С мыслями о соблазнении
Шрифт:
И дело не в том, что девушка бездарна. Совсем наоборот. Завистливая часть его
натуры в какой-то мере надеялась, что с ее методами работы можно наваять
только ужасную прозу, но сия мелочная надежда развеялась уже к третьей
прочитанной странице. Мисс Меррик обладала талантом рассказчика, ее стиль
очарователен и в меру остроумен. С другой стороны, Себастьян понимал,
почему Гарри не принял ее работу. Текст был сырым, и даже очень. И еще
граничил с мелодрамой,
самоотверженными и героичными, чтобы казаться настоящими. И все же,
несмотря на это, он запоем прочел две сотни страниц. А это многое говорило о
ее способностях. Ей просто требовалась практика. И вероятно, небольшой
совет.
Себастьян взялся за перо, дотянулся до чистого листа писчей бумаги и принялся
составлять список аспектов ее рассказа, коим следует уделить внимание. К
примеру, та романтическая сцена между Ингрид и Далтоном в седьмой главе
слов нет, как приторна. Очевидно, у мисс Меррик мало опыта в делах
любовных, потому как ни один мужчина, держа в объятиях прекрасную
женщину, в жизни не станет думать столь высокопарными выражениями. Эту
сцену нужно переписать без всяких там напыщенных сантиментов. И о
спасении собаки в двенадцатой главе не может быть и речи.
Он дописал страницу до конца и уже собирался продолжить на следующей,
когда вдруг осознал, что делает. Прервавшись, он с проклятиями отшвырнул
перо, впервые поняв, зачем Гарри натравил на него мисс Меррик и изобрел
свою маленькую схему. Гарри мог видеть то, чего не замечал сам Себастьян – у
них с этой девушкой было нечто общее. Каждый из них обладал творческой
сознательностью, той ее разновидностью, что требует правды об их работах.
Разумеется, Гарри надеется, что на этой общей почве счастливо произрастут
плоды двух одаренных авторов в виде готовых романов для «Марлоу
Паблишинг». Себастьян со вздохом откинулся в кресле. Если бы все было так
просто.
Глядя на сделанные заметки, Себастьян понимал, что лучше бы ему прямо
сейчас отослать ее обратно к Гарри. Учитывая, что правдивая и вдумчивая
критика может лишь только вдохновить ее и преисполнить решимости помочь
ему в ответ. И все-таки ему не под силу мило ей солгать. Себастьян мог
изображать измученного автора, без зазрения совести использовать легкое
соблазнение или же играть на сочувствии, но не умасливать Дейзи
незаслуженными похвалами ее работе. А хуже всего то, что он действительно
хотел помочь. Какая ирония – ведь он никогда не верил, что чужое мнение
может помочь писателю стать лучше. Однако, размышлял Себастьян, глядя на
свои записи, ей не повредит узнать, что он думает. Черт побери, может, он
обретет умиротворение, обучая ее, раз уж для себя ничего сделать не в силах. И
если в результате Гарри опубликует ее книгу, вероятно, это утешит ее в том, что
она не смогла помочь ему.
Себастьян вновь взялся за перо, дабы обобщить свои комментарии. Окунув перо
в чернильницу, он посмотрел сквозь дверной проем библиотеки и в гостиной
увидел Дейзи. Она сидела возле тети, спиной к нему, погрузившись в чтение.
Он улыбнулся. Ему по нраву пришлась мысль о роли наставника прелестной
протеже. Это было клише, а он, как правило, осуждал клише, но в их случае не
имел ничего против. Обучение Дейзи даст ему множество возможностей
немного ее обольстить, в чем, по мнению Себастьяна, не было ничего дурного.
Дейзи плохо спалось. Ночь напролет она пялилась в потолок, думая обо всех
изъянах своей книги, обо всем том, от чего Себастьян, без сомнения, не оставит
камня на камне. Следующим утром она спустилась к завтраку с дурными
предчувствиями, убежденная, что он будет столь же беспощаден к ней, как она в
свое время к нему.
Но даже приготовившись к худшему, Дейзи не до конца растеряла присущий ей
оптимизм. Граф мог воспользоваться этой возможностью, чтобы отомстить, но
несмотря на неприязнь, питаемую им ко всей затее в целом, он все же не
производил впечатление злопыхателя. А возможно… маловероятно, но
возможно, рукопись ему понравилась. Раньше Дейзи часто зачитывала свои
рассказы дамам с Литтл-Рассел-стрит, и, кажется, они всегда с удовольствием
слушали ее.
Конечно, Себастьян Грант – совсем другое дело, нежели холостячки с Литтл-
Рассел-стрит. По большей части он нетерпелив, циничен и вдобавок ужасный
пессимист. И если Эвермору не понравится ее творчество, он без угрызений
совести об этом скажет, потому как такта в нем не больше, чем в ней, зато
чужие чувства заботят куда менее. И все же прошлым вечером Дейзи уловила
некий проблеск под его резкой, суровой наружность.
Руки Дейзи на миг прекратили намазывать джем на тост, когда она вспомнила
взгляд, с которым граф забирал рукопись из ее рук. В его выражении сквозил
оттенок понимания вкупе с чем-то еще, чего ей не удалось распознать.
Эвермор к завтраку не спустился, чем только усугубил ее тревогу. Дейзи
отправилась в библиотеку и попыталась работать, но попытки оказались
тщетны. Она так и не смогла сосредоточиться.