Сердца четырех
Шрифт:
– Воздержимся, – Ребров закурил.
– Ах, Витенька, какой ты осторожный! – Ольга взяла у него изо рта папиросу, затянулась и, запрокинув голову, выпустила дым вверх.
За 72 километра до Ачинска на станции Боготол в вагон №7 подсели трое железнодорожных рабочих в ватниках и желтых безрукавках.
– А в депо баили, что ты в декретном! – улыбнулся старший из них проводнице. – Думаем, неуж последняя землячка с «Енисея» сбежала? Никто чаем не напоит!
– Напою, только валенки оббейте! – усмехалась проводница.
Стоящий в коридоре Ребров подмигнул Ольге. Она взяла сумочку, открыла, вынула зеркальце и помаду и стата красить губы.
– Вы, Оленька, и без этого – София Лорен, – заметил лежащий напротив Штаубе.
– Капиталистическое по семерке, – сказала Ольга. Штаубе с кряхтением приподнялся. Сережа проворно слез с верхней полки, сунул кубик Рубика в рюкзак.
– У тебя опять полным-полна коробочка? – спросил проводницу рабочий помоложе.
– Да всего двенадцать человек! Занимайте любое купе, я сейчас чаю принесу.
– Вот это – дело! – рабочие вошли в первое купе.
Ребров вошел в свое купе и сел у открытой двери.
– А я-то думала, вы опять в Зерцалах подсядете, – проводница наливала кипяток из тендера.
– Так тут заносы были – не расхлебаешь! С обеда чистили. В Вагине три поезда встало.
Ребров посмотрел на часы:
– 22.16. На 17 минут опаздываем. Всем собираться.
В Ачинске вошли двое пассажиров: мужчина в полушубке и кубанке, с чемоданом, и женщина с двумя сумками, в белой дутой куртке.
– Отлос, – тихо произнес Ребров, бледнея.
В 23.51 проехали Тарутино, Ребров кивнул. Ольга вынула из сумочки пистолет, отгянула затвор:
– Всем на пол. Тут перегородки – пальцем проткнешь.
– Оленька, мне кажется они в бронежилетах, – пробормотал Штоубе, устраиваясь на полу.
– Спасибо! – нервно усмехнулась Ольга, прыгнула в коридор и дважды выстрелила в стоящего у окна рабочего. Он стал падать, двое других выскочили в коридор с пистолетами в руках, открыли огонь.
– Лягай! – крикнул позади Ольги человек, севший в Ачинске, она бросилась на пол, стреляя по рабочим. Человек в кубанке дал длинную очередь по рабочим из автомата, они повалились на пол. Позади упавших, в тамбуре показался милиционер с автоматом, Ольга и человек в кубанке выстрелили, он упал. Из купе №8 высунулся мужчина с пистолетом и выстрелил в женщину в белой куртке, стоявшую с автоматом спиной к человеку в кубанке. Пронзительно вскрикнув, она ответила длинной очередью, мужчина стал оседать в дверном проеме, его спутник начал стрелять из-за него, но успевшая встать Ольга влепила ему в голову две пули, а человек в кубанке щедро добавил из автомата. Продолжая вскрикивать, женщина села на пол, выронив автомат.
– Василю, шо, зацепило? – переступив через ее ноги в унтах, человек в кубанке двинулся по вагону, добивая пассажиров. – У, блядовня! Поганцы!
Ольга рванула дверь второго купе, выстрелила в лицо спящей женщины, бросилась к купе проводницы: та сидела на полу, держась за простреленную кисть, рядом валялся хрипящий «воки-токи». Ольга разнесла его пулей, навела пистолет на проводницу:
– Как насчет чайку?
Покончив с пассажирами, человек в кубанке запер дверь тамбура, вернулся к раненой подруге:
– Где тебя, Василю?
– Дай… – женщина икнула, изо рта ее хлынула кровь, заливая белую куртку.
Ребров и Штаубе высунулись из купе.
– Шо ж вы гады, поховалися, як патоки, а бабу воевать выставили?! – злобно повернулся к ним человек в кубанке.
– Так надо, – пробормотал Ребров.
– Так надо! А ну помогите хлопцу! – он сменил рожок, подошел к купе проводницы, возле которого стояла Ольга. – Ага. Вот она, гарна дивчина – не пришей к пизде рукав! Сколько лягавых в поезде?
– Не знаю, – морщилась от боли проводница, – они тут… и в первом вагоне. Я ж ни при чем…
– И это тоже ни при чем? – Ольга показала дулом на «воки-токи».
– Это ихнее, – проводница всхлипнула, – они заставили. Говорили – мать убьют…
– Не пизди своим ребятам, – усмехнулась Ольга.
– Микола… Ми… кола, – хрипела раненая женщина.
Ребров приподнял ее голову.
– Шо, Василю? – подошел Микола. – Царапнули, гады? Ничо, довезем, лепило выходит.
– Микола… скажи Скобе… пускай мою долю не вкладывает…
– Так ты ж сама все скажешь, друг дорогой. Мы с тобой на такие гастроли забуримся – оторвать и засохнуть!
Кровь снова хлынула изо рта женщины, она закашляла. В ближнем тамбуре раздался свист, Ольга дернулась.
– Спокойно, це Марик, – Микола ответно свистнул. В тамбуре показался Марик в зимней форме железнодорожника, с пистолетом в руке. Переступив через труп милиционера, он поднял его автомат, осмотрелся;
– Ну как тут?
– Та все путем, тильки Ваську зачепило.
– Багаж цел?
– Цел пока, – Ребров отпустил голову затихшей женщины.
– Корень у просеки тормознет, – Марик убрал пистолет в карман.
– Це розумно, – кивнул Микола.
– А Козулька? – спросил Ребров.
– В Козульке вас ждут с гостинцами, – усмехнулся Марик и кивнул Миколе:
– Готовь шутиху.
– Ща зробим! – Микола выволок из купе две сумки, набитые бидонами с бензином и толовыми шашками.
– Давайте багаж, – Марик, Ребров и Ольга вынесут все из купе в тамбур. Микола стал разматывать бикфордов шнур.