Сеанс мужского стриптиза
Шрифт:
– Хорошо тут, тихо! Птички не поют – спят, наверное! Мышки не пищат, дятлы не долбят, все дрыхнут, прямо как на кладбище! – в голосе восторженной любительницы одиноких ночных прогулок отчетливо прорезались слезливые ноты.
– Вы кто?! – испуганно спросил хриплый голос неопределенного возраста и неясной половой принадлежности.
– Я писательница, – ответила Варвара Петровна так легко, как будто это все объясняло. Как будто для мастеров художественного слова это норма жизни – блуждать осенней ночью по сырым лесам! – Бася Кузнецова меня зовут, я пишу мистические
– С натуры?! – испугались в палатке.
– С натуры? – переспросила Варвара Петровна и задумалась.
С некоторых из ее знакомых действительно можно было писать кровососущих монстров, не особенно напрягая фантазию. К примеру, старая приятельница Лалочка Шкандыбанцева, перманентно занятая выяснением выгодного курса обмена очередного мужа на нового, побогаче, – чем не ведьма-вурдалачиха? С полгода назад в шестой раз замуж вышла и уже жалуется, что снова промахнулась, не на того напала! Милицейский генерал ей уже не гож, теперь олигарха подавай!
– С натуры – это мысль! – молвила Варвара Петровна.
Мысли писательницы мгновенно переключились на творчество. Она уже успела вообразить Лалу Шкандыбанцеву, крадущуюся под сенью дубов к заповедной лопуховой поляне за травами для приворотного зелья, которое она собиралась подмешать олигарху в суп с трюфелями.
– Кривой нож в руке ведьмы со свистом расслаивает ночной туман, фиолетовые губы зловеще кривятся, а мелированные космы вздыбились и в свете полной луны сияют зеленым! – скороговоркой произнесла Варвара Петровна, описывая свое видение.
– Кто это?! – в палатке откровенно запаниковали и спешно восстановили светомаскировку, – фонарь погас, стало темно.
– Это Лала Шкандыбанцева, – машинально ответила Варвара Петровна, поморгав, как сова.
– Она с вами? Чего вам надо? – тоненько и жалобно спросили из сгустка темноты, в который превратилась обесточенная палатка.
– Нет, она сама по себе, – покачала головой писательница, немного обидевшись, что ее записали в одну компанию с ведьмой-вурдалачихой. – Я тут нынче одна гуляю. Воздухом дышу и вообще…
Тут ей надоело притворяться лирической дурочкой и нести разный бред о ночных прогулках на свежем воздухе, и она честно призналась:
– Я заблудилась. Хотела через лес к шоссе пройти, но сбилась с дороги и ногу подвернула.
– До шоссе отсюда далеко, – осторожно ответили из палатки. – Тут, за оврагом, поселок есть – Бурково называется.
– Я знаю, у нас там дача, – устало молвила Варвара Петровна. Она уже решила оставить боязливого обитателя палатки в покое и ковылять своим путем. – Может, знаете, – у лопуховой поляны, на самом краю поселка.
– Это где Инна живет? – неожиданно повеселел хриплый голос. – И ее брат, как его… Казимир?
– Это мои дети! Вы с ними знакомы? – удивилась писательница.
– Виделись!
Палатка снова озарилась светом, брезентовая дверь открылась. Варвара Петровна поняла, что прошла проверку.
– Пароль – «Инна и Казимир»! – усмехнувшись, пробормотала она.
И, согнувшись, полезла
Глава 6
– И каково это – заживо упаковаться в пластиковый мешок? – шепотом поинтересовался у меня бессердечный Зяма, намекая на полиэтиленовый плащ-мешок, который я затолкала в помойное ведро, едва ворвавшись в квартиру.
– Попробуй – узнаешь, – беззлобно ответила я в паузе между шумными всхлипами.
Я не плакала, а жадно хлебала какое-то горячее варево, спроворенное папулей, – то ли уху по-чукотски, то ли шурпу по-узбекски, я не вникла. Да и не интересовало меня в данный момент название блюда. Миска была полной, суп вкусным, а что еще нужно голодному человеку для полного счастья?
– Водки налить? – словно подслушав мои мысли, спросил Зяма. – Самое то, чтобы согреться и сбросить усталость!
– Сбросить усталость? – недоверчиво повторила я, зябко поведя плечами, на которых лежал шерстяной плед. – Не, столько я не выпью! Хотя… Наливай!
Братишка сгонял в гостиную, позвенел стеклом в баре и принес две стопки, полные до краев.
– Что-то я тоже притомился, – объяснил он, поймав мой насмешливый взгляд. – Целый день то допросы, то расспросы!
– Бойцы, не напивайтесь! – пробегая мимо, предупредил папуля.
Он метался между кухней, где сидели мы с Зямой, и комнатами: готовил спасательную экспедицию за мамулей.
Я отставила рюмку и снова заработала ложкой. Раз папуля называет нас с Зямой бойцами, значит, он принял командование на себя, а командир наш полковник справедливый, но стро-огий!
– Еще харчо? – коротко глянув в мою опустевшую миску, мимоходом спросил он.
Я удовлетворенно кивнула своим мыслям: вот и узнала, чем я питалась, оказывается, это был суп-харчо! Папуля принял мой кивок за знак согласия на добавку и потянулся черпаком к кастрюле.
– Нет, спасибо, не надо харчо! – поспешила сказать я.
– Не беспокойся, пап, Индюха на марше сухим пайком догонится! – съязвил Зяма.
Упоминание о сухом пайке заставило меня вспомнить о мамуле, которую я оставила куковать в «Москвиче» с очень сухим и в высшей степени скудным пайком – одной сухой баранкой в кармане. Я тут же вообразила, как она грызет эту сушку, держа ее двумя руками – точь-в-точь как маленький мышонок с глазками-бусинками, и бусинки, то есть глаза, у нее мокрые, заплаканные, а вокруг – непроглядный мрак, ночь, непролазная лесная глухомань… Я и сама едва не прослезилась.
– Может, нам носилки взять? – подумала я вслух. – Или мы ее на руках дотащим, как ты думаешь?
Я обращалась к Зяме. Он поскреб руну, образованную на его щеке художественно пробритой щетиной, и сказал:
– Я думаю, надо будет на руках тащить. Ясно же, что пешком пойдем, машину придется на шоссе оставить – у нашего «Форда» посадка низкая, он по заросшей лесной колее нипочем не пройдет.
– Да там никакая машина не пройдет, – с сожалением сказала я. – Легковая, во всяком случае. Вот тяжелый грузовик, думаю, пробился бы.