"Савмак"
Шрифт:
Впереди на широкогрудом, пепельного цвета мерине ехал 54-летний вождь Госон - приятель и близкий родич Скилака и Октамасада, мать которых Госа приходилась ему родной тёткой. Был он под стать коню тяжеловесен, широкоплеч, толстобрюх. Большая круглая голова на короткой жирной шее, покрытая раззолоченным башлыком, держалась уверенно и прямо. Широкое, красное, блестящее от пота лицо, большие тёмные мешки под круглыми светло-карими глазами навыкате, небольшой, тонкий, загнутый крюком нос, делали его весьма похожим на филина. С широкого подбородка и скул ниспадала серебристыми волнами до середины груди окладистая борода. За вождём рысили на добрых, богато разукрашенных конях трое из пяти его сыновей: 22-летний Скопасис, 18-летний Фарзой и Метак - одногодок и близкий друг Канита, а также их двоюродные братья - 17-летний Терес, 16-летний Агаст и 14-летний Банай - сыновья покойного младшего брата Госона Фарзоя. Старший сын Госона,
В ответ на почтительное приветствие Канита, Госон благожелательно кивнул, пряча в толстых усах понимающую улыбку, и свернув с большой дороги к крепости, спросил младшего сына Скилака всё ли у них благополучно, все ли в роду вождя живы-здоровы? Дав дяде Госону утвердительный ответ, Канит чуть придержал коня и пристроился коленом к колену с Метаком. Как он и рассчитывал, позади сыновей и племянников Госона ехали верхами на разукрашенных лошадках четыре его незамужние дочери и три племянницы в ярких праздничных нарядах, обвешанные множеством золотых украшений с красными, синими, зелёными самоцветами, жемчужными подвесками и янтарными бусами. Молча пожимая руки парням, Канит взглянул украдкой на утончённое, белое и гладкое, как у терракотовой статуэтки греческой богини, личико невесты Савмака - 14-летней Фрасибулы. Заметив его вороватый взгляд, девушки тихонько, чтоб не потревожить вождя, прыснули в кулачки смехом, отчего уши и щёки Канита тотчас охватил пожар, к счастью, незаметный под башлыком.
Через минуту-другую Госон с Канитом, сынами, дочерьми и кибитками четырёх своих жён, оставив охранную сотню в пустой нижней части крепости, въехал во двор вождя Скилака, встречавшего дорогих гостей со своими сыновьями у распахнутых ворот. В отличие от сестёр, резвыми козочками соскочивших со своих низкорослых лошадок под зелёным шатром дуба на чисто выметенное подворье дядюшки Скилака, Фрасибула, жеманно улыбаясь своему голубоглазому жениху, взявшему у ворот под уздцы её красивую тёмно-серую кобылу, попросила его помочь ей сойти на землю. Смущённо порозовев, Савмак, бросив узду, осторожно подхватил свою хрупкую невесту горячими ладонями за осиную талию и бережно опустил на землю. Поблагодарив его тонким, как у птички, детским голоском и похвалив силу его рук, отчего Савмак засмущался и покраснел к её удовольствию ещё больше, Фрасибула отправилась вслед за сёстрами целоваться с многочисленной женской роднёй большого скилакова семейства, только что закончившей одеваться и прихорашиваться к сегодняшнему празднеству.
Савмак же, проводив ласковым взглядом свою красавицу-невесту, обменялся дружескими рукопожатиями с сыновьями и племянниками Госона, после чего отвёл в сторонку своего сверстника и лучшего друга Фарзоя, крупной шаровидной головой, широким лицом, тонким крючковатым носом и большими круглыми глазами являвший собой точную копию отца, только глаза у него были не карие, а чёрные и блестящие. Подобно Савмаку, Фарзой по воле их отцов тоже пребывал в статусе жениха одной из савмаковых сестёр - златокосой Мирсины, в которую был влюблён ещё похлеще, чем Савмак во Фрасибулу. Приятели заговорили о предстоящих вскоре больших переменах в Неаполе и своих надеждах, что, быть может, молодой царь Палак затеет скоро с кем-нибудь войну, на которой оба они смогут отличиться и украсить к свадьбе уздечки своих коней волосами первых убитых врагов.
Но вот на скилаков двор явился сам виновник торжества - 19-летний Скиргитис - стройный, гибкий, румяный юноша с непокрытой округлой головой и золотой гривной в виде ползущих с устрашающе оскаленными пастями и красными гранатовыми глазами навстречу друг дружке вокруг короткой шеи гадюк, одетый в праздничную белую сорочку-вышиванку, перепоясанную тонким красным шнуром с золотыми кистями на концах, широкие алые шаровары и зелёные, обшитые золотыми рельефными бляшками скифики. Тряхнув длинными, вьющимися, как змеи, тёмно-каштановыми волосами, перехваченными на лбу отделанной золотом кожаной лентой, он отвесил земной поклон сразу всем томившимся тут в ожидании сородичам и громким, слегка дрожащим от волнения голосом пригласил многоуважаемых вождей и всех дорогих гостей на семейный праздник в усадьбу своего отца Октамасада.
Октамасад, с масленой улыбкой на круглом и жёлтом, как полная луна, лице, первым встречал сородичей в распахнутых настежь воротах своего двора, один к одному схожему с подворьем старшего брата, только без единого деревца и травинки. Раньше это была усадьба прежнего вождя Радамасада, которая после его смерти по традиции перешла к младшему сыну.
Октамасад был на семь лет моложе брата-вождя, на добрую голову ниже, и нисколько не походил на
– Входите, входите, гости дорогие! Милости просим!
– радушно приглашал он высоким напевным голосом приближавшуюся к воротам толпу родичей.
– Не скот, не рабы, не серебро и злато главное богатство человека, а его сородичи, друзья и побратимы!
Каждому входящему мужу, начиная с Госона и Скилака, радушный хозяин жал руки и касался поочерёдно щёк своими пухлыми как у хомяка щеками, а женщин и детей обнимал по-родственному за плечи и целовал сладко в румяные щёчки и белое чело.
За спиной Октамасада гостей встречали радушными улыбками, поклонами, поцелуями и добрыми словами три его жены: 40-летняя Скилона, подарившая мужу двух сыновей и дочь (не считая тех, кому злые духи не позволили надолго задержаться на этом свете), 36-летняя Тойбула, родившая и выходившая четырёх дочерей, и 32-летняя Иресмея, родившая Октамасаду трёх младших сыновей, и готовившаяся подарить через пару месяцев ещё одного (по всем приметам и гаданьям это опять должен быть мальчик - на зависть несчастной Тойбуле, рожавшей почему-то одних только девок). Их румяные лица под высокими, густо обшитыми золотом и жемчугом убрусами и стройные белые шеи едва виднелись под тяжёлыми височными колтами и серьгами, переливающимися на солнце красными, синими, зелёными искрами, под янтарными и жемчужными ожерельями и звонкими многорядными монистами, лежавшими на высоких грудях поверх расшитых яркими узорами сарафанов, а полные руки скрыты от локтей до запястий под толстыми, широкими, усыпанными самоцветами браслетами и перстнями на каждом пальце - все накопленные Октамасадом богатства были выставлены в этот праздничный день напоказ.
За матерями стояли плечом к плечу четверо сыновей - 23-летний Фриманак с младшей его на пять лет женой Хараспой, 16-летний Сакдарис, 13-летний Апафирс и самый пока младший - восьмилетний Госон, а также три незамужних по малолетству дочери - Тешуба, Гелона и Спадина. Не было только убежавшего на своё подворье Скиргитиса, его жены Иктазы и главного виновника торжества - их трехмесячного первенца, которого должны сегодня впервые предъявить сородичам и даровать "счастливое", подходящее для долгой и славной жизни имя.
Последней, чуть сбоку от девочек, стояла лицом к воротам высокая, высушенная годами старуха в белом убрусе, украшенном спереди пятью рядами рельефных золотых пластин, в тёмно-синем, расшитом красно-зелёными узорами сарафане до щиколоток и коричневых черевиках. То была мать Скилака и Октамасада Госа, старейшая в роду: ей шёл уже восьмой десяток. Но тяжкий груз прожитых лет и неизменные спутники старости - болячки и болезни - ещё не пригнули старую Госу к земле: она была, как и прежде, крепка, энергична, неутомима в работе, ум имела ясный, память цепкую, широкую спину держала гордо и прямо, клюку, выходя из дому, брала в руки больше для важности, чем по необходимости. Присматривая за многочисленными невестками и внучатами немного поблекшими, но всё ещё зоркими светло-карими глазами, она держала в своих руках всё домашнее хозяйство обоих сыновей, ночуя попеременно, то у одного, то у другого. Все входившие на подворье Октамасада родичи, начиная с вождей Госона и Скилака, поясно кланялись матушке Госе и целовали её сухие, покрытые тонкими морщинами и коричневыми старческими пятнами руки и щёки.
Посреди тщательно подметенного, вычищенного от навоза двора были расстелены широким квадратом разноцветные конские и пятнистые оленьи шкуры, на которых набросано множество небольших, набитых конским волосом подушек для сидения. По углам настеленного для пиршества квадрата оставлены узкие проходы, а в центре его разослан самый большой и красивый в доме ковёр.
Закончив обряд приветствия, гости растеклись по двору и вскоре сбились кучками в тени под навесом дома: мужи с мужами, жёны с жёнами, парни - отдельно, девушки - отдельно, малыши с матерями, - и загудели радостными разговорами, зазвенели весёлым смехом, ожидая, когда Скиргитис с Иктазой вынесут им на показ нового отпрыска их большого, дружного, богатого, сильного рода.