Самая высокая лестница (сборник)
Шрифт:
«Дорогие Мария, Дед и ребята! У меня большая радость. Я нашёл Книга. Он, оказывается, жив. Его привезли в цирк. Но в цирке ему делать нечего. Я его оттуда заберу. Чувствую я себя хорошо. Завтра начинаются занятия…»
В это время дверь в спальню открылась, и вошёл Севрик — длинный рыжий мальчик. Такой худой и бледный, словно у него не было ни каникул, ни лета и вернулся он из какого-то дождливого, скучного края.
— Здравствуй, Рад! Ты приехал?
—
— Я проболел всё лето, — пожаловался Севрик. — А ты?
— Немного болел. Ложись, отдохни.
— Я лягу, — согласился худой рыжий мальчик, опускаясь на свою кровать. — Завтра учиться. Ты что вечером делаешь?
— Иду в цирк, — не сразу ответил Рад. — А ты?
— Никуда не иду. Мне подстричься надо.
— Подстригись. Обязательно подстригись, Севрик.
— Может быть, и ты подстрижёшься? — предложил рыжий мальчик.
— Понимаешь, я же иду в цирк.
— Ты идёшь в цирк… У тебя один билет?
Рад поднялся с постели.
— У меня два билета, — сказал он. — Но я иду не один…
Севрик понимающе закивал головой.
— Если я буду спать, не зажигай света, — попросил он.
— Я не зажгу света. Спи спокойно, — сказал Рад и зашагал к двери. — Спи крепко и не бойся. Ничего не бойся.
Болезненный мальчик проводил Рада удивлёнными глазами.
— Чего не бойся? — спросил он, но дверь за Радом уже закрылась. — Не пойду я в парикмахерскую! Никуда я не пойду. Я спать хочу…
Ему не с кем было разговаривать, и он разговаривал сам с собой:
— Чего не бойся?..
Вечером Рад сидел на самой верхотуре под куполом цирка, где были установлены софиты, освещающие арену. От них, как от печки, тянуло жаром, внутри что-то шипело, словно готовилось закипеть. В щели кожухов были видны фиолетовые вспышки — там оживали и гасли какие-то беззвучные молнии.
Возле софитов хлопотал осветитель — парень в белой майке. Работа была жаркая, только в майке и работать! Он включал то один софит, то все сразу. Иногда перед софитом запускал круг с разноцветными стёклами, и тогда луч менял свой цвет. И всё вокруг меняло цвет.
В полумраке купола поблёскивали какие-то странные аппараты, при помощи которых артисты цирка на большой высоте совершают полёты и делают различные рискованные трюки. Здесь покачивались трапеции и брали начало верёвочные лестницы.
С этой высоты арена казалась блюдечком с красной каёмкой. На блюдечке шло представление.
Вот появились два клоуна — толстый и тонкий. Они изображали боксёров. Огромными перчатками «боксёры» наносили друг
Зрители смеялись.
Потом два бойца помирились. Стали пожимать друг другу руки и даже целовались. А на весь цирк звучали пощёчины, усиленные во сто крат.
И снова зрители смеялись.
Парень в майке с нарисованным солнцем оставался равнодушным ко всем шуткам клоунов. Когда каждый день видишь одно и то же, перестаёшь смеяться.
— Он тебе говорил, что нравится девчонкам? — спросил он Рада.
— Говорил.
— Он выдумывает. Где ему с таким рулём…
— Он хороший парень, — сказал Рад.
Осветитель ничего не ответил. Он был занят постановкой света. И только когда кончился номер, спросил:
— Куда ты его денешь… льва?
— Заберу его к себе… в интернат. Ещё не все съехались. Только один Севрик приехал.
— А потом? — спросил осветитель.
— Ещё не придумал, — признался Рад. — Но я придумаю, обязательно придумаю.
Цирк снова засмеялся.
— Что они смеются? — спросил Рад, словно зрители смеялись над его словами.
— У клоуна отвалился нос, — не глядя на арену, ответил осветитель: он знал всю программу наизусть.
В это время внизу объявили:
— Акробатическая группа заслуженного артиста Брагама!
— Наши… — прошептал Рад.
— Они, — подтвердил осветитель.
Оркестр заиграл галоп, и на арену выбежали юные акробаты. Они так легко взлетали на воздух и так плавно приземлялись, так кувыркались в воздухе, словно сила земного притяжения их не касалась и вокруг была космическая невесомость.
Рад смотрел на них и чувствовал, как ему передаётся эта удивительная лёгкость. Он перестал ощущать собственный вес. И даже непроходящая дума о льве стала не такой тяжёлой. Эти мальчики всё могут, для них нет препятствий, нет стен, нет закрытых дверей. Рад позавидовал им.
— Время идти, — сказал осветитель и потряс Рада за плечо. — Ни пуха ни пера!
Отпечатанное на майке осветителя солнце смотрело на Рада круглыми глазами.
Рад сбежал вниз и очутился перед дверью с надписью «Служебный вход». Он слышал звуки марша, взрывы смеха, дробные хлопки публики. Все звуки были такими далёкими и приглушёнными, словно доносились откуда-то издалека. Громче всех звуков цирка стучало собственное сердце.
Дверь открылась. Рад подался вперёд, но навстречу ему выплыла огромная тётя в форме билетёра.