Секреты идеального магазина. Мемуары создателя розничной империи
Шрифт:
Ив Сен-Лоран, назначенный преемник Диора и его первый последователь, достиг всего, что предсказывал его покровитель. Но он мечтал о собственном модном доме и покинул Дом Диора, чтобы воплотить эту мечту. Вначале его поддерживал богатый предприниматель из Атланты, который впоследствии продал свою долю в бизнесе молодого кутюрье главе Charles of the Ritz Дику Саломону. В то время как Дом Диора по обе стороны Атлантики был ориентирован на истеблишмент, Ив Сен-Лоран обращался к более авангардной аудитории. Он стал проводником происходивших социальных изменений и новых идей. Он создавал одежду для женщин с молодыми стройными телами и толстыми кошельками. Его коллекции надолго зафиксировали основные тренды в моде. Но мастер, устав от постоянного подражания, решил копировать себя сам, чтобы продавать эти легальные копии по более низким ценам в собственной
Его преемником в Dior стал Марк Боан, первоклассный дизайнер, который выделил характерные черты состоятельной клиентуры Dior и был полностью ориентирован на них. Он был ровным дизайнером с редкими, но яркими творческими всплесками. Юбер де Живанши, чья близость по духу к Баленсиаге часто приводила к тому, что критики умаляли значимость его коллекций, называя их «чистейшей Живаншиагой», продолжал создавать изысканную одежду для влиятельных и знаменитых людей.
Курреж из студии Баленсиаги оказался дизайнером большой идеи, но всего лишь одной. Его влияние длилось всего два года. Испанец Эммануэль Унгаро был талантливым дизайнером. Его сильной стороной стало создание повседневной одежды прет-а-порте. Он, как и Живанши, много внимания уделял своим коллекциям для бутиков и решал проблемы с производством, размещая заказы на изготовление своих коллекций в Италии.
Лучшим и практически единственным успешным дизайнером Италии является Валентино, который, возможно, достиг бы еще большего признания, если бы работал в Париже. Кстати, Валентино также очень ценит сотрудничество с бутиками.
Самым копируемым дизайнером нашего времени после Chanel стал итальянец Эмилио Пуччи, с которым я познакомился во время своей первой поездки в Италию в 1948 году. Тогда он был разорившимся аристократом, бывшим военным пилотом и гонщиком-любителем, которому все еще принадлежало семейное палаццо. Но он, увы, не мог позволить себе освещать и отапливать более трех комнат этой многокомнатной роскоши. Однажды Пуччи пришел в наш офис во Флоренции, чтобы показать мне шарфы, которые сам придумал и теперь хотел продать. Их дизайн был необычен, расцветка – великолепна. Я дал ему небольшой заказ и предложил создать на основе разработанного им дизайна блузки или даже простые платья. Он немедленно подхватил идею, и через несколько лет «мода на Пуччи» принесла ему такой финансовый успех, что он смог отреставрировать и открыть свой семейный дом, включая созданную его дедом великолепную столовую с потолками из веджвудского фарфора и бальный зал, который он переделал в салон для показа своих коллекций. Он открыл бутики на Капри, в Риме и Париже, а женщины считали платье от Пуччи символом высокого статуса.
Пуччи был смелым человеком, обладал высокомерием итальянской аристократии, имел решимость законченного эгоиста и, похоже, был приверженцем философии Макиавелли. При желании он был обаятелен, вежлив и интересен в общении. Но до фанатизма упрям и самоуверен в большинстве вопросов, важнейшими из которых считал дизайн, розничные продажи, костюмы стюардесс, архитектуру магазина, воспитание детей, парфюмерию и болезни печени. После ошеломляющего успеха своего первого платья из шелковых платков и платья из набивного шелкового джерси Пуччи решил, что является дизайнером первого эшелона, и начал создавать коллекции из одноцветных тканей, постоянно терпевшие сокрушительное поражение. Ни друзья, ни коллеги не могли убедить его в том, что он не дизайнер. Но клиенты проявляли интерес только к его набивным тканям – и этот факт отрезвил беднягу Пуччи.
Пуччи был человеком, у которого появилась идея в правильное время. Послевоенная мода жаждала взрыва цвета, и его экзотические яркие цветовые комбинации пришлись ко времени и к месту. Создал Пуччи свой первый принт сам или нет, я не знаю. Он пришел с оригинальной идеей и имел опыт в производстве одежды. У него было хорошее чувство моды, чтобы перенести свои идеи на шелковое джерси, из которого он делал платья простого покроя с круглыми, квадратными вырезами и рубашечными воротниками. Благодаря своему социальному положению он имел тесные контакты с модными аристократками и влиятельными особами, бывал с ними на Капри и горнолыжном курорте Кортина-д'Ампеццо. Это позволило ему уловить тренд на брюки в сочетании с рубашками. Он ввел эластичную ткань в горнолыжные штаны и сделал из них повседневные широкие брюки. Он умело использовал актуальную идею во всех возможных вариациях. Его принты долгое время были невероятно модными и – забавный факт – получили самую высокую оценку магазинных воров. В каждом магазине, работавшем с коллекциями Пуччи, недостача достигала катастрофических размеров.
Неутомимый работник и путешественник, он мог слетать на ужин в Нью-Йорк и тем же вечером, вернувшись в Рим, посетить заседание итальянского парламента, членом которого являлся, а затем отправиться в Японию на двухдневную презентацию своей коллекции в универмаге Токио. За годы популярности он создал состояние не только себе. Колоссальные доходы получили и бесчисленные производители, имитируя и копируя легендарные принты Пуччи. Во всей моде двадцатого столетия я бы выделил только две вещи, которые могут хоть как-то сравниться по степени универсальности с его принтами, – типичный костюм от Chanel и голубые джинсы Levis'.
Американский дизайнер Джимми Галанос чем-то напоминал Баленсиагу. Такой же застенчивый и скромный, Джимми не поддался искушениям славы самого выдающегося дизайнера Америки. Он был свободен от чужого влияния и всегда шел своим путем в стремлении к качеству и красоте. Он все делал сам: сам создавал дизайн, сам занимался оптовыми продажами и, наконец, сам отправлялся в магазины и помогал продавать свою одежду. По моим оценкам, в Париже он мог бы составить достойную конкуренцию лучшим из французских дизайнеров.
Я с гордостью могу сказать, что был знаком с самым настоящим сумасшедшим гением дизайна – американцем Чарли Джеймсом. У него была стремительная, но краткая карьера. За несколько лет популярности он вывел в свет самые красивые из когда-либо созданных бальных платьев. Многие из них впоследствии были переданы музеям для того, чтобы будущие поколения могли с благоговением изучать эти шедевры. Чарли усовершенствовал крой и структуру с мастерством архитектора, но личная эксцентричность не позволила использовать его гений в коммерческих целях ни ему самому, ни его коллегам по индустрии моды.
Великим американским дизайнером я бы назвал позднюю Клэр Маккарделл. Считается, что она в 40-х годах стала основательницей повседневного American look («американского облика»), для которого характерны комфорт и функциональность. В 1953 году по предложению Клэр респектабельная галерея Frank Perls Gallery в Беверли-Хиллз сняла со стен современную живопись и устроила показ современной одежды – ретроспективу находок этого инопланетного дизайнера. На том знаменитом показе она ошеломила публику вещами, украшенными заклепками и джинсовой от-строчкой, «монашеским» платьем, разукрашенным купальником, балетными туфлями Капецио, которые она ввела в повседневный обиход. По просьбе организаторов я написал вступительное слово к анонсу этого показа:
«Клэр Маккарделл создает модели в свое удовольствие, делая это экспрессивнее и ярче, чем любой из известных мне дизайнеров. Ее одежда не для каждой. Ее одежда создана для женщины двадцатого века, стройной и молодо выглядящей. Клэр – мастер покроя, она никогда не оказывается в зависимости от блесток… Она – один из действительно креативных дизайнеров, она ничего не заимствует у других. Для Америки Клэр – такая же знаковая фигура, как Вионне для Франции».
Американца Норманна Норелла я считаю дизайнером с хорошей памятью, которого очень впечатляли достижения Chanel и Molyneux. Его собственные модели возникали из воспоминаний о находках этих французских кутюрье, сезон за сезоном рождая вариации. Классические и сдержанные коллекции Норелла были пригодны для ношения. Он продолжал традиции простоты и хорошего вкуса, но его память была сильнее креативности. Его коллега Эндрю Траина, уже долгое время занимавшийся производством одежды, отвечал за качество одежды Норелла. Он был активным человеком, который после нескольких мартини за обедом мог вернуться в демонстрационный зал Норелла и обрушить потоки брани на первого же несчастного закупщика, который попадался ему на глаза. Он мог буквально разорвать его заказ. Причинами могли стать якобы мизерность заказа или наглость закупщика, спросившего, можно ли изготовить вещь в другом цвете или из другой ткани. По степени моральной распущенности я могу сравнить его только с одним производителем, с которым сам столкнулся в начале своей карьеры. Его звали Мо Солински из компании Ben Gershel, и он получал удовольствие от публичного оскорбления новых или не особо важных закупщиков и девушек, приносивших специальные заказы из нью-йоркских офисов закупщиков. Эти мужчины были хулиганами Седьмой авеню; им не нужен был кнут – у них были мерзкие языки.