Сердце Ёксамдона
Шрифт:
Комната на первом этаже, тёмная из-за соседних домов, действительно была самой большой в доме.
Дядя был сильно старше мамы Юнха, теперь ему уже исполнилось семьдесят, и последние несколько лет он стал изредка забывать разные вещи. Юнха знала это, потому что иногда тётя звонила ей жаловаться. Не ждала никакого ответа на свой слёзный монолог обо всём, ей просто нужно было слить накопившееся, и почему-то в Юнха тётя видела наиболее подходящего для этого человека.
Иногда Юнха думала заблокировать тётю, но рука так ни разу и не поднялась.
Дядя
Тётя с сожалением взмахнула руками, увидев это, и виновато сказала:
— Прости, Юнха, но сегодня он такой. Я же тебе говорила, это случается всё чаще.
Юнха сочувственно кивнула: пусть с дядей они не стали близки, но и злодеем он не был, просто человеком, который не обращал на неё внимания.
По-настоящему боялась она только младшего кузена. Старше её на четыре с половиной года, он в то время позволял себе вещи, о которых она не хотела вспоминать никогда. Он не зашёл так далеко, чтобы на него можно было пожаловаться в полицию, но и безобидными его поступки тоже не были.
Юнха живо помнила синяки, оставшиеся как-то раз от его пальцев на её теле.
И слухи, которые он распускал про неё, пока они учились в соседних школах. В её первый год здесь, а в его — выпускной.
Сейчас младший кузен глядел на неё с другой стороны комнаты, от окна, и едва заметно улыбался.
Старший кузен, грузный и усталый, отрастивший зачем-то редкие усы, молча сидел рядом с матерью и следил за тем, как движется по комнате его жена. Она прошла к лестнице наверх, должно быть, её старший сын, трёхлетка, сейчас спал или играл на втором этаже, и Юнха подумала: навестить его — просто оправдание. По быстрому взгляду невестки, которая та бросила на Юнха, покидая комнату, стало понятно: разговор будет ещё тот.
— Садитесь… куда-нибудь, — растерянно произнесла тётя, осознав, сколько разом гостей оказалось в её доме.
— Не беспокойтесь, ачжумони, — ответила Чиён, тепло улыбаясь ей, — мы можем и постоять.
Тётя невольно заулыбалась в ответ. Даже она любила Чиён, которую видела два или три раза в жизни.
— Разговор будет недлинный, — насупившись и вздохнув, заговорил старший кузен. Он оставил мать, поднялся и подошёл в два шага к Юнха, — простой очень. Я тебе всё написал.
— Написал, — кивнула она.
И почувствовала, как закипает в ней злость.
Юнха не собиралась ссориться с ними сегодня. Вовсе нет, она давно не считала этот дом своим… не считала никогда. Хотя половина его принадлежала её матери. Если бы не это, согласился бы дядя принять девочку-подростка, которая, по правде-то, была ему седьмой водой на киселе?
Мама жила в доме, доставшимся ей от родителей. А про этот никогда даже не вспоминала, пока не заболела по-настоящему. Даже тогда она считала какой-то нелепицей то, что владеет половиной от чужого дома,
И хотя на словах все были во всём согласны относительно дома, юридически никто ничего не менял за прошедшие годы.
Было незачем, а вот теперь выходило, что та половина перейдёт Юнха. По крайней мере, какая-то часть. Никто из присутствующих не разбирался в этом так уж хорошо, и никто не хотел доводить дела до арбитража, и Юнха не собиралась никогда в жизни претендовать на кусок серого дома, едва возвышающегося над шумным шоссе. Что ей делать с этим куском?
И даже то, что кузен не подождал до конца похорон со своим сообщением о дележе наследства, её не особо задело. Она бы тоже беспокоилась о том, в чьём доме живёт — в своём или же в своём и чьём-то ещё.
Так что же случилось сейчас?
Раздражённые интонации, презрение во взгляде, убеждённость старшего кузена, что Юнха обязательно постарается оттяпать себе кусок дома — что её так разозлило?
Она молчала, пытаясь найти ответ и, одновременно, совладать со злостью.
Может быть, дело в полном отсутствии сочувствия? Хотя бы для приличия старший кузен мог выразить ей соболезнования. Сделать вид, что в нём есть что-то ещё, кроме этого тяжело ворочающего, тёмного клубка в груди — страха потерять своё.
— Погоди… — младший кузен окликнул брата. — Хёнъ, мы же не чужие, что ж ты… хотя бы чаю предложил сестре.
— Да, да… — тётя вскочила, будто опомнилась. — Нельзя ж так, сынок…
Старший кузен поднял палец, и тётя осеклась.
Молчавший до того дядя то ли захрипел, то ли хрюкнул, и все обернулись к нему. Но он снова был неподвижен и тих.
— О! — младший кузен не прекращал всё это время выглядывать в окно и теперь издал радостный возглас. — Вот и все в сборе!
И глянул на Юнха со злорадным весельем.
В дверь постучали, младший кузен кивнул остальным:
— Я открою.
И через минуту привёл в «гостиную» начальника Кима.
— Зачем он здесь? — спросил Санъмин, пока Юнха от удивления потеряла дар речи.
— Ну как же? — удивился младший кузен. — Будущий муж Юнха, значит, тоже имеет право участвовать в семейных делах.
— Это он вам такое сказал? — Ок Мун впервые подал голос.
Начальник Ким повернулся в его сторону, спустя мгновение узнал Ок Муна и сильно помрачнел.
До того он улыбался родственникам Юнха, как будто и впрямь считал их семьёй.
В отличие от неё.
Если её мама Ким Китхэ не приняла, то остальные родственники Юнха — которых он видел тоже нечасто, но чаще, чем будущую тёщу — отнеслись к нему с симпатией. Тётя твердила Юнха в каждом монологе, что за таких людей держаться надо.
— А разве не так? — младший кузен изобразил удивление.
— Нет, — ответила Юнха. Её злость разгорелась ярче. — Нет.
— Юнха… — заговорил начальник Ким, но она отвернулась и обратилась к тёте.