"Савмак"
Шрифт:
– Ну-ка, козы, - обратился он к дочерям, - проводите жён старшего брата в их комнаты!
Приказав слугам и воинам Ториксака распрягать и ставить в стойла коней, а кибитки затащить на свободные места под навес, Скилак присел с сыном на заеложенную до блеска деревянную лавку, охватывавшую квадратом толстый бугристый ствол дуба.
– Ну, сотник, рассказывай, что там у вас в царском доме решили...
На другой день на подворье Октамасада, расположенном по другую сторону центральной улицы напротив усадьбы Скилака, состоялось важное семейное торжество - первый постриг и дарование имени первенцу его второго сына Скиргитиса.
Утром в Тавану приехал старший сын вождя напитов
Вот уже шесть лет Радамасад хозяйничал в крепости Напит, расположенной в устье одноименной реки, сменив на этом почётном и прибыльном посту дядю Октамасада. Это было одно из многих небольших укреплений, возведённых предприимчивыми и деятельными херсонесскими греками на морском побережье для охраны важной для них дороги, тянувшейся вдоль берега от ворот Херсонеса до Керкинитиды и дальше до Калос Лимена, а оттуда - через перешеек Тафра аж до устья Донапра-Борисфена и Ольвии. Но царь Скилур, после того как укрепился во власти в Скифии и набрал силу, сумел отвоевать у херсонеситов плодородные прибрежные земли между Калос Лименом и Напитом, которые они называли "Равниной" и очень ценили как свою житницу, вместе со всеми крепостями и городами. Защиту крепостей Напит и Харакены в устьях одноименных рек Скилур вверил вождю соседствующего с ними племени напитов.
Скилак, ставший вождём напитов двадцать лет назад, после смерти отца Радамасада, отправил начальствовать над Харакенами среднего брата Госона, а в Напите посадил младшего - Октамксада. Но когда возмужал его старший сын, Скилак отозвал Октамасада в Тавану, а пограничный Напит с двумя сотнями воинов гарнизона отдал под начало Радамасаду. Пару лет назад Госон захворал и умер, не прожив и пятидесяти лет. Скилак, чувствуя обиду младшего брата, предложил ему занять освободившееся место. Но Октамасад неожиданно отказался переезжать в Харакены, решив, видимо, дождаться в Таване смерти старшего брата, чтобы стать по выбору скептухов и воинов племени новым вождём напитов. Харакены же он попросил отдать под начало своему старшему сыну Фриманаку, как отдал вождь своему первенцу Радамасаду Напит. Но Скилак не уважил просьбу младшего брата, посчитав, что рано ещё 20-летнему Фриманаку доверять столь важный и ответственный пост, повелев тому сперва послужить в Харакенах сотником и поднабраться опыта под началом его двоюродного дяди - 40-летнего Танасака, сына младшего брата прежнего вождя Радамасада Скила.
Едва сойдя с коня и поцеловав встретившую его у ворот подворья празднично одетую старшую жену Акасту, порядком располневшую к своим тридцати годам, живя последние шесть лет вдали от мужа, Радамасад с тремя младшими жёнами и детьми направился через калитку в стене на соседний двор поклониться отцу Скилаку, бабушке Госе и двум матушкам - отцовским жёнам. Ни бабушки и никого из женщин дома не оказалось: все они с раннего утра отправились на подмогу женщинам Октамасада на соседнее, через дорогу, подворье, где в разгаре была большая стряпня к сегодняшнему празднику. Не было дома и отца. Зато Радамасад увидел на старой скамье под дубом Ториксака. Лениво поглаживая лежащую на коленях лохматую голову большого рыжего пса по кличке Лис, тот с улыбкой наблюдал, как 17-летний Савмак со смехом что есть силы раскачивает подвешенную на цепях к толстенной нижней ветке дуба широкую доску с визжащими от страха и восторга малышами.
Заметив вышедшего из-за кибиток Радамасада, Ториксак скинул с колен голову мирно дремавшего Лиса и с радостной улыбкой пошёл ему навстречу. Давно не видевшиеся старшие братья крепко обнялись и, похлопывая друг друга по плечам и спинам, соприкоснулись щеками. Затем Ториксак перецеловал по-родственному красавиц-невесток, племянниц и племянников, младшие из которых лежали запелёнатыми на руках у матерей. Следом, оставив ненадолго качели, подошёл поприветствовать семью старшего брата Савмак. Как и у братьев, тонкую прямую шею Савмака украшала витая золотая гривна с крошечными ветвисторогими оленями на концах, а вот серьгу в ухе, Савмак, в отличие от старших братьев, ещё не заслужил.
Радамасад отправил жён с сосунками обратно на своё подворье, а сам сел с Ториксаком под дубом и принялся выспрашивать у него подробности важных столичных событий, наблюдая краем глаза за шумными играми своих и ториксаковых детей, сразу нашедших на просторном дедушкином дворе общие интересы, главным из которых были захватывающие дух полёты на старательно раскачиваемых юным дядей Савмаком скрипучих качелях.
Младшие сыновья Скилака и Октамасада, 15-летний Канит и 13-летний Апафирс, с утра торчали на башне у въездных ворот, высматривая на теряющейся среди холмов на северо-востоке дороге гостей из соседнего племени хабеев. Оба были одеты по-праздничному: в украшенные яркой вышивкой рубахи и портки, обшитые золотыми зверовидными бляхами кафтаны, пояса, башлыки и скифики; у обоих на левом боку висели богатые гориты, а справа - акинаки в дорогих ножнах. Взяв в это солнечное утро на себя роль добровольных дозорных, оба имели к тому веское основание: потаённую любовь к одной из юных дочерей вождя хабов Госона - прелестной Фрасибуле, к несчастью, давно просватанной за Савмака.
Щуря на низкое солнце близорукие серо-голубые глаза, Канит вглядывался в зловещие, покрытые густой, как овечья шерсть, тёмно-зелёной порослью горы, близ которых пролегала большая дорога, мечтая о том, чтобы большая шайка диких тавров напала по пути к Таване на вождя Госона и его людей. Канит бы стрелой полетел на выручку хабеям, перестрелял бы и зарубил десятка два дикарей и у самой кромки леса, в самый последний момент вырвал бы из их рук бесчувственную от страха Фрасибулу. Поражённые и восхищённые его бесстрашным самоотверженным подвигом, вожди Госон и Скилак спросят, какую он хочет награду. И тогда Канит признается, что давно любит Фрасибулу, но не хочет мешать счастью старшего брата: пусть она сама сделает выбор между ними. И Фрасибула, нет сомнений, попросит отца отдать её в жёны своему отважному спасителю...
Время от времени Канит спрашивал своего более зоркого товарища, не показались ли ещё на дороге хабы. Бросив быстрый взгляд на Неапольскую дорогу, Апафирс отвечал, что никого пока не видно, и продолжал прерванное занятие - увлечённо сплёвывал в ров, стараясь доплюнуть до противоположного края. Но вот, при очередном взгляде на дорогу, Апафирс увидал над холмами облачко пыли, из которого стали спускаться в низину десятки всадников. Конечно, разглядеть на таком расстоянии кто это нельзя было, но у обоих наблюдателей не возникло сомнений, что то - не кто иной, как долгожданный вождь Госон с многочисленной роднёй и охраной.
Скатившись кубарем по крутым деревянным лестницам вниз, Канит и Апафирс, вскочили на привязанных около входа в башню к коновязи коней. Канит на правах старшего велел двоюродному брату скакать домой и предупредить о скором приезде хабеев вождя и отца. Апафирс неохотно повиновался. Сам же Канит выехал за ворота, слетел галопом с горы к большой дороге и повернул направо. Дождавшись, когда кавалькада хабеев во главе с Госоном приблизилась с другой стороны к развилке, он, как бы случайно, выехал из пригородного селения им навстречу.