Сердца четырех
Шрифт:
– Дары природы. Саблезубый заяц, – кашлянул Марик, подхватывая мешок. – Толяп, ты не перекармливай.
– Корми, корми, а все равно – але, – человек в шляпе завел лошадь за стойку гардероба, поставил перед ней ведро с водой.
– Знедо не первое! – зашипел Ребров на Ольгу.
– Стерильный! Тоже мне! – фыркнула на него Ольга.
Взяли багаж и спустились в подвал. Марик высветил фонарем стальную дверь, постучал.
– Кто? – слабо донеслось из-за двери.
– Балдох! – крикнул Марик.
Массивная дверь отворилась, дохнув теплом и светом.
– Как лучшее! – усмехнулся Киселек, опуская ствол автомата и отступая в сторону. – Буерцы, еби вашу…
– Ах ты, дубинчик, ах ты, попрыгуша-лягуша! – Лютик дохнул ему в лицо.
– Киселек, а я березу видел, – подмигнул ему Витя, внося чемодан с жидкой матерью.
– Та уси побачили ту березу! – засмеялся Микола.
– Буерцы, буерцы! – улыбался Киселек, запирая дверь.
В подвальном помещении было до духоты натоплено, матовые плафоны на потолке светили ровно, стены бычи обшиты полированным деревом. Стали раздеваться в небольшой гардеробе.
– Господи, неужели в тепле? – Штаубе размотал шарф. – И сортир теплый?
– А как же, – Марик стаскивал с себя тесную шинель железнодорожника. – Пока солярки хватит – ради Бога.
Ольга помогла раздеться бледной, покачивающейся проводнице.
– Трюх, трюх к начальнику, – кивнул Киселек.
Ступая по синей ковровой дорожке, двинулись по коридору. У всех обитателей подвала были аккуратно выбриты макушки голов.
– Трюх, – Киселек остановился у двери с табличкой «2-ой секретарь», постучал.
– Иди воруй! – закричали за дверью.
– Еб твою мать! – Марик переглянулся с Кисельком. – Он что – уже?
– Мужик мужика на доске не возит! – засмеялся Киселек и открыл дверь. Вошли в просторный кабинет, сплошь заваленный всякой всячиной. В углу на матрасе сидел голый Скоба и смотрел видео. Рядом с ним лежал большой станковый пулемет с заправленной лентой. Голова у Скобы была обрита, на макушку был прилеплен круглый пластырь. Он неотрывно смотрел в телевизор, который показывал «Касабланку».
– Трюх, трюх, кто в теремочке живет? – проговорил Киселек.
– Иди воруй! – закричал Скоба так громко и протяжно, что его потное, татуированное тело затряслось.
– Миш, мы тут гостей привели, – осторожно заговорил Марик.
– Иди вору-у-уй! – закричал Скоба.
– Пухначев и Мензелинцев, – громко произнес Ребров.
– Иди вору-у-уй!
– Средмашевские разработки, проект №365, – продолжал Ребров.
– Иди вору-у-уй! Иди вору-у-уй! Иди вору-уй! – Скоба вскочил и навел на Реброва пулемет. Марик оттолкнул Реброва в сторону, схватил Миколу за волосы и швырнул его в противоположный угол кабинета:
– Серый!
– Иди вору-у-у-у-уй! – нажал на гашетку Скоба. Крупнокалиберные пули искромсали тело Миколы.
– Смотри, задень мне только проводку, – раздался спокойный голос в селекторе, стоящем на захламленном столе.
– Иди воруй? – Скоба бросил пулемет, понюхал свои пальцы.
Ноги проводницы подкосились, она упала на пол.
– Марик, кого? – спросили в селекторе.
– Миколку, док, – Марик снял с селектора засохший кусок хлеба и бросил на пол, – он Василя подставил.
– Иди вору-у-уй! – заревел Скоба.
– Я вам всегда говорил, что хохлы люди не надежные, – продолжал голос. – Сколько денег?
– Тыщи две, док.
– Поздравляю, – усмехнулся голос, – а поесть?
– Да тоже немного, – вздохнул Марик, – док, тут девка вполне ебательна. Она щас отрубилась ненадолго.
– Понятно, – зевнул голос. – Ладно, заходите по одному. А Сусанин – марш, марш на кухню.
Корень подхватил мешок и, недовольно бормоча, вышел.
– Иди воруй! Воруй! Воруй! – кричал Скоба.
– Пухначев и Мензелинцев! – Ребров подошел к столу, наклонился к селектору. – Пухначев и Мензелинцев!
– Ну слышали уже, что вы кричите, – раздалось в ответ, и селектор выключили.
– Миш, ты скажи тогда Толяпе, пусть этого лидера сволокет наверх, – Марик кивнул на подплывающий кровью труп.
– Иди воруй! – резко выкрикнул Скоба, прыгая на матрац.
Вышли в коридор, прошли немного и остановились у двери с табличкой «1-ый секретарь».
– Первый заинька, – Киселек погладил макушку Марика, – прыг, прыг.
Марик вошел, Киселек закрыл за ним дверь:
– Второй заинька будет как у мамки. Побрызгай.
Вторым вошел Витя.
– Третий пукало залезет и все! – засмеялся Киселек, обнажая выбитые зубы.
– Так я ж охуеваю. Кисель, – взволнованно пробормотал Лютик, входя.
– А после и батончики, – усмехнулся Киселек, скрываясь за дверью вслед за Лютиком.
– Что вы делаете?! – зашипел побледневший Штаубе на Реброва.
– Витя, Витя! – Ольга сжала его руку. – Они могут ничего не знать! Зачем нам тянуть? Делай мост, милый!
– Не мешайте, – Pебров освободил руку и открыл дверь.
Они вошли в просторный чисто убранный кабинет. За рабочим столом сидел док. Рядом с его креслом на коленях стоял Киселек что-то бормочущий и хватающий дока за колени.
– Руки, руки, – док шлепнул его по руке, протер ему спиртом выбритую макушку, подождал минуту, смазал макушку зеленоватой жидкостью.
– Птичкину, птичкину, миленький… – бормотал Киселек, вздрагивая.
Стоящий рядом Коля cтaл придерживать его голову. Док запустил руку в резиновой перчатке в десятилитровую стеклянную банку, покопался в прелой листве и вынул толстого голубовато-серого слизняка.