Рыцарь короля
Шрифт:
Однако маркизу отнюдь не казалось невероятным, что всегда бдительная Луиза Савойская, прослышав о де Норвиле и, может быть, особенно об Анне Руссель, пожелала своими глазами взглянуть, как обстоят дела. В любом случае она могла стать союзником. Если ему не повезет с королем, то надо будет обратиться к регентше. Но больше всего маркиза беспокоила нехватка времени.
* * *
На следующее утро, сидя в приемной Сен-Жюста, де Сюрси имел возможность поразмыслить на досуге о бренности мирской славы. Он вдруг ощутил себя зачумленным, к которому даже приближаться опасно. Полтора месяца назад все эти придворные, сплетничающие
Канцлер Дюпра, появившись из королевских апартаментов, прошел мимо со стеклянными глазами, словно не видя маркиза. Де Норвиль, окруженный группой поклонников, прохаживался по залу, красивый, как Аполлон, и имел наглость взглянуть на него с улыбкой.
Хорошо знакомый с обычаями государей, де Сюрси не раз видел, как разрушаются в прах карьеры, сделанные годами преданной службы. То, что такой финал теперь грозит и ему, не было неожиданностью. Для каждого когда-нибудь должно зайти солнце.
Однако ему пришлось призвать все свое философское спокойствие, чтобы выдержать долгое ожидание, пока наконец одетый в черное церемониймейстер вызвал его на аудиенцию к королю.
Спокойный, с гордо поднятой головой, он прошел через зал к двери, подчеркнуто не замечая тишины, что катилась за ним по пятам тяжелой волной.
Франциск сидел у торца длинного стола, за которым незадолго до этого заседал королевский совет. Со стола ещё не убрали ворох бумаг, стулья вокруг стояли в беспорядке. То, что де Сюрси, министра, многолетнего члена совета, даже не пригласили на заседание, было вполне подходящей прелюдией к аудиенции.
Король долго не произносил ни слова, продолжая читать какое-то письмо; маркиз тем временем ждал. В слабом свете, проникающем через готические окна, особенно резко бросалось в глаза великолепие королевского наряда. Оно напоминало о хронической болезни короля - его неизлечимой молодости, которая никогда не сможет приспособиться к более мрачным цветам действительности, которая на протяжении всей жизни оставит его двадцатилетним.
Франциск не был ни жестоким человеком, ни даже менее честным, чем большинство людей: он был просто-напросто молод, несмотря на свои тридцать лет, и обладал в равной мере и всеми недостатками молодости, и её обаянием. Однако неопытность - не то оружие, каким можно отвести бурю, обрушившуюся теперь на трон и страну.
Ироническая улыбка скользнула по тонким губам маркиза. Внезапно подняв глаза, король заметил её, и его лицо над черной бородой вспыхнуло. Он чувствовал себя в некотором роде в положении выросшего школьника, которому приходится быть судьей своего старого учителя, и он не мог полностью избавиться от прежней привычки смотреть на него снизу вверх. Как часто во времена покойного короля, когда он был просто герцогом Ангулемским и никак не мог знать наверняка, что займет трон Франциск происходил из младшей линии рода Валуа и не был прямым наследником.>, - как часто тогда он с почтением, словно подросток, выслушивал наставления маркиза и ждал его одобрительного слова!
Что-то от тех дней ещё осталось, и он, несмотря на все усилия, не мог преодолеть робость.
– А, господин де
– резко сказал он.
– Вы, я вижу, в веселом расположении духа...
– Нет, сир, всего лишь в философском.
– Ну, тогда я желаю, чтобы вы одолжили мне немного вашей философичности. Наши дела в печальном положении. Вы согласны со мной?
– Не могу припомнить более печального момента со времен английского нашествия сто лет назад В 70-х годах XIV столетия англичане были почти полностью изгнаны из Франции; однако после победы при Азенкуре (1415) они в союзе с бургундцами захватили север Франции. Потребовался героический подвиг французского народа во главе с Жанной д'Арк, чтобы повернуть ход войны.>.
Франциск, сердито взглянув, намекнул на дело, о котором предстоял разговор:
– Может быть, Бурбона ещё удастся схватить - не благодаря вам. В этом случае у нас стало бы одним врагом меньше.
Собеседник решительно отверг эту надежду:
– Я бы не рассчитывал на это, сир. Если только в дело не вмешается какая-нибудь случайность, он, я думаю, ускользнет Герцогу Бурбону удалось бежать из Франции; он перешел на службу к Карлу V, возглавил его войска в Италии и в 1527 г. погиб при осаде Рима (Бенвенуто Челлини в своем "Жизнеописании" утверждает, что застрелил герцога из аркебуза).>.
– И что тогда?
– Тогда он будет более опасен, чем если бы стоял во главе мятежа здесь, во Франции. Его бегство - тонкий и дальновидный ход. Нам ещё предстоит преизрядно натерпеться от него - и не один день...
– Клянусь Богом, у вас завидное спокойствие!
Король резко отодвинул свой стул от стола. Глаза его пылали, длинный нос трясся мелкой дрожью.
– А кого винить за это? Кто виноват, что Бурбон сейчас не у меня в руках?
– Вы, сир.
– О Господи!
– Франциск даже задохнулся.
– Мне просто нравится ваша дерзость!
– Разве это дерзость - напомнить вашему величеству, что монсеньор коннетабль был у вас в руках месяц назад, когда вы посетили его в Мулене, и я настаивал на его немедленном аресте ещё тогда?
– Я вам излагал свои соображения!
– вскипел король.
– Излагали, сир. Вам судить, были ли эти соображения достаточно вескими.
– И это оправдывает вас?
– гнев Франциска вылился в сарказм.
– Когда, по милости Божьей, господин де Бурбон и его сообщники по заговору из Англии и Империи попались к вам в мешок, может быть, меня следует винить в том, что вы устроили так, чтобы дать им выбраться? Что вы на это скажете?
– То, что думает ваше величество. Я виноват в неудаче, и мне нет оправдания.
– Конечно, нет! Но вы виновны более чем в неудаче, господин маркиз. Вы виновны в измене!
У короля был торжествующий вид человека, которому осталось только нажать пружину, чтобы ловушка захлопнулась. Он явно ожидал, что собеседник обнаружит смятение и растерянность. Но сам был сбит с толку, когда де Сюрси улыбнулся:
– Ерунда - если ваше величество простит мне это слово. Сир, с вашего позволения, не будем ходить вокруг да около. Я знаю, какие позорные обвинения измыслил против меня и против Блеза де Лальера всем известный предатель. Нет смысла осквернять уста вашего величества их повторением, а мой слух - выслушиванием. Они настолько же неубедительны, насколько злобны - и тем почти все сказано.