Рыцарь XX века(Повесть о поэте Абд ар-Рахмане аль-Хамиси из долины Нила)
Шрифт:
Тюрьма
— Ты прав, аль-Хамиси. Поистине случилось нечто тревожное. Я прочел твою статью в «Аль-Мысри» и очень забеспокоился. Твои претензии к революционному правительству — огромны. Ты забываешь, что значительная часть чиновников, оставшихся в наследство от короля Фарука — сопротивляется реформам. Они лютые враги демократии и готовы мстить каждому, кто защищает демократические свободы. Я боюсь за тебя. Да хранит тебя Аллах!
— Я знаю, что многим рискую, но если мы будем молчать, то задуманные революционные преобразования останутся мечтой. Народ изнемогает в нищете и голоде. Нельзя молчать…
Звонок в дверь прервал разговор. Двое полицейских предъявили ордер на арест и предложили быстро собраться. Машина ждет!
Махди Мустафа, с трудом сдерживая волнение, стал помогать другу собрать в портфель самое необходимое.
— Никаких бумаг! — предупредил полицейский.
Аль-Хамиси молча сложил на столе все то, что было разрешено взять с собой, и, простившись с другом, поручил ему передать ключи детям, живущим в соседнем доме. Махди Мустафа спросил, в какую тюрьму можно будет принести передачу, и услышал: «В тюрьму Миср».
— Почетно! — усмехнулся аль-Хамиси. — Говорят, что эту тюрьму называют железной и сажают туда самых опасных уголовников. С вашего разрешения я переоденусь.
С разрешения полицейских поэт облачился в одежду бедного феллаха. Он хорошо знал, что, появись он в европейском костюме, как тут же будет раздет и избит. Всего лишь несколько дней назад аль-Хамиси задумал сделать небольшой репортаж из тюрьмы. Тогда полицейский администратор любезно предупредил его, что не стоит появляться среди заключенных в одежде горожанина. Но та тюрьма не славилась своей жестокостью. А эта…
«Когда я снова увижу ночной Каир? — подумал аль-Хамиси, глядя в щелку завешенного окошечка. — Какие мне предъявят обвинения? За свободу слова лишают свободы. Во сколько тюремных дней оценивается слово?»
Машина остановилась, и охранник подтолкнул его к железным воротам. Они прошли сквозь три пояса высоких каменных стен и оказались у железной двери пятиэтажного здания в решетках. Охранник, гремя связкой ключей, открыл дверь камеры и толкнул в темноту. Чьи-то руки подхватили его и не дали свалиться на сидящего. В камере размером два на полтора метра затемненное окно имело крошечную форточку с темной решеткой, полностью загораживающей дневной свет. Когда глаза привыкли к темноте, аль-Хамиси разглядел двоих, сидящих на неровном каменном полу. Они потеснились и предложили ему сесть на обрывки истлевшей циновки.
— Садитесь поудобней, — предложил девятнадцатилетний юноша. — Мое имя — Тухами. Будьте осторожны, острые края камней впиваются в тело. Могут поранить. Ужасная тюрьма. Отсюда не выйдешь живым, вынесут!
— Выйдем! Непременно выйдем и продолжим нашу борьбу! — Аль-Хамиси наконец разглядел своих молодых соседей по камере. Рядом с юным Тухами сидел молодой активист из рабочих Суэца.
— За что вы арестованы? — спросил Тухами поэта. — У вас такой приятный голос, может быть, вы актер? Возможно, я слышал вас по радио?
— Слышал по радио, читал мои статьи. Познакомимся! Аль-Хамиси. Я писал о бесчинствах чиновников, о взяточниках, которые грабят народ. Я призывал к борьбе со злом.
— Боже милостивый! Это ваши статьи заставили меня включиться в водоворот событий! — воскликнул Тухами. — Я был тихим и прилежным студентом экономического факультета университета. Именно ваши призывы заставили меня призадуматься над судьбой Египта. Я был среди участников студенческих демонстраций. Теперь я не жалею, что угодил в эту мерзкую камеру. Оказаться рядом с любимым поэтом — великое счастье. В нашем институте нет человека, который бы не знал стихов аль-Хамиси. Недавно у нас устроили опрос: «Кто самый любимый писатель из всех известных в Египте?» Оказалось, что на первом месте — аль-Хамиси.
— Вот мы и знакомы! — рассмеялся поэт. — Скажите мне, молодые люди, почему мы в темноте? Разве не положено хоть маленькой электрической лампочки?
— Извините, мы выключаем ее на ночь. Эти желтые стены раздражают. Лампочка над головой, свет режет глаза. Посмотрите!
Когда включили свет, аль-Хамиси увидел симпатичных молодых людей.
— Как хорошо, что мне удалось попасть в вашу камеру. И всего-то за горсть монет полицейскому, — сказал аль-Хамиси.
— Пальцы бед и страданий играют на печальной свирели моей», — процитировал студент строки из любимого стихотворения. — Почему так печальна ваша свирель?
— Так сложилась моя судьба. Но я научился превращать грусть в надежду. Однажды спросили Шопена: «Почему так печальны ваши прекрасные полонезы?» — «Я пишу их с мыслью о моей родине, обездоленной завоевателями», — отвечал Шопен. И я пишу свои стихи с мыслью о моем любимом Египте, моей родине. Прекрасней земли нет на свете! На этой земле должен жить счастливый человек. Каждый человек имеет право на какие-то радости. А мы пока живем в горестях и страданиях. Мы не будем отчаиваться, мы сильны своей верой в справедливость. Мы знаем — победа за нами! Мы выйдем из этой клетки закаленными, с душой окрыленной и готовой ринуться в бой.
— Пусть ваше предсказание сбудется. Спасибо вам за добрые слова. Мне стыдно признаться, но мы с Хасаном приуныли. Хасан работал на Суэцком канале, а теперь лишился работы и угодил в тюрьму.
— Молодец, Хасан! Не унывай! Когда выйдешь на волю, я помогу тебе получить работу. Не жалей, что участвовал в демонстрации. Если мы будем тихо и смирно терпеть невзгоды и насилие, мы не дождемся лучшей доли. Мы должны кричать, требовать, бастовать. Всеми способами надо бороться со злом. Твое участие в демонстрации — твой маленький вклад в дело борьбы. А сколько мужества проявили рабочие. Они сделали свое дело, ушли, поставили англичан в безвыходное положение, теперь они работают на других предприятиях. Тебя не было с нами, когда мы пошли к министерству социального обеспечения?
— Лучше бы я тогда пошел со всеми. Говорят, будто тогда собралось чуть ли не восемь тысяч? Я совсем недавно примкнул к небольшой группе, не более двухсот человек. Моего товарища избили дубинкой, и он угодил в больницу. А я — здесь.
— Сегодня здесь, а завтра дома. Будем оптимистами!
С этими словами аль-Хамиси развязал свой мешочек с провизией и пригласил новых товарищей позавтракать.
— Я напомню вам о том прекрасном, что осталось за железными решетками тюрьмы, — предложил аль-Хамиси после завтрака.