Сальватор
Шрифт:
— Не только ко мне, но к нам обоим, сейчас вы это увидите. Итак, у вас завтра в девять часов утра в Булонском лесу дуэль на пистолетах с господином де Марандом. Как видите, я неплохо осведомлен.
— Да. Остается узнать, из какого источника вы черпаете ваши сведения.
Сальватор пожал плечами.
— Откуда бы я ни узнал о вашей дуэли, я о ней знаю, и это будет темой нашего разговора, если не возражаете.
— Уж не затем ли вы, случайно, пришли, чтобы читать мне нравоучения?
— Я? Да что вы?! Я, напротив, полагаю, что вы читаете их себе сами, и в избытке! Нет, я пришел лишь оказать вам услугу.
— Вы?
— А вас это удивляет?
— Если вы явились шутить, предупреждаю, что вы неудачно выбрали время.
— С врагами я не шучу никогда, — серьезно заметил Сальватор.
— Ну, довольно! Что вам угодно? Говорите!
— Вы хорошо знаете господина де Маранда?
— Я знаю его довольно для того, чтобы преподать ему завтра, надеюсь, хороший урок, о котором он будет помнить, если, конечно, у него останется для этого время.
— Я вижу, вы плохо его знаете. Господин де Маранд до сих пор давал иногда уроки, но не получал их никогда.
Лоредан снисходительно посмотрел на кузена и пожал плечами.
— A-а, вы пожимаете плечами, — заметил Конрад. — Это свидетельствует о том, что вы в себя верите. Но поверьте на минуту мне и послушайте, что я вам скажу: господин де Маранд вас убьет.
— Господин де Маранд! — расхохотался молодой человек.
— A-а, вам весело! Ну да! Чтобы какой-то банкир убил человека вашего происхождения и ваших достоинств! Хорошенькая история: пистолет против денежного мешка! Однако я хочу, чтобы вы поняли, какую огромную услугу я вам оказываю. Господин де Маранд дрался уже четырежды, насколько мне известно, и всякий раз убивал противника. Между прочими — в Ливорно господина де Бедмара, который был вашим приятелем, если память мне не изменяет.
— Господин де Бедмар скончался от апоплексического удара, — в некотором замешательстве отвечал Лоредан.
— Господин де Бедмар был убит выстрелом из пистолета. Знайте, кузен, что всякий раз как родственники хотят скрыть с той или иной целью причину смерти одного из членов семьи, они призывают на помощь апоплексию, это знают даже дети. Выслушайте следующее: завтра между девятью и четвертью десятого вы умрете от апоплексии, как господин де Бедмар, а если это может доставить вам удовольствие, в газетном извещении о вашей смерти я готов указать ту ее причину, которую вы выберете сами.
— Довольно шуток! — все больше распаляясь, вскричал г-н де Вальженез. — Я прошу вас на этом остановиться, если вы не хотите, чтобы наш разговор принял другой оборот.
— А какой оборот он, по-вашему, может принять? Уж не считаете ли вы, кузен, что вам по плечу выбросить меня из окна? Если случайно это так, взгляните на меня.
С этими словами Конрад вытянул вперед обе руки. Под рукавами выступили мощные мускулы.
Лоредан непроизвольно отступил назад.
— Кончим поскорее! — поторопил он. — Что вам еще нужно?
— Я пришел спросить о вашей последней воле и обещаю, что все в точности исполню.
— Не сомневаюсь: вы побились об заклад с кем-нибудь из ваших приятелей, что разыграете меня, — предположил Лоредан.
— Я никогда не бьюсь об заклад, сударь, и никого не разыгрываю. Говорю вам, что вы будете убиты, потому что человек, с которым вы стреляетесь завтра на дуэли, безупречно храбр и доказал это. Вы же бледны — взгляните-ка вот в это зеркало, — вы обливаетесь потом. Должен еще заметить, что даже если вы будете завтра только ранены, на свете существует человек, который продолжит дело, начатое господином де Марандом.
— Вы, конечно? — с ненавистью бросил кузену Лоредан.
— Нет, — отвечал Сальватор, — моя очередь только третья.
— О ком же вы говорите?
— Об отце девушки, которую вы похитили, а я вырвал из ваших рук: об отце Мины. Выслушайте меня серьезно, — продолжал Конрад, — так же серьезно, как я говорю с вами; я и так потерял здесь достаточно времени. Вы обречены: если вы не упадете под выстрелом одного, вас настигнут выстрелы других. Во имя вашего отца, честнейшего из честных, во имя вашей матери, от горя сошедшей в могилу, во имя ваших предков, добродетельных дворян, ничем не запятнавших свой герб, во имя человеческого уважения, если в вас осталась хоть капля добродетели, во имя справедливого Бога, если вы еще верите в Бога, — заклинаю вас: скажите мне, какие ваши преступления мне надлежит искупить после вашей смерти.
— Сударь! Это безумие или редкая наглость! — вскричал Лоредан. — Приказываю вам выйти вон!
— А я снова заклинаю вас не оставлять после себя ничего, что может запятнать тысячелетием завоеванную добродетель.
— Шутка слишком затянулась, сударь! Подите прочь! — властно вскричал г-н де Вальженез.
Но Конрад оставался невозмутим и не двигался с места.
— В третий раз заклинаю вас: скажите, что дурного вы совершили, и после вашей смерти я обращу в добро причиненное вами зло.
— Ступайте, ступайте! — закричал Лоредан, бросился к шнуру и изо всех сил стал звонить.
— Да ниспошлет вам свое милосердие Господь в час вашей смерти! — сурово проговорил Конрад.
Он вышел.
XI
КОРОЛЬ ЖДЕТ
Встреча, как мы сообщили, была назначена в Булонском лесу.
Увы! Все проходит на земле. Вот исчезло и еще одно воспоминание нашей юности. Вот и еще один пустынный лес теперь кишит людьми! Когда наши потомки увидят этот английский парк, вычищенный, прилизанный, разукрашенный, сияющий и напомаженный, словно картина для выставки, заказанная буржуа, они ни за что не поверят нашим уже ушедшим в прошлое описаниям остатков этого бывшего леса Лувуа, который король-расточитель по имени Франциск I приказал обнести стеной, чтобы можно было без помех там охотиться.
Не поймут они и того, что были времена, когда именно там противники назначали дуэли в уверенности, что никого не встретят. Это было настолько естественно, что секунданты человека, принимавшего условия своего противника, сочли бы секундантов этого противника сумасшедшими или дурно воспитанными, если бы те выбрали другое место, а не ворота Майо или аллею Ла Мюэтт.
Кроме того, над другими местами — Клиньянкуром или Сен-Манде — как будто тяготел рок: дуэли там почти всегда имели печальный исход.