Рыбья кровь
Шрифт:
Липовцы и арсы напряженно ждали. Ни на что без вожаков не могли решиться и «союзники». Дарник подал знак, и через головы толпы полетели железные яблоки, круша дальние палатки и шалаши, раня лошадей у коновязей.
– А-а-а! – раздался среди пришлых гридей чей-то истерический вопль, толпа всколыхнулась, и все в панике бросились в разные стороны: кто-то седлал лошадь, кто-то бросал на повозки пожитки, кто-то налегке мчался в прибрежные кусты. Мечи не оставляли, они были слишком ценным оружием, бросали щиты, копья, большие секиры и палицы – все, что мешало бегству.
Арсы, не в силах побороть инстинкт охотника, тронули было лошадей, чтобы
– Не трогать! Все назад!
Помилование гридей должно было уравновесить казнь их вожаков. Видя, как улепетывают вчера еще грозные наемники, дарникцы хохотали, посмеивался и Дарник, очень довольный таким исходом. Не нужно было даже вглядываться в лица воинов, чтобы «слышать» их гордость за своего предводителя, под надежной защитой ощущали себя и жители Липова, час назад опасавшиеся большого кровопролития, а новички-ополченцы, те вообще смотрели на Дарника с девичьим трепетом, воочию убедившись в истинности многочисленных рассказов о нем.
Следующие несколько дней прошли в перераспределении воинских подразделений, восемьсот ополченцев влились в четыре сотни короякцев, липовцев и арсов, образовав три неполные хоругви, которые продолжали пополняться за счет прибывающей молодежи из лесных селищ.
Каждой новой ватаге были приданы шесть – восемь опытных гридей и бойников, чтобы быстрей научить их походным и боевым навыкам. И уже не только вожаки и полусотские, а и двадцатилетние ветераны ставили новичков в ряд и показывали, как бросать одним залпом сулицы и закрывать щитами себя и своего товарища. Здравый смысл, однако, подсказывал все же иметь под рукой крепкие боевые части, поэтому команды колесниц и сотня катафрактов состояли из самых проверенных и умелых короякцев и липовцев.
Дарник почти не бывал теперь в Островце, переложив груз военного обучения на плечи хорунжих и сотских. Много появилось иных забот: кому и сколько выделить земельных угодий, где кому строиться в Посаде, кого определить главными войсковыми поставщиками, где разрешить и запретить рубку леса, рыбные ловли, развешивание пчелиных бортей, какие привилегии предоставить землепашцам, чтобы они не уходили в ремесленники и ополченцы. Пользуясь присутствием князя, на него обрушили массу мелких судебных разбирательств. Правой рукой Дарника вновь стал Фемел, с готовностью предлагая ромейский управленческий опыт в подобных делах. Это он подсказал назначить крупный судебный сбор в казну – жалобщиков тут же уменьшилось раза в три.
Как-то княжеский выезд перехватил неожиданно появившийся из своей ссылки Кривонос и стал умолять вернуть его в Липов. Дарник с удивлением обнаружил в себе основательную злопамятность – возвращать провинившегося соратника не хотелось.
– Наведешь пеший путь до Северска – вернешься, – сказал он бывшему сотскому.
– Наведу, только дай мне людей и казны, – обрадовался Кривонос.
– С казной любой может. Бери в долг, нанимай работников и делай, – Дарник скорее шутил, чем говорил серьезно.
Но Кривонос воспринял его слова как приказ.
– Дай хотя бы грамоту на это дело, – попросил он. На следующий день вернулся в свой дом в Липовском посаде и горячо принялся искать деньги и нанимать работников.
Для Дарника это стало настоящим открытием – оказывается, возможно управлять людьми и таким способом. Неплохо бы и другим тиунам не повышать жалованье, а урезать, чтобы служба была для них не корыстью, а честью. Столь же категорическим отказом ответил он на просьбы Саженки взять ее снова в поход – входить в одну и ту же воду дважды не хотелось. К его удивлению, и другие воеводы, не сговариваясь, не брали с собой своих жен.
Трое хорунжих, Быстрян, Меченый и Борть, рьяно занимались подготовкой своих хоругвей, удивляясь при этом, что князь не уделяет никакого внимания предстоящему походу и не говорит, кому оставаться дома.
– А чего тут много думать, – отвечал им Рыбья Кровь. – Выйдем и все решим. Кому идти, а кому оставаться.
Его загадочные слова прояснились, когда одним солнечным утром стан на левобережье был разбужен звуком трубы, и вместо боевых занятий ополченцы переправились на правый берег Липы, подхватили там тридцать повозок и двадцать колесниц и двинулись с ними по южной дороге. Заполошно скакали вдоль колонны гонцы и вожаки, стремясь никого и ничего не забыть, дергано вышагивали пешцы, не входя еще в неторопливый, сберегающий силы ритм движения, не держали строя всадники на беспокойных от общей сумятицы конях, наезжали друг на друга повозки и колесницы.
– Так мы уже в походе или нет? – не могли взять в толк сотские.
– В походе, – успокаивали их хорунжие, уже понимая, чего хочет Дарник: освободиться по дороге к Малому Булгару от слабых и невыносливых ополченцев.
Князь был здесь же, проезжал вдоль колонны туда и обратно, иногда спешивался и на своих длинных ногах легко обгонял медленно двигающееся войско, словно для него это являлось увеселительной прогулкой, и только. Внезапный ливень еще больше раззадорил его. Побеждать стихию и собственную усталость – что может быть приятней? Глядя на бодрость военачальника, веселее шагали пехотинцы, выпрямлялись всадники, молодцевато подбоченивались колесничие и возницы. Иногда Дарник останавливался, и Селезень тут же доставал чернильницу и тонкую бересту, чтобы князь мог послать нужное распоряжение в оставшийся позади Липов.
Шли в доспехах, с мечами и клевцами за поясом. Щитникам разрешено было лишь положить на повозки щиты, а лучникам – боевые цепы и двуручные секиры. Стараниями Меченого вес доспехов у пешцев был уменьшен до двадцати фунтов, но и они через десяток верст непосильной тяжестью начали давить на непривычные плечи. Еще не успели достигнуть полуденной стоянки, как увидели нагоняющие их с попутным ветром ладьи, везущие военные припасы: переносные камнеметы, разобранные большие пращницы, ящики с подковами и наконечниками стрел, запасное оружие и одежду, а также съестное: муку, крупы, вяленую рыбу, копчености. Ополченцы провожали их завидными глазами.
Две дневные стоянки и одна ночная были подготовлены заранее, тем не менее к исходу второго дня, преодолев восемьдесят верст, новобранцы оказались изрядно вымотанными. Малый Булгар уже превратился в настоящее городище с банями, торжищем и деревянной пристанью. Многие булгары, включая и пленных, за зиму и весну женились на местных невестах и вполне освоились на новом месте, засеяв огороды и заведя домашний скот. Неженатые горели желанием присоединиться к дарникскому войску.
Как хорунжие и предполагали, во время двухдневного отдыха в Булгаре Рыбья Кровь произвел большой смотр всему войску и четыре сотни ополченцев выбраковал: две должны были набираться сил и ждать, когда за ними вернутся ладьи, а две под началом Быстряна возвращаться со всеми повозками в Липов. Его хоругвь и сотню катафрактов Дарник передал сотскому арсов Головану.