Рыбья кровь
Шрифт:
– Ты единственный, на кого я могу положиться в Липове, – объяснил он главному воеводе. – Готовь еще больше домов и земли под пашню, никто не знает, что мы идем не за дирхемами, а за людьми.
С судовыми командами и булгарским пополнением у Дарника оставалось десять полных сотен бойцов. Почти половину разместили на ладьях, еще двести ополченцев погрузили на большие плоты, привязанные к ладьям, а коннице и колесницам предстояло двигаться берегом.
Сам князь поплыл на боевой ладье норков. Она была в полтора раза длиннее привычных словенских судов и даже за счет одного своего вытянутого корпуса двигалась заметно быстрей, не говоря уже о почти двойном количестве гребцов. Испытав ладью на широком русле Липы в скорости и разворотливости, Дарник остался ею очень доволен и решил на будущее строить только такие суда.
Те, кто поплыл вместе с князем, сильно ошиблись, думая, что им особенно повезло. Дарник, как и при движении походной колонны, то пропускал караван судов мимо себя, то вырывался далеко вперед, осваивая прямо на ходу систему дальних сигналов о взаимных действиях всех ладей: кому оставаться на середине русла, кому куда направляться и высаживаться, и так далее.
Поначалу плыли с криками и улюлюканьем, ладьи устраивали между собой гонки, поднимая тучи брызг, или возились с парусами, не успевая поймать нужный ветер и крутясь из стороны в сторону. Особенное веселье царило на плотах, где сталкивали в воду зазевавшегося ополченца и бросали ему конец веревки, или на ходу пытались ловить рыбу удочками. Дарник замечаний не делал – пусть потешат себя. Часто останавливались, поджидая береговой отряд, иногда приходилось даже устраивать для них переправу через неширокие, но труднопроходимые речные притоки. На ночевках обносили стан легкой булгарской изгородью из жердей с натянутыми между ними полотнами. Из-за жары палатки ставили лишь сотские и хорунжие, да и Дарник чести ради считал необходимым ночевать в просторном сарнакском шатре, рядовые воины в живописных позах устраивались прямо на земле, завернувшись в плащи. Несмотря на отказ вожаков от наложниц, женщины в войске все же были: пожилые «мамки», увязавшиеся за своими сыновьями и мужьями в качестве поварих и прачек. Рыбья Кровь согласился их взять, потому что по себе знал, как угнетающе действует постоянное присутствие вокруг одних мужчин.
Селища и городища попадались редко, да и те, стоило флотилии приблизиться, тут же пустели, женщины и старики угоняли скот в леса, оставляя на берегу конные ватаги вооруженных мужчин, готовых обстрелять незваных пришельцев из луков и тоже ускакать в лесную чащу. Многолюдные ладьи с верховий Липы пока еще означали для них лишь набег хищных арсов. Дарник все селения наносил на карту, отмечая наиболее подходящие места для будущих сторожевых веж.
Когда через несколько дней выбрались на Танаис, селений на берегах стало больше, и их жители никуда не прятались. Эти земли принадлежали вольным бродникам, которые всегда могли рассчитывать на военную помощь из соседних городищ. Вскоре миновали реку Медяницу, в чьем верховье находился Остёр, и все поняли, что цель похода не итильский Казгар, а Хазария, а может, даже ромейские города на Сурожском или Русском море.
8
Еще один левый приток Танаиса, река Ловля, отделял хазарские земли от земель русов. Чуть ниже ее впадения в главный водный путь стояла хазарская пограничная крепость Турус. В задачу ее гарнизона входило следить за плывущими с верховьев русских и словенских рек ладьями и выяснять, куда и зачем они идут. О караване липовских судов с плотами и береговой конницей здесь уже знали, но полагали, что это войско движется по какой-либо тайной договоренности с хазарскими воеводами, о чем им просто не сочли нужным сообщить.
Крепость была совсем невзрачная, с традиционным рвом и валом, поверх которого шел однорядный тын. Ее уязвимость подчеркивалась тем, что она стояла на левом низком берегу, зато на правом, гористом, всего в одной версте виднелась сторожевая каменная вежа, с которой из крепости существовала сигнальная связь. Поэтому гарнизон крепости чувствовал себя вполне спокойно, по сигналу, переданному в каменную вежу, ему всегда готов был прийти на выручку из Калача большой хазарский отряд. Не дойдя до крепости полутора стрелищ, Дарник велел сушить весла, якобы чтобы принять лодку с пограничным нарядом, а на самом деле поджидая сильно растянувшиеся сзади суда. Рассматривая укрепления Туруса, он обратил внимание, что выходящая к реке ограда еще меньше, чем частокол на береговом валу, то есть просто саженный забор на двухаршинном речном обрыве. В двух местах берег был сильно подмыт речными волнами, так что забор подступал вплотную к воде, было даже удивительно, как он еще не падал в нее.
– Приготовить арканы, – приказал князь ладейщикам.
Пятерым гонцам он дал точные указания, и те, нырнув прямо в воду, поплыли к другим ладьям. Камнеметы на всех судах были в снаряженном состоянии, их оставалось лишь зарядить, а гребцам положить себе под ноги обнаженные мечи.
Ничего не подозревая, пограничный наряд сначала хотел причалить ко второй ладье, откуда ему указали плыть к головной. Ступивший на борт хазарский старшой с круглой матерчатой шапочкой на бритой голове сразу почувствовал неладное. С беспокойством оглядел гребцов и воинов в доспехах, замер взглядом на камнемете на носу судна и только потом повернулся к Дарнику.
– У нас с князьями русов вечный мир и выгодная торговля, – напомнил он после обычного обмена приветствиями. – И хорошим воинам мы всегда найдем подходящее дело.
– Мы бы тоже хотели иметь здесь свою пограничную крепость, – не очень учтиво перебил его Рыбья Кровь.
Старшой воспринял его слова как похвалу Калачской крепости, занимающей столь выгодное положение.
– Зачем? Мы вполне справляемся с осмотром как ладей русов, так и всех прочих торговых людей. Близкое соседство вооруженных воинов ни к чему хорошему не приводит. На такую крепость нужен большой договор между вашим и нашим каганом.
– Значит, вы не разрешаете нам строить рядом свою крепость? – невозмутимо уточнил Дарник.
– Если будет большой договор, то пожалуйста. – Насторожившись, хазарский старшой старательно подбирал слова.
– Ну что ж, тогда в ожидании большого договора нам придется занять вашу собственную крепость.
По знаку Дарника наряд быстро связали, и десятки весел дружно легли на воду. В крепости при виде быстро двинувшихся судов подумали, что глупый караван русов намерен проскочить мимо без должного досмотра, и немедленно нужные гонцы вскочили в седла, готовые предупредить Калачскую крепость, располагавшуюся ниже по течению, о таком нарушении.
Но караван не пошел мимо, а, развернувшись, устремился на приступ крепости со стороны речной глади. Ладьи пристали точно к имеющимся двум береговым подмывам, проскрежетав днищем по речному песку. Низкий береговой обрыв пришелся вровень с бортом ладьи. Залп орехами четырех камнеметов снес головы испуганных дозорных, высунувшихся над частоколом. В воздух взвились множество арканов и намертво легли на заостренные колья ограды. Десятки крепких рук потянули за арканы, часть частокола тут же накренилась и при следующем рывке опрокинулась в реку. На берег с бортов судов прыгали уже воины и лезли в проломы, к ладьям причаливали другие ладьи, с них воины переходили на берег и мчались за передовыми ватагами.
Несмотря на полную непривычность к такого рода действиям, все вышло на редкость дружно и слаженно, как не получилось бы даже после многих учений. Гарнизон Туруса почти не оказывал сопротивления. Половина воинов выскочила из гридниц в одних рубахах, не очень понимая, что надо делать. Дарнику, прыгнувшему в пролом в числе первых, больших трудов стоило остановить едва не начавшуюся было резню.
Двое убитых и семеро раненых – вот во столько обошелся дарникцам захват пограничного укрепления. Два десятка убитых и раненых и полсотни пленных – со стороны хазар. Человек тридцать успели скрыться в прибрежных камышах. Липовцев сильно разочаровали доставшиеся трофеи: полсотни лошадей, вооружение для сотни воинов и дюжина рабынь, готовивших еду и стиравших белье, – это действительно был исключительно сторожевой пост, не взымающий с торговых караванов никаких пошлин и поборов.