Сердца четырех
Шрифт:
Ребров достал билеты:
– Седьмой. Места 9-12.
У вагона их встретила кудрявая татарка-проводница, с улыбкой посмотрела билеты:
– До Красноярска? Вот молодцы! А то все самолетом, да самолетом. Никак брильянты везете? – она кивнула на металлический ящик, с которым возится носильщик.
– Хуже. Киноаппаратуру, – Ребров взял у нее билеты.
– Кино про нас снимать? – засмеялась она, обнажив золотые зубы. – Давно пора!
Носильщик занес вещи в купе. Ребров дал ему 6 рублей.
Через 9 минут поезд тронулся.
– Слава Тебе, Господи, – перекрестился Штаубе.
– Поехали! – Сережа сдвинул оконную занавеску.
В дверь постучали.
– Открыто! – громко сказал Ребров. Вошла проводница, присела на край дивана.
– Разместились нормально? – не переставала улыбаться она, раскладывая на коленях кожаную папку с карманчиками для билетов.
– Вполне, – кивнул Ребров, отдавая ей билеты.
– Дорогуша, как у вас обстоит дело с ресторацией? – спросил Штаубе.
– Получше, чем у вас в Москве, – она свернула билеты и засунула в карманчик, – икорка, балычок, солянка, цыплята-табака. Коньяк, шампанское.
– Отлично! – Штаубе шлепнул себя по колену. Ребров дал ей 10 рублей:
– За постель и за чай.
– Сдачи не надо, – улыбнулась Ольга.
– Спасибо, – проводница убрала деньги, – а вы без шуток кино снимать едете?
– Без шуток.
– Про любовь?
– Про экологию.
– У-у-у-у. Я-то думала!
– Не нравится тема? – Ребров переглянулся с Ольгой.
– В зубах навязло, – проводница встала. – Будто в Сибири уж и чистого воздуха нет! Поезжай в тайгу, да дыши, сколько влезет. Я вам через полчасика чаек организую…
Она вышла. Штаубе сразу запер дверь:
– Все! Жрать! Умираю!
– В ресторан? – рассеянно потрогал усы Ребров.
– У нас полно продуктов, какой еще ресторан! – Ольга потянула из-под столика рюкзак.
Через час трапеза была закончена. Сережа помог Ольге собрать в пакет куриные кости, яичную шелуху, хлебные корки.
Вошла проводница со второй порцией чая, – Отлично! – Штаубе вытирал руки салфеткой.
– Я чай могу тоннами пить, – сказал Сережа.
– На здоровье! – засмеялась проводница, расставляя стаканы.
– Дорогуша, сколько же нам пилить до Красноярска? – Штаубе налил себе в чай коньяку из серебряной фляжки.
– Почти трое суток.
– С ума сойти, – покачала головой Ольга, – устанешь ехать…
– Да ничего не устанете, – проводница взяла у нее пакет с мусором, – в Горьком и Казани все посходят, одни с вами поедем, хоть в футбол играй. Будем чаи гонять, и в подкидного резаться.
– Ну, ну! – подмигнул ей Штаубе. Она вышла. Все посмотрели на Реброва.
– Иро, иро… – устало пробормотал он, расстегивая ворот рубашки.
– Мое дело – предупредить, – Штаубе отхлебнул чай, – с голутвинским тоже было иро.
– Ну хватит, хватит, хватит! – Ольга ударила ладонью по столику, расплескивая чай. – Вам приятно? Мне сидеть, хлопать глазами и повторять: ах, как вам приятно!?
– Да при чем здесь – приятно? – поморщился Штаубе.
– Скажите, я вам случайно не дочь, Генрих Иваныч? Или может – невестка? Вы мне поплакать разрешите? Поприседать? Или – так? – она сделала руками сложное движение.
– Ольга Владимировна… – вздохнул Ребров.
– Иро для вас, как для меня – моя болезнь! Как та самая больница, на «Соколе»! А я – медсестра?! Уборщица? Двигайся, двигайся, Оленька!
– Мы вместе работали! Я цифры с потолка не брал! – раздраженно выкрикнул Штаубе.
– Значит брали мы с покойной Галей?! Написали от фонаря и подсунули! Здорово!
– Да вы вообще тут ни при чем!
– Конечно ни при чем! Я нигде ни при чем! Мое дело нажимать на курок и на раскладке реветь белугой! Оленька, толкни треугольничек! Оленька, поставь на 18! Все! Все! Все! – оттолкнув Сережу, она бросилась к двери, но Ребров схватил ее за руку, притянул к себе, зажал рот. Ольга рыдала, вырываясь. Сережа навалился ей на ноги. Штаубе сунул ей в рот горлышко фляги, она поперхнулась конъяком и долго судорожно кашляла.
– Еще, – сказала она успокоившись и сев рядом с Сережей.
Штаубе передал ей флягу. Вытерев слезы, она жадно отпила, дала Реброву. Он понюхал, глотнул, передал Штаубе, который завинтил фляжку.
– Спать, Ольга Владимировна, – Ребров погладил ей руку.
– Спать всем. Восстанавливаться.
Ольга проснулась от крика Сережи, выхватила из-под подушки пистолет и навела на дверь. В купе было темно. Поезд быстро шел, вагон сильно качало. Спящий на верхней полке Сережа застонал и слабо вскрикнул. Ольга посмотрела вниз. Ребров и Штаубе спали. Она убрала пистолет, сбросила одеяло и перебралась на полку к Сереже.
– Вози… возили! – пробормотал Сережа, дернулся и проснулся. – Кто это?
– Это я, милый.
– Оль, я боюсь, – Сережа прижался к ней.
– Миленький мой, ты весь дрожишь…
– Мне приснилось… страшное… будто на даче вы меня послали в этот… в подпол полезть, достать там жезл, ну он на раскладке провалился… и я полез, а вы мне кричите, куда лезть… а там ходы такие, земля, тесно, и на меня личинка навалилась и душит. Липкая, жирная, как свинья…
– Маленький, – Ольга гладила его вспотевший лоб, – нет никакой личинки.
– Мы что… едем?
– Мы едем, едем, едем в далекие края. Спи, – она посмотрела на светящийся циферблат. – Третий час.
– Оль, а мы в Сибирь едем?
– В Сибирь.
– А она большая?
– Очень.
– А ты там была?
– Один раз. В Магадане, на сборах. Правда, летом.
– Оленька.
– Что, милый?
– Пососи у меня.
Ольга потрогала его напрягшийся член, поцеловала в висок.
– Сейчас?
– Ага… – он отбросил одеяло, стянул трусы. Ольга легла грудью на его колени, взяла член в рот, стала ритмично двигаться. Он помогал ей, глядя в темный потолок. Вскоре он вздрогнул и замер. Ольга вытерла ладонью губы, поднялась и поцеловала его в горячую щеку.