Рыцарь короля
Шрифт:
Пьер не мог больше скрывать плохие вести. Он сообщил о неудаче миссии Блеза, о тех обвинениях, которые возвел де Норвиль против него и против маркиза, о гневе короля, о приговоре Блезу. Он выразил слабую надежду, что свидетельство мадам де Лальер может как-то помочь делу.
Она внимательно слушала; лицо её побледнело, но в глазах по-прежнему не было страха.
Когда она наконец заговорила, первые слова её касались де Норвиля:
– Я всегда считала, что это не человек, а змея, и предостерегала господина де Лальера насчет него... Но о такой подлости, как эта, я и мыслей не допускала. Конечно, я расскажу королю все, что знаю, если он примет меня. Но как мы поедем? У меня нет денег. Я даже в долгу у сьера Франсуа, который нас так выручил.
– Об этом не беспокойтесь, - сказал Пьер.
– Почтовые лошади уже заказаны.
Она задумалась на минуту:
– По крайней мере в Лионе мы не будем для вас обузой. Аббатиса обители Сен-Пьер - моя подруга и родственница. Она приютит нас. В любом случае это приличнее, чем общедоступная гостиница.
Какая ирония судьбы, подумал Пьер: мать Блеза и Анна Руссель в одном и том же монастыре!
– Вы найдете там эту английскую миледи, о которой я вам только что рассказал, - предупредил он.
Глаза мадам де Лальер вспыхнули:
– С этой распутницей я встречаться не желаю. Но в таком большом монастыре нет нужды с ней сталкиваться.
Спустя час они были уже в пути; их сопровождали Клерон и сьер Франсуа - чрезвычайно неуклюжий, но грозный спутник. Бродяги и разбойники дважды подумают, прежде чем осмелятся стать поперек дороги колдуну.
Рене сидела на дамском седле позади Пьера. Время от времени она прислонялась щекой к его спине, и, почувствовав, как её руки обнимают его, он накрыл одну из них своей ладонью.
Ему снова подумалось, что неудача принесла ему счастье, которое он не променяет на самые блестящие плоды успеха.
Глава 41
Слухи о неудаче Блеза, о его аресте и приговоре настигли Дени де Сюрси на пути из Женевы. Понимая всю сложность положения, он заторопился. Подъезжая к Лиону, он уже был готов к плохим новостям, однако самого худшего не знал до тех пор, пока вечером в день прибытия маркиза Пьер де ла Барр не представил ему полный отчет.
К этому времени молодой стрелок уже два дня как вернулся из Лальера и, помимо всего прочего, мог сообщить, что надежда его не оправдалась - король отказал матери Блеза в аудиенции. Он скрыл от маркиза свои собственные попытки организовать побег Блеза из тюремного замка до конца недельной отсрочки. Человека, находящегося в таком критическом положении, как де Сюрси, следовало держать в стороне от подобных действий. А в остальном Пьер подробно изложил все, что произошло со времени их расставания в Женеве.
Когда он кончил рассказ, в комнате верхнего этажа гостиницы "Дофин" воцарилась глубокая тишина. Некоторое время маркиз не говорил ни слова; он сидел, стиснув пальцами колено, глаза его ничего не выражали, лицо было бесстрастно.
Он размышлял о поразительном вольте де Норвиля, а также о том, что стоит за нелепыми обвинениями против Блеза и против него самого. Месть за спор в Лальере? Какой-то молчаливый сговор между де Норвилем и канцлером Дюпра? Возможно, возможно... Однако для маркиза, с его долгим политическим опытом и знанием интриг и интриганов, столь очевидные, лежащие на поверхности мотивы не выглядели убедительными.
В конце концов он сказал, больше самому себе:
– Так, значит, и Баярд, а?
– Да, - откликнулся Пьер, - он бросал тень сомнения и на господина де Баярда.
– Ага! А на кого еще?
– В тот раз он не называл больше никого. Но ходят слухи, поспорить могу, что он сам их и распускает, о маршалах де Лотреке и де ла Палисе. И даже герцога Алансонского упоминают...
– Вот как...
В таком случае месть можно исключить. И сговором с канцлером Дюпра дело не исчерпывается. Де Сюрси спросил себя, почему намеки и обвинения не касаются адмирала Бонниве, но тут же сам собой появился ответ: бездарного и неспособного Бонниве можно не принимать во внимание.
Де Норвиль целился в самых одаренных и преданных королю царедворцев. Маркиз дорого дал бы, чтобы узнать, чьи имена, кроме его собственного и Баярда, намеревались выжать из Блеза в пыточной камере замка Пьер-Сиз.
Однако более всего поражало маркиза вот что. Бесспорно, де Норвиль предатель, однако никто не назвал бы его дураком. Напротив, он просто гениальный интриган, настоящий фокусник-маг, раз сумел оплести своими чарами не только короля, но и старого Антуана Дюпра, который был хоть и корыстолюбив, но предан короне.
Почему же тогда де Норвиль пожертвовал своим положением при Бурбоне и при сильных союзниках Бурбона - Англии и Империи? Зачем ему так поступать, особенно сейчас, когда Франция прижата к стенке?
– Гм-м, - проворчал де Сюрси.
Ну что ж, по крайней мере он предупрежден насчет того, чего следует ожидать при завтрашней встрече с королем, и может соответственно укрепить свои позиции. Никакая мягкость, никакие попытки умиротворить Франциска пользы не дадут, даже если заставить себя раболепствовать.
Нет, нужно ответить на обвинение обвинением, на ложь - подчеркнутой искренностью. Де Норвиля следует полностью изобличить и разгромить, если маркиз намерен спасти не только Блеза и себя самого, но, возможно, даже саму Францию. Де Сюрси прекрасно понимал трудность задачи. Времени у него практически не было, а враги успели надежно окопаться.
– Увы!
– печально вздохнул он.
– Если бы только здесь была госпожа регентша, это значительно помогло бы делу...
– Но она здесь, - заметил Пьер.
– Герцогиня Ангулемская неожиданно прибыла сегодня и расположилась в Сен-Жюсте.
– Клянусь Богом!
– воскликнул маркиз, резко выпрямляясь.
– Почему же вы мне сразу не сказали?
– Я не знал, что вашу милость это так интересует...
– Это же настоящий луч надежды, - возразил де Сюрси.
– Госпожа регентша - женщина трезвого ума, которая не клюнет на первую попавшуюся наживку. Не думаю, чтобы мсье де Норвиль мог пустить ей пыль в глаза... А есть ли какие-либо сообщения насчет причины её приезда?
Пьер пожал плечами:
– Государственные дела, как всегда. Какое-то совещание с королем.