Сердца четырех
Шрифт:
– Птичкину, птичкину, птичкину – затрясся Киселек. Док посадил слизняка ему на макушку. Коля поднял всхлипывающего Киселька с колен и подвел к длинному столу, за которым неподвижно сидели рядом Марик, Лютик и Витя. Слизняки на их макушке еле заметно шевелились. Коля посадил Киселька рядом с Витей.
– Дай на четверых пока, – сказал док, снимая перчатку с руки.
Коля вынул из потрепанного тубуса две метровые спицы, протер их спиртом. Сидящие зa столом подняли левые ладони. Проткнув их по очереди в точке хэ-гу, Коля нанизал ладони на спицу.
– Дай тридцать, чтоб не ныли потом, – док обвязывал горло банки марлей.
Коля включил реостат, отрегулировал, подсоединил его клеммы к концам спиц. Сидящие за столом затряслись. Слизняки на их головах стали розоветь. Когда они стали цвета спелой вишни, Коля выключил реостат. Сидящие бессильно повалились на стол. Коля надел резиновую перчатку, снял слизняков с их голов, сложил в банку синего стекла и закрыл крышкой. Док тем временем вырезал из перцового пластыря четыре кружка, подошел к сидящим. Коля протер их макушки спиртом, док налепил на них круглые пластыри. Пока Коля вынимал из рук спицы, док достал из сейфа конусообразный восточный футляр, запертый на миниатюрный висячий замок. Отперев замок, он открыл футляр и вынул узкую золотую пирамиду, вершина которой была из серебристо-зеленого металла. Набрав шприцем из пузырька прозрачной жидкости, док с силой воткнул иглу в вершину и выпустил жидкость в пирамиду.
– Ну, ну, неваляшки… – Коля стал шлепать сидящих по щекам. – Па-а-адъем! Ждать не будем.
Они постепенно очнулись.
– Быстро, быстро! – док хлопнул ладонью по столу. – Кто клин сосет?
– Я, – прошептал Киселек.
– Я, – прошептал Лютик.
– Трение?
– Я, – прошептал Витя.
– Я, – прошептал Марик.
Док передал пирамиду Кисельку, который сразу же стал сосать вершину. Коля протянул Вите и Марику две одинаковые эбонитовые палки. Витя и Марик встали на колени друг против друга, уперлись лбами и стали быстро тереть палками шеи.
– Док, можно я по-белому сегодня? – спросил Коля.
– Погоди, сейчас с бабой поможешь, – док убрал шприц и пузырек.
– В столярке опять? – тоскливо спросил Коля.
– Да, да, – док вышел в коридор.
– Слушайте! Вы нам, наконец, уделите внимание? – двинулся за ним Ребров.
– Да, да, пойдемте, сейчас… – док прошел по коридору, отпер ключом дверь столярной мастерской, вошел, включил свет.
Ребров, Штаубе, Ольга и Сережа вошли за ним. Коля привел пошатывающуюся проводницу и стал быстро раздевать ее.
– Сейчас, сейчас, – док успокаивающе кивнул Реброву, взял ремень и стянул голые локти девушки у нее за спиной.
Девушка вскрикнула.
– Не бойсь, больно не будет, – Коля расстегнул ее черную юбку.
– Я беременна! – заплакала девушка.
– То-то я смотрю, живот… – Коля дернул юбку.
– У меня мать больная, ребята, отец инвалид! Вы меня отпустите?
– Отпустим, – кивнул док, роясь в инструментах.
– Ваш… этот сказал – поебем и отпустим, а ребенка не заденем… ребята, я денег
– Поебем и отпустим, это точно. Ребенка не заденем. Это я гарантирую. Давай, – док подошел к столярному станку.
Коля подволок голую девушку, они быстро зажали ее голову в деревянный тиски. Она громко закричала.
– Да не бойсь ты, не больно ведь, – Коля слегка ослабил зажим.
Док приложил к затылку девушки электрорубанок, включил.
Девушка завизжала. На пол посыпалась костная стружка.
– Все, все, – он выключил рубанок, осмотрел отверстие в затылке и стал расстегивать брюки. Девушка визжала, кровь тонкой струйкой протекла по ее спине.
Док приспустил брюки, стянул трусы и направил свой напрягшийся член в отверстие:
– Милая…
Член вошел в череп девушки, выдавив часть мозга. Девушка замычала, засучила голыми ногами.
– Милая, милая, милая, – док задвигался, облокотившись на станок. Девушка мычала. Кровь и мозговое вещество стекали по спине. Ноги ее судорожно задергались, в промежности показалась кровь, она выпустила газы.
– Милая, милая, ми-и-ила-а-ая, – застонал док, прижимаясь лицом к станку.
– Мы ебем наверняка, – улыбнулся Коля, перебирая инструменты. Док громко застонал и замер. Девушка молча дергалась. Док приподнялся, член его с чмокающим звуком вышел из черепа. Он подошел к табуретке, на которой стояла кастрюля.
Коля подал ему обмылок и скупо полил воды из бутылки.
– Ой, ой… – вздохнул док, неторопливо обмывая член.
– Птичьи гнезда! – засмеялся Коля.
– Пухначев и Мензелинцев! – выкрикнул Ребров, теряя терпение. Пух-на-чев! Мен-зе-лин-цев!
– Который раз вы это повторяете? – усмехнулся док.
– Любезный, мы что вам – бедные родственники?! – дернулся, Штаубе. – Попрошайки?! Я вам в отцы гожусь!
– Мы уже час потеряли!
– Вам все равно до рассвета ждать придется, – док вытер член поданньм Колей полотенцем. – Ночью к ангарам не пройти.
– А с фонарями? – спросил Ребров.
– Костей не соберете. Там все на соплях, все валится.
– А как же… какого хуя мы надрывались?! – воскликнул Штаубе.
– Не надо при мне выражаться, – поморщился док, застегивая штаны. – Грудь у вас?
– У нас.
– Покажите.
Ребров открыл «дипломат», вынул пакет с частью груди Леонтьева, протянул доку. Док развязал пакет, посмотрел.
– Так. Шрамик, волосики, сосочек. Под Новый год лично целовал… Коль, это вместе с чувихой – наверх.
Он бросил пакет на пол. Коля разжал тиски станка, труп повалился на пол.
– Еще б чуть-чуть и родила! – Коля подмигнул Ольге и развел ноги трупа. В окровавленных гениталиях виднелась головка ребенка.
– Где промежуточный? – док вышел в коридор.
– Вон там, – Ребров двинулся за ним. Возле комнаты Скобы ползали Марик и Витя. Из открытой двери доносился плач Толяпы.
– Сюда, – док поднял промежуточный, вошел в комнату связи и поставил ящик на стол. – Ой, ну и махина…