Семь дней Создателя
Шрифт:
— Это не смертельно, — увещевала Елена, устраивая голову на моё плечо. — Главное — тебе остаться на свободе, всё остальное можно решить.
Я соглашался.
Машина у моих ворот, а в ней молодчики. Это могли быть омоновцы, а могли и не быть. "Алекс" разгромили, а я остался на свободе — почему? — следовало ждать вопроса от бандюков. Ответ мог быть не утешительным — возможно, это дело времени: найдут и повяжут.
Борисов прибрал "НБЭ" к рукам — давно, видать, вынашивал планы, поганец, а тут такой случай. Мне даже вложенный капитал отсудить не светило — вливался он от "Алекса" и, стало быть, припахивал криминалом. Бывший компаньон этим ловко воспользовался.
Вторую неделю скрываюсь в чужой квартире в полной изоляции, в смысле информации — что творится в городе? где моя семья? что предпринять?
Борисов запустил НБЭ под новым флагом, и Елена вышла на работу. Кормила меня, любила и, как могла, утешала. А я страдал. Страдал своей беспомощностью, безысходностью положения. Ломал голову в поисках выхода и ничего умней придумать не мог, как пойти и покаяться Билли. Да-да, надену оптимизатор, примирюсь с виртуальным другом и переверну чёртово Зазеркалье вверх тормашками. Тебя, сука Борисов, в порошок сотру. Братков на волю выпущу, и да здравствует анархия — мать порядка! К дьяволу аппарат насилия, к чёрту тюрьмы и ментов. Мы создадим республику вольных лодырей. Объединим людей в одну великую коммуну. Таких реформ наделаем — Премьеру на зависть. Привезу в этот мир миллиарды — сколько потребуется — оптимизаторов и избавлю его от голода, холода, зависти и страданий. Но с врагами обязательно разделаюсь, ибо пепел Клааса стучит в моём сердце….
Вскакивал с дивана и метался по комнатам, окрылённый жаждой мести и преобразований. Находившись, плюхался обратно. Нет, не реально — Билли никогда не подбить на эту авантюру. Скорее всего, он и разговаривать со мной не станет — умыкнёт из Зазеркалья, и дело с концом. Да, так и будет — надо знать виртуального всезнайку.
И я ломал голову, как улестить, убедить, обмануть Билли, потому что без его помощи эту гору проблем вряд ли осилить. Может, со временем — сейчас сдаться на его милость, а через какой-то срок, замирившись, вернуться сюда и исполнить всё задуманное.
Вернуться надо обязательно — бог с ним, Борисовым — Наталью не мог бросить с Катюшей на произвол зазеркальной судьбы. А теперь вот Елена….
Пили чай. За окнами смеркалось.
Звонок в дверь.
Елена метнула на меня встревоженный взгляд и в прихожую.
— Кто там?
— Нам бы Алекса…. Кхе…. Кхе…. Гладышева.
Я понял — за мной пришли, и поднялся из-за стола. Елена на грудь, обвила шею руками:
— Мы не откроем.
— Они выломают дверь.
— Позвоним в милицию.
— И не вздумай — подпишешь нам смертный приговор. Пусти — попробую договориться.
— Они убьют тебя.
— Это не так просто сделать (без оптимизатора-то?).
— Я не хочу тебя терять. Не могу. Мне не пережить этого.
— Лена, — расцепил её руки. — Ты пытаешься лишить меня мужского права отвечать за свои поступки.
И от порога:
— Если не вернусь, исчезни из города — эти люди свидетелей не оставляют.
Махнул рукой — не светись в проходе — и открыл дверь:
— Чем могу быть полезен, господа?
Господ было двое — атлеты с бритыми черепами и руками от гориллы.
— Спустимся, потолковать надо.
В "Мерседесе" у подъезда поджидали ещё двое. Меня определили на заднее сидение и стиснули широкими плечами. Дело швах, подумал с тоской. А будь у меня оптимизатор….
Город наряжался в ночное убранство неоновых реклам. Чёрный мерс катил по залитым светом улицам, и тихий бит его приёмника отстукивал последние мгновения моей жизни. Высотки кончились, коттеджная окраина. Если свернуть сейчас налево, можно проехать к моему дому. К нашему с Наташей. Возможно, уже бывшему.
Вырулили на федеральную трассу, повернули в сторону областного центра. К Сан Санычу на разборки? Возможно, если он сорвался от Хозяина — повязан был вместе с остальными законниками. Значит, будет разговор. Был бы приказ замочить — мочканули без церемоний.
Только подумал, "мерс" прижался к обочине и остановился. Водитель выключил мотор и приёмник. Стало тихо и грустно. Где ты, ярко прожитая жизнь Зазеркалья, смертный одр и строй рыдающих потомков? О, дайте, дайте мне оптимизатор! Ария умирающего идиота. Сейчас ткнут перо под локоть и выкинут в кювет. Прощай этот свет, здравствуй тот!
Сидящий рядом с водителем не спеша опустил высокий ворот пальто, повернул узнаваемое лицо.
— Здравствуй, Лёшенька, друг любезный, — дребезжащий и скрипучий, как несмазанный колодезный ворот, голос Смотрящего за областью. — Похоронил, небось, грешного?
— Здравствуй, Сан Саныч. А я думаю, что за люди, чего надо?
— Сыкнул, признайся.
— Школу жизни я экстерном кончал, но усвоил твёрдо — не верь, не бойся, не проси.
— Ну-ну, а ответь-ка мне, Лёшенька, где пацаны твои, расскажи, как Макса сдал.
— Не шей напраслину, Сан Саныч, — менты всех повязали.
— Но ведь была же сука.
— А Большой Сходняк кто ментам слил? Кто команду дал паханов вязать? Этот наезд в Кремле планировался, и кердык Движению идёт по всей стране.
Смотрящий за областью вздохнул тяжко и, помолчав, спросил:
— На чёрный день припас чего? Ты ведь у нас предусмотрительный.
— Увы. Кто о них подумать мог — чёрных днях? Всё, что зарабатывали, каждую копейку в дело.
— Общак поганые нашли?
— Не было общака. Все деньги в производственных активах.
— Крысятничишь?
— Зачем? Была ж команда — внедряться, развиваться….
— Как от ментов отмазался?
— Фээсбэшники прикрыли, сказали, городу нужен.
— Сами что ль?
— Сказал, что знаю — остальное догадки.
Сан Саныч задумался. Мне показалось, напряжение спало. Может, договоримся?
— Деньги край нужны, — заскрипел Смотрящий за областью. — Лимонов десять сможешь вытащить из дела?