ стрлкомъ. — Пойдемъ въ Зеленово въ охотничью избу, оставимъ собакъ да и домой.
— Ну, напредки милости просимъ. У меня и переночевать можно, колъ до темноты засидитесь. Господа ночуютъ. Сосди про меня говорятъ тутъ: «вотъ-де вдова и гостей мужчинскаго полу у себя оставляетъ», а мн наплевать. На чужой ротокъ не накинешь платокъ. А я знаю, что я честная вдова и себя соблюдаю. Хи-хи-хи… Вдь ежели они это говорятъ, то говорятъ по зависти, что вотъ у меня господа бываютъ. Ну, прощайте… Благодаримъ покорно, — закончила Василиса Андреевна, принимая дв рублевыя бумажки за чай и яйца, и отправилась за ворота провожать охотниковъ.