Сальватор
Шрифт:
Жибасье, все такой же свежий, молодцеватый и смешливый, утверждал, что Камилл де Розан старше его лет на сто.
XXXII
ГЛАВА, В КОТОРОЙ СВЯТОША УБИВАЕТ ВОЛЬТЕРЬЯНЦА
Мы оставили нашего друга Петруса сиделкой у графа Эрбеля, его дяди. Оттуда он написал Регине, что как только приступ подагры у дяди минует, он опять будет свободен и увидится со своей прекрасной подругой.
Но подагра, увы, похожа на кредиторов: она отпускает вас только в смертный час, то есть когда ничего другого делать ей уже не остается.
Итак, приступ подагры у графа Эрбеля отнюдь не проходил так скоро, как о том мечтал его племянник; напротив, он возобновлялся снова и снова, и генерал в иные минуты подумывал о том, чтобы сыграть с подагрой шутку, пустив себе пулю в лоб.
Петрус нежно любил дядюшку. Он угадал, о чем тот думает, и несколькими добрыми словами, сказанными от души, а также невольно выкатившейся слезой, смягчил сердце генерала до такой степени, что тот отказался от своего ужасного плана.
Так обстояли их дела, когда вдруг в комнату, где лежал граф, влетела, словно ураган, маркиза де Латурнель, одетая в черное с головы до пят.
— О! — вскричал граф Эрбель. — Неужели смерть близка, если посылает мне самое большое испытание?
— Дорогой генерал! — начала маркиза де Латурнель, попытавшись изобразить волнение.
— В чем дело? — оборвал ее граф. — Не могли бы вы дать мне умереть спокойно, маркиза?
— Генерал, вы знаете о несчастьях, постигших дом Ламот-Уданов!..
— Понимаю, — нахмурился граф Эрбель и закусил губу. — Вы прознали, что мы с племянником искали наикратчайший путь к смерти, и пришли сократить мои дни.
— Что-то вы сегодня не в духе, генерал.
— Согласитесь, есть от чего, — отвечал генерал, переводя взгляд с маркизы на свою ногу, — подагра и…
Он чуть было не сказал «и вы», но спохватился и продолжал:
— Так что вам от меня угодно?
— Вы согласны меня выслушать? — обрадовалась маркиза.
— А разве у меня есть выбор? — пожал плечами граф.
Он повернулся к племяннику и продолжал:
— Петрус, ты уже три дня не дышал парижским воздухом. Освобождаю тебя на два часа, дорогой. Я знаю, как любит поговорить маркиза, и не сомневаюсь, что она доставит мне удовольствие сегодняшней беседой вплоть до твоего возвращения. Но не больше двух часов, слышишь? Иначе я за себя не отвечаю.
— Я буду здесь через час, дядя! — воскликнул Петрус, сердечно пожимая генералу руки. — Я только зайду к себе.
— Ба! — вскричал тот. — Если тебе надо с кем-нибудь повидаться, не стесняйся.
— Спасибо, добрый дядюшка! — сказал молодой человек, поклонился маркизе и вышел.
— А теперь кто кого, маркиза! — наполовину всерьез, наполовину насмешливо вскричал граф Эрбель, когда племянник удалился. — Ну, скажите откровенно, раз мы одни: вы ведь хотите сократить мои дни, не так ли?
— Я не желаю смерти грешника, генерал! — елейным голосом произнесла святоша.
— Теперь, когда ваш сын граф Рапт…
— Наш сын, — поспешила поправить маркиза де Латурнель.
— Теперь, когда ваш сын граф Рапт предстал перед высшим судией, — не сдавался генерал, — вы не станете просить меня оставить ему наследство.
— Речь не идет о вашем наследстве, генерал.
— Теперь, — продолжал граф Эрбель, не обращая ни малейшего внимания на слова маркизы, — теперь, когда ваш прославленный и честнейший брат, маршал де Ламот-Удан умер, вы не станете просить меня, как во время вашего последнего визита, поддержать один из тех чудовищных законов, которые толкают народы на то, чтобы заточить королей в тюрьмы или изгнать их из страны, вышвырнуть королевские короны на мостовую, а троны сбросить в реку. Итак, если вы пришли поговорить не о графе Рапте и не о маршале де Ламот-Удане, то чему же я обязан честью вашего визита?
— Генерал! — жалобно начала маркиза. — Я много выстрадала, состарилась, изменилась с тех пор, как на меня обрушились несчастья! Я пришла не для того, чтобы говорить о своем брате или нашем сыне…
— Вашем сыне! — нетерпеливо перебил ее граф Эрбель.
— Я пришла поговорить о себе, генерал.
— О вас, маркиза? — недоверчиво взглянув на святошу, спросил генерал.
— О себе и о вас, генерал.
— Ну, держись! — пробормотал граф Эрбель. — Какую же приятную тему мы можем с вами обсудить, маркиза? — продолжал он громче. — Какой вопрос вас интересует?
— Друг мой! — медовым голосом заговорила маркиза де Латурнель, окинув генерала взглядом влюбленной голубки. — Друг мой, мы уже немолоды!
— Кому вы это рассказываете, маркиза! — вздохнул генерал.
— Не настало ли для вас время исправить ошибки нашей юности, друг мой, — томно-благочестивым голосом продолжала г-жа де Латурнель. — Для меня этот час пробил давно.
— Что вы называете часом исправления ошибок, маркиза? — недоверчиво спросил граф Эрбель и нахмурился. — На часах какой церкви вы услышали, что он пробил?
— Не пора ли, генерал, вспомнить, что в молодости мы были нежными друзьями?
— Откровенно говоря, маркиза, я не считаю, что об этом нужно вспоминать.
— Вы отрицаете, что любили меня?
— Я не отрицаю, маркиза, я забыл.
— Вы оспариваете у меня права, которые я имею на вашу память?
— Категорически, маркиза, за давностью.
— Вы стали очень дурным человеком, друг мой.
— Как вам известно, в старости черти обращаются в отшельников, а люди — в чертей. Хотите, я вам покажу свое раздвоенное копыто?
— Значит, вы ни в чем себя не упрекаете?
— Простите, маркиза, я знаю за собой один грех.
— Какой же?
— Отнимаю у вас драгоценное время.
— Вы таким образом хотите меня выпроводить, — рассердилась маркиза.
— Выпроводить, маркиза! — с добродушным видом повторил граф Эрбель. — Выпроводить!.. Слово-то какое отвратительное! И как вы могли такое сказать!.. Да кто, черт возьми, собирается вас выпроваживать?
— Вы! — ответила г-жа де Латурнель. — С той самой минуты как я сюда вошла, вы только и думаете, как бы наговорить мне дерзостей.