Сан Мариона
Шрифт:
– Золтан!
– окликнул Марион стоявшего на вершине дарга.
– Бурджан остается с тобой! Долгого вам мира и веселья!
– Долгого и тебе мира! Возле очага домашнего да пребудут дни твои! Прощай, Марион!
– тихо произнес Бурджан.
Марион тронул жеребца и уже не видел, как гаргары, пошептавшись, оставили еще троих воинов, остальные, во главе с лысым, зарысили вслед за легом.
В полдень Марион сменил дальнюю заставу. На вершине высокого обрывистого холма стоял, как и на ближней заставе, навес, но только прикрытый с севера огромным валуном, здесь были охапки травы, служащие постелью, пук факелов был прислонен к шесту. Марион заметил, что половина гаргар осталась с Золтаном, но ничего не сказал. Того, кто не желает рисковать, нельзя принудить к подвигу. Нерасседланных коней отвели к коновязи. Марион, привязывая жеребца, подумал, как изобильна была бы жизнь людей, если бы им удалось жить в мире. Ведь вот же еще на памяти Мариона привезли из Семендера первые седла в Дербент, и весь город сбежался смотреть на невиданный товар. Люди ахали, щупали, удивляясь человеческой выдумке, бессчетно просили купца оседлать коня и проехать и опять ахали в восхищении. А от албан хазары переняли умение строить каменные прочные жилища, научились изготавливать известковый раствор. А вот теперь Рогай, которого, кстати, надо бы уже проведать, уста-каменщик, строил в Семендере настоящие дворцы для тудуна и знатных и теперь волею судьбы воздвигает поперечную стену в Дербенте. Марион тяжело вздохнул. Ни единого упрека не высказал Рогай ему, но все-таки гадко на душе, словно он, пусть не по собственной охоте, предал хазарина. Разбогатеть бы да выкупить, но деньги всегда идут почему-то только к богачам, а у Мариона как было имущества на полдинара, так и осталось столько же.
Задумавшегося Мариона окликнули с холма. Когда он поднялся на вершину, гаргары сидели кружком в тени навеса на траве, посередине на войлоке лежали куски вяленого мяса, несколько лепешек и стояла глиняная чаша, наполненная темно-красным виноградным вином.
– Мы уже обошли чашей по кругу, - дружелюбно улыбаясь, сказал лысый, похлопав по изрядно опустевшему кожаному бурдюку, в котором булькнула жидкость.
– Выпей, Марион, за благополучие детей своих... Я слыхал, что Геро кинжалом убил волка? Хао! Пусть вечен будет твой очаг!
Марион принял протянутую ему чашу. Вино было прохладное, сладковатое. Необычайно приятно выпить в жаркий полдень чашу легкого виноградного вина. Говорят, что купцы-византийцы привозили вино, изготовленное из пшеницы, очень хмельное и отвратительное на вкус. А еще говорят, что в Византии придумали какой-то "греческий огонь", который в хрупких горшках бросают на головы осаждающим, и горшки, разбиваясь, обливают воина жидким огнем, и тот сгорает, подобно факелу. Воистину, беспредельна изобретательность человеческая, направленная на выдумывание и полезного и ужасающего. А что будет через много-много весен, когда дети детей наших будут в том возрасте, в каком мы сейчас?
– ...Да-да, что будет со вселенной через много весен, когда дети станут зрелы? Ты не задумывался об этом, Марион?..
– громко спросил лысый гаргар, близко наклоняясь к громадному легу, впиваясь в него совинокруглыми сверкающими глазами. Марион, очнувшись, удивленно поднял голову, ставшую неимоверно тяжелой. Странно, он думал - это его мысли, а оказывается, ему на ухо шептал об этом гаргар, и тем более странно, почему Марион лежит, запрокинувшись навзничь, почему небо такое мутное, а огромный валун туманится и расплывается перед глазами? И как хочется спать! Неужели он захмелел?
– К-кто с-сейчас наблюд-дает за с-степью?
– вяло спросил Марион, едва шевеля непослушным языком, он хотел приподняться, сесть, но даже руки не смог напрячь.
– Спи, богатырь, спи, воин, - неприятно усмехаясь, произнес лысый гаргар, - не скачут кони, не дрожит земля, все покойно в степи, кому нужно, тот и наблюдает за ней... спи, славный воин... спи...
Почему так странно смотрит лысый... чем-то он неприятен... его глаза подобно горящим глазам грифа, Марион! Да это и в самом деле огненный гриф, глухо клекоча, распростер над тобой громадные крылья. Прикройся щитом, скорей меч из ножен вырви, вот уже железные когти птицы стучат о щит твой, руби его, Марион, руби, но не звенит и отскакивает железный меч, натолкнувшийся на железные встопорщенные перья, темна ночь вокруг, и злобно кричат в темноте "демоны ночи", окружив холм, на котором Марион бьется с огненным грифом... Внезапно из темноты доносится голос Золтана: "На помощь, Марион! На помощь!" - хрипло и отчаянно зовет друг. Вот почему зловеще воют демоны ночи, это с ними бьются Золтан и Бурджан! Но клекочет, машет красными крылами огненный гриф, не оторваться от него... и опять из темноты слышится зов о помощи, но это уже отдаленный крик Бурджана: "Марион! Мари-он!.."
– Проснись, лег! Проснись! Встанешь ли ты или я зарублю тебя, проклятый пес!
– кричал кто-то над его головой. Марион с трудом открыл глаза. Далеко-далеко в вышине тускло светились, мерцали звезды. Разве сейчас ночь?
Что такое? Что за шум там, в отдалении? Там словно бы кто-то рубится? Где гриф? Неужели все это приснилось? Но почему так явственно слышны звуки боя, кто яростно кричит? Почему этот лысый гаргар невежлив? Он, кажется, Мариона назвал псом?
Ощущая холодящую тяжесть кольчуги, Марион вскочил, лихорадочно ощупал пояс. Вот ножны. Меч при нем. Шум рубки уже стих. Кто-то стонал в темноте. Снизу доносились всхрапы лошадей и возбужденные голоса.
– Марион, на нас напали!
– громко кричал лысый, хотя и стоял рядом. На нас напали, пока ты спал, мы отбивались! О небо, почему ты так крепко спал?..
– Во имя Уркациллы, не кричи громко. У меня звенит в голове! Кто напал?.. Где враг?
– Мы не знаем, кто набросился на нас подобно стае шакалов! Они уже исчезли, растворились в ночи...
Послышались тяжелые шаги. На холм, громко переговариваясь, шумно дыша, поднимались люди, кажется, что-то несли.
– Вы послали гонца в крепость?
– Нет, не успели... они окружили нас... мы отбивались... погибли четверо, двое ранено...
– Кто погиб?
– Золтан, Бурджан и двое молодых, ранен Большой Шрам...
– Зажгите факелы!
– взревел Марион.
– Во имя солнца, зажгите факелы!
Вспыхнуло сразу два факела. На холм поднялись гаргары. Марион бросился к ним. Гаргары молча положили на каменистую землю принесенные на плащах трупы. Трещали дымные факелы. Трупы Золтана и Бурджана были обезглавлены. Головы, выпачканные в крови, лежали рядом с телами. Плащи пропитались черной кровью. Марион опустился на колени, еще не веря, не желая поверить, осторожно поднял голову круглолицего Золтана, тихо позвал: "Золтан!" Черноволосая голова была холодна и липка, черные губы были раскрыты. В последнюю минуту он звал на помощь друга.
Марион плакал молча, на коленях, склонившись над неподвижными Бурджаном и Золтаном, плакал сквозь стиснутые губы, как плачут могучие духом, потрясенные горем воины. И поэтому окружающим его гаргарам казалось, что он просто задумался.
Кто-то легонько тронул его за плечо. Голос лысого произнес с участливой ноткой:
– Марион, может, послать гонца в крепость?
Да, надо подумать о безопасности города. Марион осторожно прикрыл тела друзей краями плащей, преодолевая неимоверную тяжесть, поднялся. В свете факелов лица гаргар были хмуры и отчужденны. А где валун, который скрывал навес? Где сам навес? Валяются колья, шесты, разбросаны факелы, как будто на вершине холма происходила схватка. Марион подумал, что все еще продолжает грезить. Как он мог очутиться на ближней заставе? Три фарсаха отделяло его от Золтана и Бурджана.
– Потушите факелы, - велел Марион.
– В ночи свет их далеко виден.
Гаргары неохотно исполнили приказание. Тихо было в степи. Бледнело уже небо над невидимым отсюда морем. Смутно брезжил рассвет.
– Как мы оказались на ближней заставе?
– спросил Марион. Голос лысого гаргара неторопливо ответил ему:
– Мы долго сидели под навесом. Ты шутил, смеялся, рассказывал, как было бы хорошо жить, если бы в сердцах людей не было злобы, говорил что-то о седлах и рабе Рогае. Когда начало темнеть, заявил, что хочешь спать, лег и уснул. Мы даже и подумать не могли, что сон твой может быть так крепок. А потом... потом прибежал дозорный, им был Большой Шрам, и закричал, что в степи слышен топот, как будто сюда скачет конный отряд. Мы стали тебя будить - ты не проснулся. Отряд уже приближался, даже слышно было, как перекликаются хазары. Тогда мы из шестов навеса и плащей сделали носилки, едва вчетвером подняли тебя меж двух лошадей и поскакали сюда. Хазары гнались за нами. И настигли нас здесь... Мы рубились, Марион, пока ты спал, мы славно рубились! Много хазар полегло, роса на траве сейчас, наверное, красна от крови!.. Почему ты так крепко спал?..