Рыцарь Курятника
Шрифт:
— А из будущего?
— Может быть.
— Как вы можете узнавать будущее?
— Я могу узнавать будущее, маршал, через невидимых духов, которые отвечают на мои вопросы.
— Они уже вам отвечали?
— Да.
— И на каком языке они говорят?
— Этот язык понимаю только я.
— А когда могут они говорить?
— Когда я их спрошу.
— Для этого нужны большие приготовления?
— Нет. Когда находишься в постоянном общении с невидимыми духами, то вступаешь в контакт с ними очень быстро.
— Что же это за духи?
— Посредники между людьми и ангелами, бесплотные существа, которые выше людей, счастливее их и одареннее.
— Эти духи знают будущее?
— Они видят его перед собой, как мы видим перспективу пейзажа в подзорную трубу.
Маршал обратился к Людовику XV.
— Не любопытно ли будет вашему величеству, поговорить с этими духами? — спросил он.
— Поговорить — нет, послушать разговор — да, — улыбаясь ответил король.
— Это невозможно, государь, — с живостью возразил Сен-Жермен. — Духи соглашаются отвечать, но они не хотят, чтобы их слышал кто-либо кроме того, кто с ними разговаривает, и того, у кого к ним есть вопросы.
— Я согласен спросить их, — сказал маршал.
— И я тоже, — прибавил Ришелье.
— И я, — послышался третий голос.
— А! Это вы, мсье де Шароле? — произнес Людовик XV.
Действительно, в гостиную вошел знаменитый принц Бурбон, под руку с дамой, которая казалась очень старой и была одета с необыкновенной пышностью. Старуха поклонилась королю, тот ответил ей дружеским поклоном. Она пристально посмотрела на графа Сен-Жермена и застыла на месте, словно пораженная молнией. Граф подошел к ней, не выказывая ни малейшего удивления. Он поклонился любезно, как придворный.
— Давно уже не имел я счастья встречать вас, герцогиня, — сказал он.
Старуха сложила руки.
— Неужели это вы? — воскликнула она.
— Он самый, уверяю вас, — ответил Сен-Жермен, смеясь.
— Вы меня знаете?
— Я знаю, что имею честь видеть герцогиню де Невер.
— Вы были в Безансоне в 1668 году?
— Был, в то время, когда его величество Людовик XIV приехал, чтобы самолично завоевать Франш-Конте. Под его начальством был принц Конде, который 5 февраля осадил город Безансон, где вы находились вместе с вашим знаменитым семейством. Вам было тогда шесть лет.
— Это правда, — сказала герцогиня.
— В день приступа, 7 февраля, я имел счастье спасти вам жизнь, на глазах у неприятеля унеся вас на руках…
— И убив при этом двух человек…
— Вы помните это?
— Очень хорошо… Но этому уже семьдесят семь лет, потому что мне теперь восемьдесят три года.
— Да, герцогиня.
— А вам было тогда сорок лет.
— Гораздо больше…
— Но вы выглядите еще моложе, чем были!
— Однако я стал старше семидесятые семью годами.
— Вы были в Венеции…
— В 1700 году.
— Мне было тогда тридцать восемь лет, и моею искренней приятельницей была графиня де Гажи.
— Очаровательная женщина, за которой я имел честь ухаживать, и которая была так добра, что находила прекрасными баркаролы моего сочинения…
— Которые вы пели восхитительно…
— И которые я еще пою.
— В самом деле?
Герцогине де Невер, похоже, пришла в голову интересная мысль. Она подошла к королю, который смотрел на происходившее, как на представление в театре.
— Государь, — сказала она, — я вас умоляю приказать сейчас этому господину спеть одну из тех баркарол, которые он пел нам в Венеции, сорок пять лет тому назад, сам себе аккомпанируя.
Король, казалось, колебался.
— Прошу вас, государь, — поддержала маркиза де Помпадур.
— Хорошо, — ответил король. — Здесь есть клавесин; спойте, граф.
Кавалеры и дамы посторонились и пропустили графа. Тот без малейшего замешательства прошел через гостиную, сел перед клавесином и пробежал пальцами по клавишам, как первоклассный музыкант. После такой прелюдии он запел итальянскую арию с изяществом, энергией и талантом поистине удивительными.
— Это он! Это он! — шептала герцогиня де Невер. — Это он! Ах! Как это странно! Три раза я вижу этого человека в течение восьмидесяти лет, и ему по-прежнему на вид сорок! Ему было сорок лет в 1668 году в Безансоне, ему было сорок лет в 1700 году в Венеции, ему и теперь сорок лет — в Париже в 1745 году! Как объяснить это?
Ришелье, стоявший возле герцогини, услыхал ее слова и ответил:
— Должно быть, он родился сорока лет и умрет сорокалетним.
Сен-Жермен допел баркаролу.
— Удивительное исполнение! — в восторге воскликнула маркиза де Помпадур.
Король подал сигнал к аплодисментам, захлопав в ладоши. Возле клавесина лежала гитара. Граф взял ее и пропел испанскую арию.
— Ах, — вскричала герцогиня де Невер, — это болеро, которое пели под моими окнами в Мадриде в 1695 году. Я никогда не слыхала его после. Государь! Умоляю вас, позвольте мне уехать отсюда. Это не человек, а дьявол, я боюсь взглянуть ему в лицо.
— Как вам угодно, герцогиня.
Сен-Жермен опять сел за клавесин и начал немецкую песню. Герцогиня де Невер была не в силах выдержать:
— Это дьявол! Дьявол! — прошептала она и ушла из гостиной.
Д’Аржансон подошел к Людовику XV. Очевидно, министр хотел, чтобы король заговорил с ним. Сен-Жермен продолжал петь, аккомпанируя себе, и внимание всех было приковано к нему. Людовик XV, увидя д’Аржансона возле себя, наклонился к нему и спросил тихо:
— Кто этот человек?
— Не знаю, государь, — ответил министр. — Только это человек странный, совершенно необыкновенный. Он знает все, он превосходный музыкант, очень хороший живописец, серьезный ученый. Он говорит одинаково легко на всех европейских языках, он объехал всю землю, для него нет ничего трудного, его ничем не удивишь, он, должно быть, имеет огромное состояние, потому что роскошь его равняется его щедрости. Но кто он — я не знаю.