Сабля Цесаревича
Шрифт:
Новый сон об Алексее был еще более реалистичным, чем предыдущие. В нем не только все было очень четко видно, не только были прекрасно слышны все звуки — к этому добавились и другие ощущения. Паша стоял на недавно выпавшем чистом снегу возле каких-то невзрачных деревянных сарайчиков и чувствовал свежий морозный воздух, понимал, что на улице зима и что если он слишком задержится здесь, то замерзнет. А еще до него доносились разные запахи — откуда-то тянуло дымом, подгоревшей едой и еще чем-то странным, непривычным для городского жителя.
Из-за угла ближайшей постройки доносились чьи-то голоса, сопровождавшиеся другими звуками, тоже не знакомыми Пожарскому. Хотя нет, когда-то давно он слышал нечто подобное… Когда его отец решил сам сколотить кухонные табуретки и весь день пилил на кухне доски, а потом они с Пашей вместе стругали их рубанком.
Мальчик прошел мимо сарая, с удивлением обнаружив, что слышит еще и скрип снега у себя под ногами, и осторожно выглянул из-за угла. Так и есть — за сарайчиком стояли грубо сколоченные деревянные козлы, а на них лежало бревно, которое пилили двуручной пилой подросток и взрослый бородатый мужчина в длинных пальто и высоких меховых шапках. В подростке Пожарский уже без труда узнал своего друга Алексея — если не считать старинной одежды, он выглядел точно так же, как и во время их встреч. И лицо мужчины было ему явно знакомо…
Оба они были сосредоточены на работе. Взвизгивала пила, сыпались на снег желтые опилки. Шапка Алексея съехала набок и, казалось, вот-вот свалится с его головы. И ему, и его напарнику, в отличие от Паши, не было холодно — наоборот, лица их раскраснелись, и мальчик не удивился бы, если бы они расстегнули свои пальто.
— Ты не устал? — спросил мужчина Алексея. — Может, достаточно на сегодня?
Подросток в ответ резко замотал головой:
— Нет, я хорошо себя чувствую. Могу еще десяток бревен распились!
Он оглянулся на прислоненные к стене еще одного строения березовые бревна, но теперь настала очередь мужчины отрицательно качать головой:
— Десяток мы все равно не успеем, тебе скоро надо будет идти на урок.
— Ладно, тогда допилим хотя бы это… — ответил Алексей, не скрывая своего разочарования.
— Знаешь, я очень рад, что тебе это нравится, — улыбнулся его собеседник. — Что ты тоже любишь почти все мои любимые занятия.
— А как же иначе? — улыбнулся в ответ подросток. — Правда, я вот фотографирую не очень…
— Не страшно, зато Настя это дело очень любит…
Пила вжикнула еще пару раз, и от лежащего на козлах бревна отвалился отпиленный кусок. Алексей с довольным видом поднял его и положил рядом с другими такими же чурбаками.
— Беги теперь на урок, — сказал ему мужчина, прислоняя пилу к пока еще не распиленным бревнам. — Завтра еще поработаем — надеюсь, нам позволят…
Оба, не сговариваясь, посмотрели куда-то в сторону, и, кажется, от их приподнятого настроения тут же не осталось и следа. Пожарский тоже повернулся в том направлении и увидел небольшой каменный дом, рядом со входом в который стояли двое мужчин с винтовками. Один из них не спускал глаз с Леши и его собеседника, другой о чем-то разговаривал с вертевшейся рядом девочкой-подростком, в котором Павел, приглядевшись, узнал одну из сестер своего друга — Машу.
Алексей направился к дому, и Паша, как всегда, невидимый для героев его сна, двинулся за ним следом. Вскоре до него донесся звонкий Машин голосок:
— …ей тоже передавайте привет, и сестре с родителями не забудьте. И пусть они все выздоравливают скорее!
— Ты и то, что у меня есть сестра, запомнила? — изумленно посмотрел на девушку ее собеседник.
Та в ответ тоже удивленно приподняла брови:
— Конечно, запомнила, а как иначе?
— Маша, батюшка сказал, чтобы мы шли на урок, — заговорил, подходя к ней, Алексей.
— Да, конечно, идем! — откликнулась его сестра, и они вместе вошли в дом.
Паша проскользнул в закрывающуюся дверь вместе с ними. Все трое оказались в полутемном коридоре, в который выходило несколько дверей, и Мария, шедшая впереди всех, заглянула в одну из них.
— Никого еще нет, — сообщила она брату и вернулась к входной двери, чтобы повесить рядом с ней на вбитый в стену гвоздь свой полушубок.
— Подождем, не страшно, — ответил ее брат, тоже снимая пальто.
Потом они вошли в комнату со стоящим посередине круглым столом и расставленными вокруг него стульями. Маша достала из шкафчика несколько книг и тетрадей и принялась раскладывать их на столе.
— Зачем ты знакомишься с охраной? — внезапно спросил ее брат, занимая один из стульев. — Правда думаешь, что им нужно твое сочувствие?
Мария растерянно посмотрела на него — этот вопрос явно поставил ее в тупик.
— Не знаю… — протянула она неуверенно. — Я же всегда так делала, помнишь? Всегда беседовала с нашими охранниками, они любили о себе рассказывать и так радовались, когда я на следующей встрече вспоминала, о чем мы говорили… Вот и сейчас я так же… по привычке… Что в этом плохого?
— Плохого — ничего, просто есть разница между теми охранниками и этими… — подросток покосился на окно и немного помолчал, так и не найдя подходящего слова. — Те нас защищали, эти следят, чтобы мы не сбежали.
— Ты думаешь, это глупо, да — беседовать с ними по-дружески? — с сомнением уточнила девушка.
— Да нет, беседуй, раз тебе хочется, — не стал спорить Леша. — Хотя это выглядит несколько странно…
— Странно? — переспросила Мария и на мгновение задумалась. — Да, наверное. — У них ведь у всех тоже есть семьи, есть родные люди. У одного — жена с детьми, в другого — старые родители с сестрой. И они их любят, беспокоятся за них, скучают, потому что давно их не видели! Я сначала не понимала, как это возможно — уметь так сильно ненавидеть, как они ненавидят нас, и в то же время уметь любить. Но получается, что бывает и такое…
— Бывает, — с серьезным видом кивнул Алексей. — Я тоже сперва удивлялся. Но это действительно есть в каждом человеке — способность любить, хотя бы самых близких. Может быть, почти в каждом… — добавил он уже менее уверенно, покосившись на окно. — Но в большинстве точно есть, иначе быть не может.
Маша хотела сказать что-то еще, но тут в комнату вошли остальные их сестры. Сначала Оля с Таней, которые принесли еще несколько книг и разложили их на столе, а потом и самая младшая, держащая на руках собачку — золотистого спаниеля, который тянулся длинным носом к ее лицу и пытался лизнуть ее. Татьяна, увидев, что Настя пришла на урок не одна, неодобрительно нахмурилась и собралась что-то сказать, но не успела — дверь снова открылась, и на пороге появился мужчина лет сорока с небольшим с изящными, загибающимися вверх усиками.