Самозванка
Шрифт:
— А деньги на экспедицию? — озадаченно отбил дробь по столу де Брюэ. Златка и бровью не повела.
— Биржа в городе есть?
— Есть, но…
— С «но» разберемся позже, — категорично отрезала девушка.
— Это безумство! — с нажимом произнес Костилье. — Вы даже не представляете, что вас ожидает.
— Нас или вас? — ехидно поинтересовалась Златка. Мужчины вновь умолки.
— Скажите, господа, вы верите в рок? В предначертание? Она вновь огорошила их очередным неожиданным вопросом.
— Ну да, верим… а как же еще? — почти беззвучно
Девушка нахмурила брови и требовательно притопнула каблучком. Де Брюэ усмехнулся:
— Предвестницу рока — femme fatale — я вижу воочию перед собой.
Златка очаровательно улыбнулась. Взглядом указав на колоду карт, лежащую с краешка стола, она озорно предложила:
— Доверимся судьбе. Карты не лгут, и если они укажут нам дорогу, значит — суждено.
Де Брюэ весело рассмеялся и, наблюдая за тем, как неуклюже тасуется колода в руках девушки, спросил:
— Кстати, а что означает сова, нарисованная на вашем прелестном плечике? Ни мало не смутившись, девушка пояснила:
— Это полярная сова. У многих племен индейцев, в том числе и у сиу, она — богиня мудрости и предсказания. В общем…
— Ведьма, — закончил за нее Костилье.
— Она самая, — охотно согласилась девушка, протягивая ему колоду. Недоуменно пожав плечами — не может же кавалер подозревать в очаровательной мадемуазель мошенницу! — он все же снял часть колоды. Острый коготок, вставленный между карт, остался, естественно, незамеченным. Трефовый туз, как и было задумано, оказался сверху. Положив колоду на зеленое сукно, она объяснила правила игры:
— Все просто. Я задаю вопрос, кто-то из вас отвечает. Отвечает быстро, не задумываясь — его устами будет говорить сама судьба. Все ясно? Мужчины, обменявшись быстрыми взглядами, неуверенно качнули головами.
Златка вздохнула. Этому фокусу ее научил Денис, и непрошеная грусть волной поднялась в груди при одном воспоминании. Или… это не ее он учил? И кто такой Денис? Отмахнувшись от назойливых мыслей, она поднялась из-за столика и отошла на несколько шагов в сторону. Колода осталась сиротливо лежать на столе, привлекая внимание заинтригованных мужчин.
— Кто будет устами рока? — заутробным голосом вопросила она.
— Позвольте мне, — криво ухмыльнувшись, вызвался де Брюэ. Костилье зябко поежился.
Фокус был прост и эффектен. Непременным условием является умение заговорить и запутать разыгрываемого, который при этом остается в полной уверенности, что выбор сделан им добровольно.
— Итак, мой яхонтовый, слушаем внимательно, отвечаем быстро, — подражая вокзальной цыганке, пропела Златка. — В колоде два цвета: черный и красный. Выбираем один, другой откидываем.
— Черный, — быстро ответил де Брюэ.
— Хорошо, — затараторила девушка. — Красный отбрасываем, черный оставляем. Черный цвет состоит их двух мастей: треф и пик. Какой будет выбор.
— Пики, — после секундного замешательства последовал неуверенный ответ.
— Прекрасно. Пики отбрасываем, остаются трефы. Теперь, бриллиантовый мой, делаем следующий выбор: картинки или низшая масть?
— Картинки.
— Отлично! Значит, отбрасываем низшие карты, оставляем картинки. Дальше… у нас остались валет, дама, король и туз. Делим по парам — старшие и младшие. Что выбираем?
— Младших.
— Очень хорошо! Младших отбросили, оставили старших. Сейчас — самое трудное… На мгновенье переведя дух, девушка понизила голос:
— В колоде у нас остались туз и король. Так?
— Так, — в один голос ответили мужчины.
— Масть помните?
— Трефы, — заворожено прошептал Костилье.
— Ваш выбор?
— Туз! — выдохнул де Брюэ.
— Откройте верхнюю карту! — устало приказала Златка.
На зеленом сукне трефовым тузом замерцала призрачная звезда короны зарождающейся империи.
ГЛАВА ДЕВЯТАЯ
Бабочка взмахнула крылом. Весьма мерзкое создание, к слову сказать. Машет крыльями где-то у себя в Бразилии, а бурю пожинает крестьянин Рязанской губернии, со страхом наблюдая за шквалистым ветром, рвущим в клочья соломенную крышу глиняной мазанки. И капусту жрет беспрестанно. Бабочка, естественно, а не крестьянин. Ибо, только соберется расейский дехканин постных щец сварить, ан, нет — кочана-то словно и не бывало.
И в этом мире вредное создание внесло свою лепту. Доподлинно неизвестно, чьи действия послужили тому причиной, но факт остается фактом: бабочка истории, взмахнув крылом, сжала спираль, сблизив на мгновенье витки времени. Бунт, коих на Сечи случалось по десятку за год, неожиданно перерос в полновесное восстание.
Краковский епископ Каэтан Солтык выступил на сейме с пламенной речью, нашедшей поддержку среди противников Станислава Понятовского, ставленника российского престола. Суть речи была ясна и понятна последнему забулдыге: Польша для поляков, а каждый поляк — католик. Несогласных просим удалиться. Король получил плевок в лицо, и Россия немедленно ввела на Правобережье войска. Князь Репнин, полномочный посол в Варшаве, арестовал епископа и его особого рьяных сторонников.
Взбешенная шляхта, создав Барскую конфедерацию, начала войну со схизмой и пришедшими из-за Днепра полками генерала Михаила Кречетникова. Стычки российских войск с конфедератами население восприняло просто: «Ганна не дозволила, так Катерина позволяет». Вновь поползли слухи о Золотой Грамоте.
Преподобный игумен Мелхиседек Значко-Яворский, известный как стойкий борец с унией, собрал в монастыре гайдамацких вожаков и провел обряд освящения ножей. Продолжив это действо по примеру своего краковского собрата по церковному цеху пламенной проповедью, он предъявил казачьей вольнице золоченый свиток, с его слов полученный лично из рук императрицы. В прощальном напутствии прозвучал недвусмысленный наказ «резать с божьей помощью ляхов и жидов, хулителей нашей веры». Правобережье заполыхало, перекинув волну народного гнева на левобережную Сечь.