Санкта-Психо
Шрифт:
— Хотелось бы послушать рассказы про Санкта-Патрицию… — осторожно делает Ян следующий шаг.
— Это еще зачем?
— Я же работаю там… любопытно. Никогда, например, не бывал в отделениях. Палаты и все такое.
— Не бывал? А где же ты работаешь?
Ничего подходящего не приходит в голову, поэтому Ян говорит правду:
— В подготовительной школе.
— Какой школе? Нет у них никакой школы.
— Теперь есть. Для детей больных… ну, тех, кто лежит в больнице.
— Вон оно
— Какая сотня? Детей гораздо меньше.
— Сто спенн. И я тебе все расскажу. Еще и вина получишь в придачу.
Ян согласен.
— Рассказывайте, — говорит он. — Деньги я принесу потом.
Старик тяжело опускается на стул и некоторое время молчит.
— Никаких тайных ходов там нет. Я, во всяком случае, не видел… а вот что есть, то есть…
Он ворошит газеты и квитанции на столе, извлекает карандаш и какой-то рекламный листок с чистой обратной стороной и начинает рисовать квадраты и прямоугольники.
— Это что?
— Прачечная. — Леген рисует стрелку. — Идешь в сушилку… ну, сушильную комнату. Там здоровенная дверь… идешь и идешь… но туда тебе не надо. Есть еще одна дверь, направо. На склад… — Он обводит один из прямоугольников с таким нажимом, что карандаш ломается. — И вот тут-то и можно подняться наверх.
— Лестница?
— Не-е. Не лестница. Старый лифт. Идет прямо в отделения. Но про него мало кто помнит.
Ян рассматривает небрежный рисунок со следами жира от рук Легена.
— В прачечной люди… и охранники.
— Только не по воскресеньям. По праздникам в прачечной никого нет. Тихо и пусто. Можно кататься вверх и вниз сколько душе угодно.
И Леген в первый раз за все время разговора смотрит Яну в глаза. Внезапно Ян понимает, что это именно он, Леген, катался на этом лифте «сколько душе угодно». И еще он понимает, что между ним и этим неопрятным стариком возникло своего рода взаимопонимание. Двадцать восемь лет в Санкта-Психо. За такой срок можно выучить все двери, все коридоры и тупики… каждый квадратный сантиметр.
И наверняка он встречался со многими пациентами. Видел, говорил, думал об их судьбах.
— А вы пользовались лифтом?
— Иногда.
— По воскресеньям?
— Иногда.
— Встречались с кем-то?
Леген кивает. По лицу его видно: он очень хорошо помнит эти встречи.
— Женщина?
Леген опять кивает, на этот раз медленно и печально.
— Очень красивая. Красавица, можно сказать… Но в душе у нее был ад.
Больше вопросов Ян не задает.
Женщина-инспектор как уставилась на Яна своими ярко-зелеными глазами, так и не отводила взгляд за все время разговора. Она сидела за столом
— Вы кого-то видели в лесу?
— Вы имеете в виду — кого-то из взрослых?
— Детей, взрослых… кого угодно. Помимо вашей группы — вас, вашей напарницы и детей.
Ян, честно глядя ей в глаза, сделал вид, что пытается припомнить. Конечно, можно было бы придумать… какая-то тень, мелькнувшая в ельнике, кто-то проводил детей жадным взглядом… но ведь речь идет о похищении, и он не хотел, чтобы его имя связывали с каким-то выдуманным им же самим похитителем.
— Я никого не видел… но слышал что-то. Какие-то звуки.
— Звуки?
Зачем он это ляпнул? Никаких звуков он, конечно, не слышал, но теперь ничего не остается, как продолжать.
— Да… хруст веток, будто кто-то зашевелился в ельнике. Я решил, что это зверь.
— Какой зверь?
— Не знаю… я его не видел. Косуля. Или лось.
— Одним словом, какой-то крупный зверь?
— Именно так, крупный зверь. Но не хищник.
Ее зеленые глаза округлились.
— Хищник? В каком смысле — хищник?
— Есть же у нас хищники в лесах. Их так не увидишь, они сторонятся людей, но есть же и рыси, и медведи, и волки… нет, волки вряд ли, у нас на юге волки вряд ли…
Ян почувствовал, что его понесло, что он болтает только ради того, чтобы скрыть страх. Закрыл рот и виновато улыбнулся.
Вопросов больше не было.
— Спасибо. — Зеленоглазая инспекторша пометила что-то в блокноте.
Ян поднялся:
— А лес прочесывать продолжим?
— Пока нет. Вертолетное наблюдение и точечные операции.
— Мне бы хотелось чем-то помочь, — сказал Ян, пытаясь понять, что означают на полицейском языке «точечные операции».
Он вышел из комнаты и посмотрел на часы. Двадцать минут третьего. Скоро сутки с того момента, как Вильям залез в бункер и Ян запер его там.
Будто год прошел.
Нина и все остальные, и из «Рыси» и из «Бурого медведя», собрались в воспитательской. Почти не разговаривали, но лица напряженные. Ждали. Похоже на поминальный кофе. Сигрид на месте не было — после допроса она сказалась больной и ушла домой.
Допрос… а ведь это был настоящий допрос. Он чувствовал себя совершенно измученным. Полиция видела посылку с шапочкой, ищут похитителя… но на него-то подозрение не падает? Или?
Он тоже налил чашку кофе, сел и постарался расслабиться. Солнце зашло за тучи. Смеркаться еще не начало, но дело шло к сумеркам.
Второй вечер Вильям проводит в лесу. Второй вечер, потом будет вторая ночь.
— Как ты, Ян? — тихо спросила одна из воспитательниц.
Он вздохнул:
— Ничего.