Рыцарь короля
Шрифт:
Он позвал слабым голосом:
– Миледи! Мадемуазель!
Но услышал только шум листьев в кустах живой изгороди над собой.
Сколько же он здесь провалялся? Он не мог определить; видел только, что тени от тополей протянулись довольно далеко, - это указывало на предвечерний час.
Коснувшись пальцами головы, он нащупал повязку; потом опустил руку - и с минуту тупо разглядывал красный след на перчатке.
Постепенно стало ясно - даже слишком ясно, - что произошло. Он вспомнил, как Анна Руссель предлагала ехать через Макон, её смирение, явно рассчитанное на то, чтобы усыпить его бдительность; вспомнил и то, как она поддразнивала его, словно невзначай заставив состязаться в прыжках через изгороди. Конечно, она не могла в точности предвидеть такой случай, но, по-видимому, рассчитывала на то, что он возможен, и, когда несчастье произошло, не замедлила им воспользоваться. Он постепенно вспомнил, как ловко она распалила его глупую французскую гордость...
Ну что ж, она доказала ему, что он дурак, и поехала своей дорогой. На войне все средства хороши. Ему не следовало и ожидать чего-нибудь иного от неё - от врага.
Но где она? Воспоминания ускользнули. Он почувствовал, как снова надвигается тьма, и понял, что должен собрать все силы, пока не стало слишком поздно. С трудом приподнявшись на четвереньки, он вскарабкался на противоположный откос, кое-как поднялся на ноги и вслепую заковылял вперед. Наткнулся на стог ячменя, остановился, привалившись к колкой соломе, и постоял, переводя дыхание.
Сознание то прояснялось, то затуманивалось, но светлые промежутки не приносили покоя. У него определенно проломлена голова, и чтобы выжить, необходима помощь. Но он совершенно не представлял себе, как далеко может оказаться ближайшее жилье и найдет ли он там гостеприимство. Крестьяне далеко не всегда похожи на добрых самаритян. Платье и кошелек беспомощного путника - вещи куда более осязаемые, чем его благодарность. У Блеза оставалось ещё шесть крон - притягательная сумма для неразборчивого в средствах мужика. Не помешает переложить их во внутренний карман камзола, пока сознание его не покинуло.
Стянув перчатку, он пошарил в сумке на поясе - и с минуту ещё продолжал шарить, пока перед ним не забрезжила горькая правда. Сумка была пуста.
Откинувшись на стог, он не смог удержаться от невеселого смеха: ну и влип же... Да-а, Анна Руссель обезопасила его от воров... Конечно, ей самой нужны деньги, и, выполнив все прочие пункты своего плана, она не остановилась и перед последним шагом. Но могла бы, по крайней мере, оставить ему хоть крону...
В висках заколотило сильнее, и на несколько минут сознание затуманилось.
Когда он снова смог думать, то решил попробовать добраться до большой дороги. А там уж - как повезет, все зависит от того, кому случится проезжать мимо. Но несколько сот ярдов от стога до придорожной изгороди казались бесконечными, а сама изгородь - непреодолимой для человека, который едва держится на ногах. И все же надо попытаться...
Хуже всего были борозды. Он споткнулся об одну и упал, поднялся, споткнулся о другую, но сумел удержать равновесие и проковылять несколько ярдов, пока снова не померкло в глазах. Нет, ничего не выйдет... Господин Баярд любил повторять, что рецепт чести - это невзгоды и твердое сердце. Так что сделаем ещё один шаг... ещё шаг...
У Блеза туманилось в голове. Ему казалось, что он готовится к какой-то атаке. В стене брешь - но от неё мало толку. Слишком крутой подъем. И доспехи никогда не казались ему такими тяжелыми. А кроме того - где вся остальная рота? Не могут же они рассчитывать, что он удержит позицию в одиночку...
Послышался скрип колес - артиллерия на подходе. Какое счастье! Немного подождать, пока они ядрами расширят брешь...
Очнулся он на земле, в каком-то ещё более сильном бреду; голова его покоилась на чем-то мягком, и он смотрел в склонившееся над ним перевернутое лицо Анны Руссель.
В её голосе была странная нежность:
– Почему же вы не дождались там, где я вас оставила?
Как ни удивительно, он понял.
– Я думал, вы уехали, - пробормотал он.
– Я пытался добраться до дороги.
– Уехала?.. Куда уехала?
– Наверное, в Макон...
– Но я же сказала вам, что поскакала за помощью. Мне показалось, вы поняли. Не помните? Я перевязала вам голову и взяла деньги для сохранности...
Он тупо уставился на нее:
– Нет. Не могу вспомнить...
Беспокойство в её голосе усилилось:
– Пресвятая дева! Вы уж простите, что я так долго. Эти добрые люди были в поле; а потом пока запрягли повозку...
Блез наконец заметил, что рядом с ним стоят два человека в потрепанных куртках. Они были более реальны, чем Анна с её перевернутым лицом.
– Почему вы вниз головой?
– спросил он.
– Но я не вниз головой!
– Значит, это я... Или, может быть, мои глаза...
Подушка у него под головой шевельнулась.
– Ах, - пробормотал он, - вы так добры ко мне... Простите...
Она осторожно сдвинула его голову у себя на коленях.
– Скажите, как вы себя чувствуете? Вы ведь получили такой страшный удар...
Нет, это было невозможно - сказать ей, как он себя чувствует. Проще оказалось пошутить.
Он закрыл глаза.
– Да... Цена романтики.
На него снова надвинулась тьма, но теперь он её уже не боялся.
Глава 21
Прошли целые сутки, прежде чем Блез окончательно пришел в себя; об этом времени у него остались лишь смутные воспоминания. По каким-то признакам он понял, что находится в сарае, и нисколько не удивился, услышав, как жуют и похрустывают кормом животные где-то рядом. Он лежал на куче сена и видел, как пробивается дневной свет сквозь щели в плетеных стенах и соломенной крыше. До него долетал голос Анны, беседующей с кем-то из крестьян во дворе.
Главное состояло в том, что он снова мог нормально думать и чувствовал в голове лишь слабую боль. Это было такое неожиданное счастье, что какое-то время он просто наслаждался новым ощущением.
Он вспомнил некоторые мгновения из путаницы прошедших часов. Мягкость и осторожность, с какой Анна ухаживала за ним; её прохладную руку у себя на лбу; плеск воды в деревянном ведре, когда она с бесконечным терпением снова и снова меняла повязки. Он вспомнил её лицо в тусклом свете фонаря, полное сочувствия и тревоги.